Остров мужества - Радзиевская Софья Борисовна (книги бесплатно полные версии txt) 📗
— Лук твой да рукавицы за камнем нашли, как их снегом не занесло, — сказал Алексей и, отвернувшись, вытер лицо рукавицей. — В ущелье на ремнях спускаться решили, думали — смерть свою ты там нашёл.
— Я там был, тять, — с трудом отвечал мальчик. — Чуть из-под снега выкопался. И его тоже выкопал. — Он показал на олешка. А тот смиренно стоял на привязи и не пытался вырваться.
Трое мужчин повернулись к оленю, точно впервые заметили его.
— Добро, — проговорил Фёдор, — свежинка будет.
Но тут Ванюшка опомнился: вырвался от отца и крепко обхватил шею оленя.
— Не дам! — крикнул он задыхаясь. — Олешек меня вывел. Я за него держался!
Фёдор собирался спорить, но Алексей протянул руку и отстранил его.
— Не тронь! — сказал решительно. — Слыхал, что малец говорит? С его мяса не забогатеем. А живой, может, и в пользу станет. Я тебя, Ванюшка, до избы донесу. Небось, все косточки ломит?
— Ломит, тять, — тихо отозвался мальчик. — Руки вот ещё… — Он не договорил. Изба и всё кругом опять закачалось и куда-то исчезло.
— Кушак-то пусти, я твоего спасенника привяжу, — услышал он весёлый голос Степана. — Худа ему не сделаем.
И «спасенник» тихо, точно не видя ничего кругом, дал себя подвести к избушке, лёг и устало опустил на снег рогатую голову.
Солнце высоко уже успело подняться, когда Ванюшка, наконец, пошевелился и открыл глаза. Неужто привидилось?
— Олешек где? — крикнул он и хотел вскочить, да охнул и опять повалился на нары. Это что же такое: боль разошлась по всем косточкам. Уж не поломался ли он? — Олешек…— жалобно повторил Ванюшка, а самому пошевельнуться боязно — вдруг опять боль схватит?
— Жив, жив, твой спасенник, — и над ним наклонилось улыбающееся лицо Степана. — На приколе около избы стоит, за ночь отоспался, ремень разорвать норовит, на волю просится.
— Не надо на волю! — крикнул Ванюшка и проворно сел на нарах. От страха, что олешек может убежать, даже боль словно уменьшилась. — Я за ним сам ходить стану!
— Одевайся, коли так, да иди, думай, чем свою скотину кормить будешь, — сказал Степан, — а мне на берег пройти ненадолго надо, железа сыскать.
Степан ушёл. Ванюшка стиснул зубы от боли, однако вида не подал, сам оделся, подпоясался и вышел из избы. Олень, и правда, уже стоял на ногах, тревожно захрапел Ванюшке навстречу и рванулся в сторону. Но Степан сдержал слово, ремень крепкий, не порвался.
— Не бойся, дурашка, не бойся, — приговаривал Ванюшка и подходил к нему медленно, с протянутой рукой. — Забыл, как мы с тобой из оврага выбирались?
Но олень не желал вспоминать: с диким храпом он всеми четырьмя копытами упирался в снег, откинув рогатую голову, с такой силой, что ремень врезался в шею и вздрагивал, как струна.
— Успокойся, дурашка, — ласково повторил Ванюшка. Он осторожно шагнул ещё ближе и вдруг заметил, что олень его не замечает, смотрит не на него, а на что-то за его спиной.
— Ну ты… — протянул к нему руку Ванюшка и, оглянувшись, осёкся… За его спиной, всего в нескольких шагах, стоял большой медведь. Голову слегка наклонил на бок, глаза медленно переводил то на мальчика, то на оленя, медленно переступал передними лапами, точно утаптывал снег.
Олень опять всхрапнул, натянутый ремень дрогнул в руке Ванюшки.
— Не дам! — крикнул он отчаянно. — Не дам!
Ванюшка выхватил нож из ножен у пояса и ударил по ремню. Ему показалось, что ремень прозвучал как струна. Вихрь снега из-под копыт оленя, взметнулся в воздух, комочки пробарабанили по капюшону Ванюшки и, наверно, долетели до медведя. Потому что он мотанул головой, точно его что-то задело, рассердился и, глухо рявкнув, с неожиданной лёгкостью поднялся на задние лапы.
— Тятя! — только и успел, крикнуть Ванюшка. Ответный крик послышался из дома. Дверь распахнулась, и Фёдор босой, без малицы, с удивительным проворством прыгнул от порога, заслонил собой мальчика и взмахнул рогатиной.
