Королевское зерцало - Хенриксен Вера (читаем книги .TXT) 📗

Пришел Арнор Скальд Ярлов.

Он прослышал, что она рассказывает Олаву историю жизни Харальда. И ему хотелось бы узнать, о чем она говорит. Возможно, тогда он сложит более удачную песнь о конунге, немного смущенно сказал он.

Эллисив ответила, что ее рассказ о Харальде вряд ли можно переложить на язык скальдов.

Он не понял, что она хотела сказать.

— О воинской доблести Харальда сложено довольно песен, — объяснила Эллисив. — Я видела, как он сражается, и видела, как умирают люди. Но то, что я знаю про него лучше других, не имеет отношения к его ратным подвигам.

Арнор приходил еще несколько раз, и они подолгу беседовали друг с другом.

Он рассказал ей о том, как Торфинн ярл боролся с Рёгнвальдом, сыном своего брата Бруси ярла, за владение Оркнейскими островами. Рёгнвальд был другом конунга Магнуса сына Олава.

От Арнора она узнала о жизни Кальва сына Арни в изгнании на Оркнейских островах. Кальв был приемным отцом Транда священника.

— Кальву всегда не везло, хотя он надежный друг и честен, как никто другой, — сказал Арнор. — Магнус посчитал его своим врагом, потому что Кальв пошел против его отца, и Кальву пришлось покинуть Норвегию. Конечно, он мог бы поладить с Магнусом и вернуть свои норвежские владения, если бы предал Торфинна ярла в ожесточенной битве между ярлами и перешел на сторону Рёгнвальда.

— Но Кальв этого не сделал?

— Нет. Торфинн ярл наверняка проиграл бы эту битву, лишись он поддержки Кальва. Торфинн — свояк Кальву, он был женат на его племяннице. Однако важнее другое — Торфинн оказывал Кальву гостеприимство, когда все другие отказали ему в этом.

Я знаю, Харальд считал, что Кальв предаст его, и это подозрение стоило Кальву жизни. Но я убежден: Харальд заблуждался.

— Раз ты помнишь Кальва, ты, наверное, помнишь, что вместе с ним в изгнании был и Транд священник.

— Да, в молодости Транд был отважным воином, из него мог выйти хороший хёвдинг. Но с ним что-то случилось. Он отправился на остров Иколмкилль, где жили монахи. И после этого стал священником… Я-то всегда считал, что кольчуга ему больше к лицу, чем сутана, — добавил он.

Транд священник тоже наведался к Эллисив.

Посмотрев, как идет у нее работа, он с похвалой отозвался о ней. Но все-таки спросил:

— Как у тебя с Блаженным Августином? Ты поладила с ним?

Он перестал обращаться к ней на «вы», это произошло как-то само собой.

— Мне нравится, как он пишет: понятно и хорошо. В первой книге он говорит о любви к Богу и к ближнему.

Из второй книги я успела переписать совсем немного. Но я все время думаю об этих семи ступенях, по которым человек поднимается, приближаясь к божественной мудрости. Августин говорит, что первая ступень — это страх перед Господом, потом он называет смирение, дальше идут знание и сила веры. И только на пятом месте любовь. Это не вяжется с тем, какое большое значение он придает любви в своей первой книге.

А вообще-то и не вижу противоречий между его учением и той верой, которую мне дали в Гардарики.

— Можно подумать, что ты собиралась стать священником, — заметил Транд.

— Нет, конечно. Просто у меня были хорошие наставники. Иларион рассказывал мне о милосердии Иисуса, учил меня греческой грамоте, он отличался таким смирением и ученостью, что отец поставил его митрополитом на Руси. А Феодосий — если я когда-нибудь и видела святого, так это Феодосий. Он признавал только любовь к Господу и любовь к ближнему. Это он проповедовал людям и сам строго следовал этому.

— Главная заповедь, — сказал Транд священник. — И самая трудная.

Эллисив кивнула.

— Ты веришь, что любовь Господа безгранична? — спросила она.

