На стороне царя - Городников Сергей (книга жизни TXT) 📗
Он тяжело замолчал. Удача не смел прервать борьбы разных сил в душе царя. А тот вдруг продолжил с горечью:
– Бабка нагадала по звёздам. Последний мой сын, ещё не рождённый, тираном станет православному люду. Отдаст Русь Антихристу на века на поругание. – Он истово перекрестился при упоминании проклятого имени. – Как радоваться сыновей рождению теперь? Может, врёт она, старая карга? Может, кто из врагов надоумил? Тех, кто против знаний и умений.– И вздохнул, выдохнул с мукой. – Душе моей тяжко, муторно. А куда денешься от своего креста? – Затем неожиданно деловито сообщил, ради чего позвал. – Стенька Разин шумит на Низу. Знаешь такого?
– Встречал. – Ответ Удачи был уклончивым, так как он не ведал, к чему такой поворот разговора. –Среди донских казаков.
– Врёшь! Пьянствовали вместе, – с отвращением к этому пороку, преувеличивая склонность к нему у стоящего рядом такого же, как он, молодого человека, бросил царь Алексей. – И не отрицай. Когда он в монастырь Соловецкий паломником ходил, полтора года назад, видели тебя с ним за этим безобразием. Поезжай же на Волгу, найди его и уйми. Не вовремя он затеял свои буйства. Меня к тиранству толкать будут, и ему худо придётся. Понял?
Удача молчанием подтвердил, мол, понял.
– Иди! – сказал царь тише. – Молиться буду. И не медли. Поезжай прямо сейчас.
Как будто надорвав остатки духовных сил этим распоряжением своему особому порученцу, он опустился против могилы Грозного на колени, сложил ладони.
– Господи, – зашептал он чуть слышно. – Да минует меня чаша сия.
Стыдясь порыва сострадания к нему, Удача быстро пошёл вон из собора. И вышел между бердышами так скоро, что столкнулся в темноте с закутанным в чёрный плащ стройным мужчиной, видимая часть овала лица которого показалась бледной даже в отсветах соборных свечей. Таинственный незнакомец живо отшатнулся в сторону, и край плаща на мгновение вскинулся, приоткрыл низ чёрного бархатного кафтана с серебряными шнурками. Незнакомец скрылся в темноте, и Удача призадумался, мысленно прикинул, мог ли быть подслушан его разговор с царём? Он слегка вздрогнул от появления за спиной царского духовника.
– Будь осторожен, – почти одними губами предупредил тот, намекая о смертельной опасности, связанной с любым полученным от царя поручением.
Он отвёл Удачу к палатам, где были казённые помещения приказа Стремянного полка. Матвеев и Ртищев о чём?то негромко спорили в комнате полкового головы, и с их появлением разом прервали обсуждение беспокоящего обоих вопроса. Матвеев будто ждал их, сразу достал из тяжелой шкатулки свёрнутую, опечатанную государевой печатью бумагу и за ней другую, сложенную вчетверо. Отведя Удачу в угол близ двери, передал обе из рук в руки и кратко разъяснил и дополнил то, что было сказано царём Алексеем.
– Это твой дорожный пропуск и опечатанное письмо лично для астраханского воеводы, – предупредил он вполголоса. – Слушай внимательно, чтобы на всякий случай знал в подробностях, какое твоё задание. В письме распоряжение царя воеводе Прозоровскому, убедить Разина отстать от разбоя в обмен на почести службы государю. Воевода должен напомнить ему, какую славу заслужил Ермак, когда поклонился службой Ивану Грозному. Предложить сначала стать вторым воеводой в Астрахани, а нет, так в другом городе на Волге, какой люб покажется. Лично Разину скажешь, что он пока не переступил непоправимой черты, но пусть очень побережётся за каждый следующий шаг. – Матвеев прикинул, всё ли высказал, что считал важным. Затем добавил, с угрозой сведя густые брови к переносице. – И передашь воеводе на словах. Головой ответит за неверность исполнения написанного в письме.
Матвеев сам проводил его к выходу из палат.
– Тебя сопроводят за город, – объяснил он, указав на стрелецкого десятника в тёмном кожаном плаще.
Другой, обшитый кожей дорожный плащ и дорожную шляпу десятник принёс в руках, и сразу отдал Удаче.
