Шпионские игры царя Бориса - Асе Ирена (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
– Благодарю вельможного пана за его милость!
После того, как парень принялся за еду, кнедлики кончились очень быстро. Молодой человек извиняющимся тоном пояснил:
– Не ел два дня.
Афанасий Иванович подумал и неожиданно для самого себя решил: «А, живем один раз!». После чего заказал два супа, еще две порции кнедликов и две кружки пива.
Когда молодой человек насытился, Афанасий спросил у него:
– Как тебя зовут?
– Жан.
– Необычное имя.
– Так я не чех и не немец, я француз.
– Француз! Эк, тебя занесло!
– Мой отец был колбасником в городе Марселе. Он мечтал, чтобы я стал лекарем и много зарабатывал. Но денег у нас было немного, и я поехал учиться в университет, но не в парижскую Сорбонну, а в Прагу, где надо было меньше платить за учебу. А учиться медику ведь все равно надо на латыни, что в Сорбонне, что в Праге. Но доучиться я не успел, отец умер, и денег на учебу больше не было. К тому же я, дурак, влюбился в Агнессу.
– Кто такая?
– Важная персона. Служанка графини Эльзы, родственницы самого императора Рудольфа, – последние слова Жан произнес с придыханием. – Как и графиня Эльза, она вдова.
«Так, Эльза вдова. Значит, не врала, правду мне тогда, на балу, сказала. Очень интересно», – подумал посол.
– Поначалу вдовушка Агнесса была податлива, ну, вы понимаете… И когда в Праге начался мор, я, потеряв голову, вместо того, чтобы отправиться домой, в Марсель, поехал за ней в Пльзень. Увы, оказалось, что Агнесса очень любит подарки. Я истратил на нее последние деньги. За медика меня никто не признает, ведь я проучился лишь немногим более года… деньги кончились… Видно, сгину здесь, в этом Пльзене: у нас в Марселе зимой теплее, и на работу меня тут никто не берет. Хотел записаться в ландскнехты, но оказалось, в отряд редко берут новобранца, совсем не владеющего оружием. Пытался стать писарем, так меня чуть не побили: мол, своих хватает.
– А ты здесь на каком языке мог бы писать?
– Так я к изучению языков вообще очень способен. Могу писать не только по-французски, но и по-испански, научил в Марселе сосед-еврей, который в детстве вынужден был с родителями бежать из Испании. Пишу на латыни, в Праге хорошо выучил немецкий. По-чешски тоже говорю, но не пишу, – закончил Жан извиняющимся тоном.
Услышав, что бывшая любовница Жана – служанка графини Эльзы, Афанасий Власьев уже стал посматривать на него заинтересованно, а когда узнал, на скольких языках пишет молодой француз, сделал очевидный вывод: «Он же сам не понимает, сколь ценен!».
Если раньше Власьев собирался просто дать Жану денег, чтобы тот через служанку свел его с графиней Эльзой, то теперь решил взять его к себе на постоянную службу. Сказал, словно жалея:
– Пропадешь ты тут.
Жан признал очевидное:
– Пропаду.
И вздохнул.
– Жаль мне тебя. Ты хоть знаешь, кто я?
– Не ведаю, да видно вы – человек не бедный. Может, приказчик богатого купца?
Послу Власьеву от таких слов пиво не в то горло попало. Долго кашлял… Жан заботливо хлопал его по спине, как будущих медиков учили действовать в подобных случаях в Пражском университете. Наконец, русский дипломат обрел возможность говорить и гордо отчеканил:
– Я – дворянин и посол московского императора при дворе императора Священной Римской империи германской нации Рудольфа II.
– Московского императора? А это где?
Власьев вновь чуть не поперхнулся пивом, но лишь потому, что кружка была уже пуста.
– На Востоке. Огромная империя императора Бориса куда больше Франции или Германии вместе взятых!
Француз с детской непосредственностью спросил:
– Ваша милость, а коли империя так огромна, почему вы вместо гуся едите кнедлики? Ведь посол такой империи должен быть богат.
Власьев на секунду задумался: не говорить же, что подданных у царя Бориса больше, чем денег в казне?
Не моргнув глазом, посол государя всея Руси пояснил собеседнику:
– Кнедлики очень вкусные. Мне нравятся. А гусятину я могу и у себя на родине есть. Скажи: пойдешь ко мне на службу? Куплю тебе тулуп, чтобы не замерз, будешь сыт, стану выдавать талер в месяц. Хоть не пропадешь у меня.
