Дрожащая скала - Берте (Бертэ) Эли (книги полностью бесплатно txt) 📗
Между тем старому мажордому хорошо было известно, в чем было дело. Туссен, после первого своего объяснения, несколько раз приходил в замок и возобновлял свои предложения и просьбы, но ничего не смог добиться от де Кердрена, прямая душа которого гнушалась всякими изворотами и увертками. Но наружное спокойствие Альфреда, никогда не говорившего о своем отъезде, подавало Конану некоторую надежду. Таким образом, он ничего не ожидал, когда к концу третьего дня перед заходом солнца звонок позвал его в комнату господина.
Конан нашел Альфреда одетым и полностью наготове. В одной руке он держал узелок в давно известном нам платке, в другой – ореховую палку, которую он накануне срезал в соседнем кустарнике.
При виде этих приготовлений, смысл которых был так ясен, Конан побледнел.
– Как, сударь, – пробормотал он, – неужели вы думаете…
– Да, любезный Конан, пора. Я воспользуюсь этим прекрасным вечером и переправлюсь через пролив, потом через Сент-Илек, и постараюсь сделать так, чтобы меня не заметили, по крайней мере, не узнали. Оставляю на твою волю приукрасить мое отсутствие как ты сочтешь нужным. Поручаю тебе также засвидетельствовать мою благодарность за оказанное мне здесь гостеприимство – смотри, не забудь – Туссену или другому кому.
Конан вдруг выпрямился.
– Мы до этого еще не дошли, – начал он. – Так вы, сударь, в самом деле решились отправиться нынешним вечером?
– Решил.
– В таком случае, – с живостью отвечал старик, – я сделаю то, что мне нарочно приказано на этот случай. Потерпите только часок! Через час я принесу вам, может быть, известия, которые переменят ваше решение.
– Куда ты, Конан?
– В Сент-Илек. Вы даете мне слово не оставлять замка до тех пор, пока я не возвращусь?
– Не знаю, должен ли я…
– Один час, один только час!
– Так и быть, я согласен… Но скажи, по крайней мере…
– Ничего – я ничего не могу сказать. Прощайте, сударь, вы обещали мне!
Он вышел, и через минуту во дворе скрипнула калитка.
Оставшись один, Альфред сел у окна и мало-помалу погрузился в глубокое раздумье. Покидая, может быть навсегда, кров своих предков, снова выступая навстречу случайностям жизни, исполненной лишений, трудов и опасностей, он чувствовал настоятельную потребность собраться с мыслями – в последний раз воскресить в памяти счастливые дни своей юности в тех самых местах, где они протекали. Скоро он потерял ощущение реальности. Настала ночь. В комнату чуть-чуть проникал слабый свет луны. Конан мог бы отсутствовать гораздо дольше назначенного срока, и господин его, занятый своими мечтами, вовсе не заметил бы этого. Между тем не прошло и часа, как в коридоре раздался шум поспешных шагов, и Конан отворил дверь. В темноте ему показалось, что комната пуста.
– Вы здесь, сударь? – спросил он с беспокойством.
– Кто тут? Кто зовет меня? – сказал Альфред, вздрогнув.
Он встал, и силуэт его черным контуром обрисовался на беловатом фоне, образуемом луной.
– Это ты, Конан? – продолжал он, испустив продолжительный вздох. – Какие обольстительные образы прогнал ты своим приходом. Могу ли я, наконец, сказать тебе последнее "прости" и пуститься в дорогу?
– Нет, сударь, вы сами обещались Туссену остаться в Локе, если лицо, тайно купившее ваше имущество, покажется вам и оправдает свое вмешательство в ваши дела. Ваши условия приняты, с вами, наконец, согласны увидеться.
– Когда?
– Сию же минуту. Если вам угодно пройти со мной.
– Куда ты поведешь меня?
– На ферму, где будет и месье Туссен с неизвестной особой.
Альфред постоял в нерешительности.
– К чему? – проговорил он медленно. – Я покорился своей участи… я хочу сохранить свою бедность. Впрочем, посмотрим на этого тайного благотворителя, пытавшегося восстановить дом наш из развалин. Я все-таки обязан ему уважением и благодарностью.
Он взял Конана под руку, и оба вышли из замка.