Алексей не поспел за ним. Фёдор не даром смолоду славился знатным медвежатником. Удар пришёлся метко. Медведь зарычал оглушительно и всем телом, налегая на рогатину, повалился в снег, загребая передними лапами. Но Фёдор поскользнулся босой ногой и не успел отскочить. Одна лапа зацепила его, подтащила, и огромная туша, распластавшись, затихла на нём.
Степан отошёл недалеко, прибежал на крик и рычанье. Вдвоём с Алексеем они отвалили медведя, вытащили Фёдора. Он ещё дышал, открыл глаза, но сказать ничего не мог.
— Федя! — выговорил Алексей, стал на колени и низко поклонился ему.
Фёдор молча, с беспокойством, повёл вокруг себя глазами. Степан понял.
— Ванюшка, — позвал он, — подойди скорей, покажись, что ты живой.
Но Ванюшка стоял неподвижно, точно не понял, что случилось.
Кормщик взял его за руку, подвёл.
— Жив он, Федя, — проговорил, — жив твоей милостью.
И тут Фёдор вдруг улыбнулся тихой светлой улыбкой, посмотрел на мальчика, закрыл глаза и больше их не открывал.
Алексей с трудом оторвал от него плачущего Ванюшку.
— Не трожь, — сказал. — За тебя он душу свою отдал, легко ему помирать.
Похоронили Фёдора у моря, в небольшой пещере. Два дня трудились, вход завалили тяжёлыми камнями, чтобы ошкую туда не вздумалось пробраться.
Крепко горевали о нём зимовщики, да и опасались, чтобы Ванюшка от тоски не пошатнулся здоровьем, очень он долго в себя прийти не мог: по ночам плакал, Фёдора звал. Если бы дело к зиме было, может, и не оправился бы. Но шла весна, и постепенно тоска мальчика утихла.
Глава 16
ВСТРЕЧА С НЕРПОЙ
Четвёртую зиму встретили зимовщики на Груманте, она пришла, как и прежние, с туманом, с морозом и буранами, будто солнцу и хорошей погоде не хотелось двигаться, из тёплых стран в такие неприютные места.
Но сегодня день выдался на редкость: на голубом небе ни облачка, снег на солнце так сиял, что зимовщики без деревянных «очков» с прорезями для глаз и не пробовали выглянуть из избы. Кругом, куда ни глянешь, журчит вода, ручьи бегут и по снегу и под снегом. А на солнечной стороне во многих местах уже и земля проглянула, хоть не травой — мохом покрытая, но зимовщики и тому рады: всё не снег и не лёд.
Ванюшка шёл быстро, но вдруг остановился: на бурой земле засветилось что-то ярко-жёлтое. Цветок! Крошечный полярный мак. Пригрелся в хорошо защищённом от ветра местечке и всеми лепестками радуется солнцу. Ванюшка осторожно опустился на колени. Цветок как из чистого золота кованый! Сорвать не решился: завянет без толку. А сюда и другой раз придёшь, на него полюбуешься.
Посмотрел, оглянулся и встал: «Ладно, Степан не видит. Просмеет: „Скажет, за делом пошёл, а на цветок загляделся“. Нет, Степан смеяться не станет, сам всему живому рад. Фёдор, вот бы кто…» Но Ванюшка вдруг в своих мыслях себя перебил, головой махнул. «Да, был… А всё лучше пускай бы жил, не помирал. И под конец-то вовсе не такой был. Жалко Фёдора. Домой возвернёмся, а он один, в чужой земле лежит…»
Ванюшка вздохнул, поправил лук за спиной, колчан у пояса, зорко глянул по сторонам и зашагал дальше. Шёл уверенно к знакомому заливу. Там, зимовщики давно приметили, каждая буря много плавника на отмели выкидывает. Отец наказал поискать — не найдётся ли железа: единственный топор за четыре года сработался и нужно сковать новый.
Дорога по талому снегу вела вдоль берега. Здесь! Ванюшка тяжело перевёл дух, откинул капюшон малицы. Жарко. Ещё бы! Снег весь зёрнами под ногами рассыпается, водой насквозь пропитался. На лыжах идти уже нельзя, а без лыж ноги выше колен в мокрую снеговую кашу проваливаются.
Ванюшка немного постоял ещё, спуск к заливу трудный, очень крутой. Залив сам длинный, глубоко в берег врезался, и скалы вокруг него крутые, прямо из воды растут. Только в самом конце небольшая отмель, и на ней плавника целые груды навалены. Ванюшка подивился: как вода ухитрилась сквозь узкий проход такую уйму протащить?