— В Писании говорится, что Бог и есть любовь, — ответил Транд. Нечаянно у нее с языка сорвалось то, о чем она старалась не думать:

— Значит, я могу надеяться, что Харальд не будет осужден на вечные муки? — И горячо добавила: — Лучше я отправлюсь за ним в преисподнюю, чем без него предстану перед Господом.

Транд священник подождал, пока она справится с волнением.

— Господь всемогущ, — сказал он. — Все в Его воле. Но ты, королева Эллисив, не должна любить человека больше, чем любишь Господа.

— Мои чувства сильнее меня, — призналась Эллисив, собственная горячность удивила ее.

Транд священник нахмурился.

— Я привык, что так говорят о ненависти или о мести, — сказал он. — Но не о великой любви.

Олав тоже пришел к ней, но на этот раз повод у него был не тот, что прежде.

Он привел мальчика по имени Скули, это был сын Тости сына Гудини. У мальчика не осталось никого из родичей.

— Я решил оставить его у себя, — сказал Олав.

— Но ведь ты не знаешь, что ждет тебя самого.

— Это верно. Но место для Скули я всегда найду.

Скули был красивый мальчик и, по-видимому, умный. Только глаза у него были грустные.

Приходил и епископ Торольв.

Ему нечего было сказать ей. Но, видно, он испытал облегчение, обнаружив, что в поварне не так скверно, как он предполагал.

И все-таки Эллисив чувствовала себя одинокой, душа ее была за семью замками.

Казалось, она стряхивала с себя оцепенение и оживала, только когда рядом был Олав и она рассказывала ему о своем прошлом.

Минуло Рождество.

Его отпраздновали как положено — отслужили мессы в церкви, ярлы и епископ устроили застолье.

На Рождество Эллисив показали человека, который завоевал расположение Ауд. Эллисив не могла понять, чем он сумел пленить Ауд, ясно только, что не наружностью. Ауд все дни пропадала с Ингигерд на усадьбе ярлов.

Было холодно, несколько раз по утрам землю покрывал иней. Однажды повалил снег, он пролежал всего одну ночь, погода изменилась.

Олав не показывался, и Эллисив тосковала.

Она была уверена, что он придет снова, не случайно он приводил к ней Скули. Возможно, ему просто требовалось время, чтобы свыкнуться с мыслью, что стяг Опустошитель Стран вышивала она.

В эти дни Эллисив стала чаще покидать поварню.

Она могла подолгу стоять и смотреть, как во время прилива солнце играет в водяной пыли и на камнях в проливе сверкает иней. Будто зачарованная, Эллисив смотрела, как туман превращает привычный пейзаж в сказочную страну.

Но мир все равно оставался для нее чужим, она была не в ладу с Господом и его творением.

Олав пришел после праздника Богоявления [29].

— Наконец-то праздничные дни миновали, теперь будет поспокойнее, — сказал он.

— Только не говори мне, что ты не приходил из-за праздников.

Олав засмеялся.

— А часть правды тебя не устраивает?

— Нет.

— Мне нужно было переварить то, что я узнал во время нашей последней встречи о Святославе и о твоей любви к ратным делам. После битвы у Станфордского моста мне легко и подавиться таким куском.

— Я пыталась отговорить Харальда от похода в Англию, — сказала Эллисив. — И все-таки вина за его гибель лежит на мне.

— Что ты имеешь в виду?

Она не ответила.

— Ты завела обыкновение не отвечать на мои вопросы, — заметил Олав. — В прошлый раз не ответила мне, какое зло причинил отец моей матери.

— Со временем ты, возможно, получишь ответ на все вопросы.

— Тогда скорее рассказывай дальше.

И Эллисив начала рассказывать.

Я стояла на палубе и глядела, как последние очертания земли уплывают за горизонт. Наверное, так себя чувствует ребенок, которого мать оставила среди чужих.

Ты, Олав, вряд ли поймешь это чувство. Тебе море знакомо с младенчества. А для меня оно, не имеющее начала и конца, колышущееся под нами, таящее чудищ в своих глубинах, было живым существом.