Пройдя большую аллею, они повернули направо и вышли на тропинку, которая должна была привести их на ферму. Эмигрант снова погрузился в свои мечтательные размышления, а старый управитель, напротив, выказывал признаки внутреннего волнения, и чем ближе они подходили, тем заметнее это проявлялось. Иногда он что-то ворчал себе под нос и внезапно останавливался, потом вдруг принимался шагать с необыкновенной поспешностью. Альфред не примечал этих странных выходок своего спутника, однако один раз он спросил у него:
– Не знаешь ли ты чего-нибудь, Конан, о том, кого мы найдем на ферме? Признаюсь, эта тайна начинает затрагивать мое любопытство.
– Я… я ничего не знаю, – отвечал старик глухим голосом.
И молчание уже не прерывалось на протяжении всего дальнейшего пути.
Скоро они вышли из густой тени плантаций, и глазам их предстало чудесное зрелище. Они были на южной оконечности острова; эта часть, ровная и открытая, тянулась вдоль пролива и, будучи защищена от морских ветров, красовалась зеленеющими лугами и роскошными нивами. Сквозь излучины берега виднелась деревушка Лок. Ее тонкая колокольня, крытая соломой, лачужки, в которых изредка мелькали огоньки, и, наконец, маленький порт, где несколько рыбаков тянули свои лодки, испуская пронзительные, мерные крики. Перед путниками возвышалась новая ферма с ее обширными житницами, уютными скотными дворами, белым чистеньким домиком и садом – веселое, оживленное жилище, которое не один из современных нам буржуа предпочел бы мрачному и старому замку. За фермой при свете месяца блестел пролив, а за проливом на тверди, усеянной миллионами звезд, темной линией выступал берег континента.
Пришедшие направились к главным воротам, но перед квадратным двором, посреди которого был расположен жилой дом, Конан остановился еще раз.
– Я не знаю, сударь, что тут может с вами случиться, – сказал он с особенной выразительностью, – только, ради Бога, умоляю вас: не забывайте своего достоинства и своего имени.
Альфред хотел было попросить у него объяснения этой загадочной тираде, но добряк не дал ему на это времени. Он втащил его во двор, где там и сям раздавалось то глухое мычание, то звонкое блеяние. Дойдя до дома, старый слуга поднял щеколду, и они вошли в низкую комнату, где фермер Бернар ужинал с семейством и работниками.
При виде Конана, а особенно Альфреда, все почтительно встали. Бернар, красивый тридцатилетний мужчина с цветущим румяным лицом, проворными и учтивыми манерами, вышел из-за стола им навстречу. Управитель потихоньку сказал ему несколько слов.
– Их еще нет, и я не получал никакого уведомления… Но, если это так, они, верно, скоро будут.
– Хорошо, я подожду, – сказал Альфред.
Через каменное крыльцо он вышел на широкую, обложенную липами террасу, откуда виднелся весь пролив и даже часть Сент-Илека на противоположном берегу, и стал прохаживаться по главной аллее. Конан и фермер остановились на некотором расстоянии, разговаривая между собой.
Погода была великолепная: обыкновенно свежий морской ветер теперь был теплым и благовонным, как дыхание красавицы. Ленивая волна глухо ударяла о берег. Море светилось тем чудным фосфорным светом, который оно излучает иногда в жаркие летние вчера и который одни приписывают электричеству, а другие – бесчисленным светящимся микроскопическим животным. Пролив представлялся огненной рекой. Камни, его загромождавшие, походили на темные шпили в центре белых пенистых кругов. Иногда вдали скользили по воде тяжелые лодки, между тем как дребезжащий голос пел какую-нибудь старинную бретонскую балладу: то были моряки, возвращавшиеся с рыбной ловли и спешившие на берег после утомительных дневных трудов.
Альфред, скрестив на груди руки, напрасно обводил взорами серебряную поверхность вод. Наконец вдали показался какой-то движущийся предмет, по-видимому, направлявшийся прямо к террасе. Еще нельзя было с точностью определить его форму, но светлые брызги указывали на движение весел. Скоро можно было разглядеть маленькую лодку с несколькими людьми. Спереди проворно действовал веслами лодочник, а сзади неподвижно сидели два пассажира.