Частый топот копыт нескольких лошадей прервался, как если бы их согласованно остановили наездники, и вновь подозрительная тишь воцарилась на ночной улице восточного предместья Москвы, вблизи начала Владимирской большой дороги. Крупный пёс за плотным забором внимал этой тишине с недоверием и зарычал, когда рядом промелькнул мимолётным привидением бледнолицый мужчина; потом заворчал и затих. Бледнолицый приблизился к низкому бревенчатому дому, оправил плащ. Там, где он приостановился, раздался его слабый условный стук в оконные ставни, затем нетерпеливо повторился. Ждал он ни дольше минуты. Оконце в калитке приоткрылось, и бледнолицый переместился к нему, протянул стоящему за ним облику человека туго набитый кошель, затем перстень, который успел тускло сверкнуть затянутой рваным облаком луне золотом и изумрудом.
– Тот, о ком мы договорились, вскоре проедет на Владимирскую дорогу, – прошептал он, склоняясь к оконцу, в котором поглотилось и то и другое. – Будет один.
Вопросов не последовало. Оконце закрылось, и бледнолицый поправил на плечах длинный плащ, настороженной улицей заторопился обратно. В переулке его поджидали трое всадников, одетых в серые одеяния. На них тоже были плащи, под которыми топорщилось, выпирало оружие, а один из них придерживал за поводья его вороного аргамака. Он легко поднялся в скрипучее новое седло, и топот опять потревожил ночной покой, но уже переулком, удаляясь от ведущей к большой дороге улицы.
Два всадника, встречи с которыми бледнолицый и его сообщники хотели избежать, в это самое время только выехали из Боровицких ворот Кремля. Они свернули к прибрежной дорожке и поспешили к Зарядью. В Зарядье Удача осадил жеребца у двора Ордин?Нащокина. Когда провожатый остановился и развернул коня, недовольно подъехал, он уже взобрался с седла на высокий забор и тихо предупредил:
– Проститься надо.
Десятник с беспокойством глянул назад.
– Могут опередить, – сказал он с укором, не уточняя, кто и почему.
Однако нигде не было видно ни души, и Удача не пожелал считаться с его доводом, перевалился за забор и спрыгнул к угрожающе заворчавшим собакам. Они подбежали к нему, а признав, важно завиляли хвостами. Выходящие во двор окна дома тёмно отражали бледный лунный свет, безжизненные и равнодушные к внешнему миру. Он посмотрел в окно спальни Дарьи, постоял, прикидывая, а стоит ли тревожить девушку прощаниями, когда он не мог сказать, когда возвратится. Наконец он решил, что это слишком жестоко. Медленно перелез обратно, а, очутившись в седле, обратился к провожатому:
– Наверное, я сейчас совершил ошибку. Большую ошибку. Но обязательства перед женщиной тяжелей испытаний в войне.
Десятника его маловразумительные рассуждения ничуть не тронули, он не скрывал нетерпения и поскакал вперёд, заставив его пришпорить жеребца, погнаться вдогонку. Вскоре растревоженные воспоминания о Дарье, которые когтями скреблись в душе, стали ослабевать. А когда на востоке посерело и за окраинами пригорода стал виден Измайловский монастырь с внушительными очертаниями большого собора, они потускнели от мыслей об опасностях предстоящего долгого путешествия. Здесь Удача должен был расстаться со своим провожатым. Забрав у него обе дорожные сумки, он устроил их на своём седле, после чего стрелецкий десятник без лишних слов развернул лошадь и стегнул её круп. Удача подождал, пока он удалился и исчез за садами, затем тщательно проверил пистолеты. Убедившись, что оба заряжены, вслушался в звуки окрестностей. Ничего подозрительного он не услышал. Сунув пистолеты в чехлы на передней луке, он сдавил ногами бока коня, побуждая его шагом отправиться к Владимирской дороге.
16. Схватка на Владимирской дороге
Сумрак в окружающем смешанном лесу начал рассеиваться. Сквозь прорехи между шапками листвы разнообразных деревьев к наезженной дороге прорывались бледные отсветы зари, невидимой, однако угадываемой далеко впереди, там, куда увлекала большая дорога. Уже вполне осенняя утренняя прохлада студила листья. Но в обшитом кожей шерстяном плаще Удаче было тепло. После бессонной ночи его укачивало, и лесные негромкие звуки не мешали погружаться в дремоту. Со стороны могло показаться, жеребец брёл, как ему больше нравилось, не спеша, а всадник клонился вперёд, к чёрной шелковистой гриве, и голова его свисала к груди вместе с нахлобученной на лоб дорожной шляпой.