Жалованье было, по чешским представлениям, ничтожным, но для Руси – немалым. Дело в том, что на Руси, где веками возили дань в Орду, золота и серебра осталось немного и теперь оно ценилось куда больше, чем на Западе. На одну серебряную монету в Москве можно было купить в несколько раз больше товара, чем в Чехии. (Оттого, кстати, и приходилось экономить деньги Власьеву во время заграничной поездки). Так что талер в месяц был приличным заработком в Москве, и весьма небольшим в Пльзене. Но Жану выбирать не приходилось:
– Ваша милость, вы меня спасете! – радостно воскликнул француз.
– Жаль мне тебя стало, сказал же. Только вот, что. Извини, Жан, но имя у тебя какое-то непривычное и больно короткое. Давай ты будешь хотя бы Бажан, а еще лучше Божан, – так запомнить легче.
– Мне все равно.
– А как твоя фамилия? Как-как? Слушай, Божан, так язык сломать можно. В общем, будешь ты отныне Божан Иванов.
– Как скажете, ваша милость. А хотите, я покажу вам город?
– А что тут еще смотреть?
– Вы не поняли. В соборе Святого Варфоломея есть служитель. Если дать ему пару пфеннигов, этот Доминик пустит нас на колокольню. А там высота почти сто метров, всё оттуда видно.
Господин посол изволил согласиться и вскоре пожалел об этом, так как путь наверх состоял из 301 ступеньки. Но взобрался он на колокольню и понял, что путь стоил того. Отсюда и в самом деле было видно всё. Императорский замок Радине в 10 километрах от города смотрелся, как на ладони, была четко видна планировка Пльзеня, его на удивление прямые улицы. Самая большая площадь Европы сверху вовсе не казалась огромной. «Ну, удружил Божан, – подумал Власьев. – Отрабатывает свой талер. Конечно, кормить его – дополнительные расходы. Ну, если денег теперь не хватит, продам мой перстень». Перстня с крупным изумрудом, честно говоря, было жаль. Не потому, что красивый, а как память. Пожаловал его Афанасию Власьеву еще покойный ныне царь Федор Иоаннович (естественно, по совету Бориса Годунова) за верную службу. И Афанасий Иванович гордился подарком. Но Божана Иванова посол считал столь ценным приобретением, что готов был ради него отдать перстень. Сказал Жану-Божану:
– А у меня для тебя есть поручение. Вот тебе талер. Купишь подарок Агнессе, встретишься с ней, и пусть она передаст Ее Светлости графине Эльзе, что русский посол ее не забыл и мечтает о встрече.
Слуга посла Федор встретил француза настороженно. На правах холопа верного тихонько сказал по-русски:
– Боярин, а не вражеский шпион ли он? И не обворует ли?
Только рассмеялся после этих слов дипломат. А Божан постоянно доказывал свою полезность. На следующий день сделал господину шикарный подарок: привез к послу графиню Эльзу. Именно привез: к скромному постоялому двору, где жил Афанасий Власьев, подъехала роскошная карета, из нее вышла родственница императора, вся в мехах и в драгоценностях. А на козлах вместо кучера сидел Жан и улыбался.
Афанасий Иванович, несмотря на свой дипломатический опыт, даже подрастерялся: чем угощать столь знатную особу, как с этой европейкой держаться?!
А графиня Эльза повела себя просто. Прошла в номер, велела Жану-Божану затопить печку так, чтобы стало как можно теплее. Похвалила еду: слуга Федор как раз приготовил пирог с рыбой, а француз, оказывается, перед тем, как ехать за графиней, закоптил французские колбасы, не даром же был сыном колбасника.
Графиня поела, попила пльзенского пива, после чего строго велела слугам удалиться и до позднего утра их господина не беспокоить. Куда они денутся, аристократку не волновало. Афанасий только и успел сунуть в руку Федору талер, мол, сиди вместе с Божаном ночью в корчме.
С тревогой посмотрел Афанасий Иванович на платье высокородной вдовы. Оно было совсем не похоже на одежду русских женщин, сколько застежек, шнурков, крючков, пуговиц… Как такую раздеть? Родственница императора однако, знала, зачем приехала. Без лишних слов сама проворно сняла с себя одежду и, уже будучи обнаженной, когда собственно, ничего не требовалось говорить, лукаво призвала:
