Уйти от погони, или Повелитель снов - де ля Фер Клод (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
– Поговорим, – предложила я, усаживаясь от Иегуды напротив. – Раз нам вместе здесь кончать свои жизни, то почему бы не побеседовать накоротке и откровенно. Занятие для жида почти невозможное, я знаю, но можно попытаться. Хотя бы раз в жизни. Больше такой возможности не представится.
– Ты хочешь… со мною умереть? – поразился он.
Ты же знаешь, мы с тобой почти ровесники, – ответила я. – Твой жизненный путь пришел к концу, а мой повторяется – и только. Что я теряю со смертью своей? Ничего. Всего лишь еще лет тридцать-сорок существования в мире, который совсем не похож на тот, которым я помню его много лет назад. Я молода телом, но разумом и душой осталась там, где была молодой по-настоящему. Три сына было у меня – и где они? Отец твой и ты выкрали их у меня с помощью предателей. А теперь даже если я найду их – как признаю за сынов своих, если они выглядят старше матери своей? Я не помню их, они мне чужие. Как передать им сокровища Аламанти, коли всего лишь от рода нашего у них – частичка крови древних колдунов и только? Но что такое кровь в сравнении с годами учебы в подвалах замка нашего? Что значит слово «сын» для Аламанти, которая не объяснила потомку своему законы движения, не убедилась, что он понял их правильно, как делал это отец мой, когда я попала в замок его? Вы выкрали детей у меня, чтобы шантажировать меня ими, не так ли? Ты хотел вот в этом сне схватить меня, пленить, но не уничтожить до тех пор, пока то, что принадлежит моему роду, я не передам одному из ныне преданных ломбардцам моих детей. Ведь это ты так задумал?
Тут я заметила, что туман, которым стал понемногу окутываться Иегуда, прикрыл уже его плечи и достиг бороды. Тогда я схватила Повелителя снов за волосы и резко потянула вверх. Он сразу вырос, стал выше меня, но и оттуда сверху смотрел на меня снизу. Глаза старика были широко открытыми, он молчал.
– Ты хотел сбежать, – сказала я. – И оставить меня здесь. Ибо ты уверен, что я не выберусь из сна. Потому что ты опять струсил. Тебе страшно услышать, что ты опять проиграл. Ломбардскому дому не победить дома Аламанти никогда. Потому что вы всегда были прислужниками нашими, рабами и всегда останетесь ими. Сколько бы сил ни приложили на то, чтобы преодолеть Аламанти.
– Ты умрешь здесь, София… – сказал он без выражения в голосе. – Вместе со мной. Ибо путь наш жизненный пришел к концу…
Хорошо играешь, – улыбнулась я в ответ. – Сейчас ты скажешь, что я, как внешне более молодая, переживу тебя и буду с тоской ждать, пока издохну. А про себя будешь знать, что ты во сне переживешь меня и вернешься в мир реальный после моей смерти здесь, – заметила легкую улыбку на его губах – и поняла, что угадала мысли его. – Ты – лучший мой противник в этой жизни, Иегуда. Жаль только, что ты – такой трус. Тридцать лет ты готовился к битве со мной, а мог бы в течение этих тридцати лет по-настоящему бороться. И глядишь – победил бы…
– Тебя победишь… – с сомнением в голосе произнес он.
– Побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто в себе больше уверен. Ты прожил долгую жизнь, Иегуда, да так и не понял, что мужчина сильнее женщины. Ты и отец твой могли победить меня тогда – тридцать лет тому назад… когда я не знала ничего…
– Ты… не знала? – поразился он.
Изумление его было искренним – и это меня умилило. Нет ничего на свете беззащитней и приятней сердцу женщины, нежели пораженный молнией оторопи мужчина. Ибо в сей краткий миг возвышается она над ним, как гора над бездной, как солнце над землей, и видит не только истинную сущность его, но все его грехи и слабости.
– Сядь на камень, – велела я и приказала здешнему солнцу оказаться в зените, туману исчезнуть, а вместе с ним и рассеяться полоске Мертвого моря, горной линии Синая, рассыпаться до горизонта серому с желтоватым отливом песку, собранному кое-где в кучи-барханы, с одиноким корявым деревцем-саксаулом вдали, на котором застыла, распахнув рот, едва различимая отсюда ящерица-хамелеон под названием агама.
Иегуда шлепнулся задом на единственный здесь, кажущийся оттого нелепым, словно таракан в тарелке супа, камень.
– Ты похож на отца своего, – продолжила я. – Тем, что бежишь с поля боя, если до конца не уверен в победе своей. Твой отец явился в таком же хитоне, с такой же палкой в руках передо мной в моем сне в первый раз неожиданно. Я сразу поверила словам его о том, что он – Повелитель снов, то есть такого рода Бог, каких много было во времена твоих и моих предков, когда один лишь твой народ исповедовал единобожие. И это потрясло меня так, что у твоего отца был шанс победить Аламанти. Он мог в тот час вызнать у меня все про род мой и про тайну нахождения наших сокровищ. Ибо с богами не спорят. Даже Аламанти.
Иегуда застыл, слушая меня.
– Но отец твой, прежний Повелитель снов, пошумел, погремел и… сбежал. А вскоре уже ты решил пленить меня, нагнать полусон и выведать то же самое. Но я победила тебя. Всего один только раз мы сразились – и ты тотчас сбежал из андоррского замка. Как нашкодивший кот.
Он молчал. Сидел на камне, как церковь римская на апостоле Петре, уставив недвижимый взор свой в песок под моими ногами, и молчал. Спина его сгорбилась, руки обвисли. Повелитель снов словно знал заранее все, что я ему скажу.
– Проиграл ты и в этот раз – в третий, – заключила я. – Что значит это, а, Иегуда?
Он с трудом разомкнул губы.
– Я должен… – произнес медленно, едва слышно, – умереть…
– Да, – согласилась я, – ты должен умереть. Чтобы не сказать мне того, что я могу узнать, ибо это – тайна рода твоего.
– Ты… великодушна… – сказал он так же медленно и глухо.
– Да, Иегуда, – согласилась я и на этот раз. – Я – христианка, а ты – иудей. Иудеям не свойственно ни великодушие, ни чувство благодарности вообще, а по отношению к гоям – особенно. Я – гой, а ты – иудей. Я победила тебя – и ты умрешь. Это будет справедливо.
– Но… почему?.. – спросил он, подняв голову и обретая проблеск мысли во взоре. – Почему ты не допрашиваешь меня?
– Во имя милосердия, – улыбнулась я. – Или потому, что гою куда приятней видеть, как иудей убьет себя сам.
Он дернулся, но я сказала:
– Для тебя это – шанс не предать род Мардуха, – и тотчас плечи его вновь обвисли, взгляд стал молящим.
– Ты мне… поможешь? – спросил он с надеждой в голосе.
– Только этим, – ответила я и показала взглядом за спину его.
Там уже выросла аккуратная, соснового дерева, хорошо обтесанная и крепко сбитая П-образная виселица. Под верхней перекладиной болтала на легком пустынном ветру добротная морской пеньки веревка, свернутая в петлю и смазанная жиром. Под петлей располагалась столь же аккуратная, сосновая скамейка.
Иегуда поднялся на ноги, погладил свои ожившие руки. Все это он делал, не отрывая глаз от меня. Потом с усилием во всем теле развернулся, на секунду застыл, увидев свой последний приют, и, бороздя ногами песок, поплелся к виселице.
Он знал теперь, что приговор мой воистину милосерден. Ибо умрет он от удушья, то есть наяву тело его будет найдено без особо заметных следов насильственной смерти. Те, кто не станет осматривать труп Иегуды внимательно, решат, что умер он от старости. Или от разрыва сердца. Или от кровоизлияния в мозг. Люди всегда на ходят объяснения непонятному.
Те же, кто знает, почему Иегуда оказался в летаргическом сне, куда отправился он и с кем решил сразиться, все поймут – но болтать о догадке не станут. Смертью своей он как бы предупредит ломбардцев и иезуитов о том, что я жива, – и уже потому он согласился на подобную смерть.
Впрочем, выбирать ему было не из чего…
Иегуда встал ногами на скамейку и просунул руками голову в петлю, затем уложил веревку аккуратно на плечи.
– София, ты умрешь здесь, – сказал он гордо. – И тело твое выбросят на парижскую свалку. Чтобы растерзали тебя там собаки и вороны.
А ведь этот некогда яркий красавец нравился мне тридцать лет назад. Если бы он не сбежал из замка, я бы сделала его своим любовником. И кто знает, как бы повернулось все…
