Парламент Её Величества - Шалашов Евгений Васильевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

– Пистолет-то разряженный! – обратил он внимание Михайлы, на что тот отмахнулся:

– Так я же его вчера и разрядил. И пыж вытащил, и пулю. А порох в печку кинул. Зачем заряженную пистолю дома держать? Мы ружья свои лишь на промысле заряжаем, а как возвращаемся, старший артельщик всегда проверяет – не забыл ли кто. Всяко может случиться.

– Правильно сделал, – кивнул Татищев. – Раз в год, говорят, даже палка стреляет. Но коли с оружием были, так чего ж не стреляли? Хотя, – сам же и ответил на вопрос, – если ждали долго, мог у них порох на полке вымокнуть. Да и несподручно дворовым людям стрелять. А убить меня хотели за то, что хочу я в Российской империи справедливый порядок установить. Чтобы все по закону было да по справедливости. Чтобы царь совета у людей спрашивал.

– Это правильно, – одобрил Михайло. – Пращур мой, Матвей Дорофеевич, от поморов в Земском соборе заседал, при Михайле Федоровиче. Нужно, чтобы цари с народом советовались. У нас, в Поморье, помещиков нет. Все дела сами решаем, общиной! И старших почитаем. Но и старшие к младшим прислушиваться должны. Царь должен править, яко отец родной, но и сынов своих слушать.

Татищев слегка поморщился. Рассказывать парню из простонародья о тонкостях его проекта ему не хотелось. Да, умный этот Михайло. С таким-то умом он далеко пойдет! Но – всё это будет потом, когда вступит вьюноша на первую ступень Табели о рангах, пройдет по ней хотя бы до коллежского асессора, а покамест он всего лишь сын рыбацкий. Но это покамест. А вот отпускать этого парня от себя никак нельзя. Татищев умел отличать толковых людей от всех прочих. Ежели он не ошибся (а он не ошибся!), то этому парню цены не будет!

– На, держи, – протянул Василий Никитич пистолет помору, – считай, что трофей твой.

– А на что он мне? – пожал парень плечами. – На медведя ходить? Все медведи ржать станут.

– Продашь кому. Он ведь рублей тридцать стоит, не меньше, – штук пять книг можешь купить.

– Ага, – усмехнулся Михайло. – Эдак приношу я его в лавку, а хозяин за караульными – где, мол, сукин кот, пистолет дорогой раздобыл? Не докажешь же, что не украл.

– Тоже верно, – кивнул Татищев. – Ну, тогда, Михайло, я сам его у тебя куплю.

Василий Никитич встал, вытащил из укладки увесистый мешок с рублями и положил перед парнем.

– Пятьдесят рублей тут. Хватит?

Михайло взял мешочек, весивший добрых три фунта [32], усмехнулся.

– Ты же сказал, что пистоль только тридцать стоит. Откуда еще двадцать?

Василий Никитич сел на место и внимательно посмотрел на помора.

– Вишь, какое дело, Михайло, – начал он говорить, осторожно подбирая слова. – Ты мне жизнь вчера спас. Погодь, не вспыхивай, – поднял Татищев ладонь, предупреждая вспышку гнева, – знаю, что ты мне скажешь – мол, не за деньги старался. Но ты и меня пойми. Не могу я так вот, без какого-то отдарка. В ножки бы тебе поклонился, так спина болит, не согнусь. Коли бы мы с тобой на войне были, тут дело иное – сегодня ты меня спас, а завтра я тебя. Рубли бери, не выеживайся. На службу бы тебя взял. Я же советник Берг-коллегии, как-никак, да член Монетной конторы. Нам бы порядок на монетных дворах навести. Читал Посошкова-то, знаешь, что без хороших денег никакая торговля невозможна? Парень ты умный. Мне такие нужны. Пойдешь ко мне? Обещаю – коллежского регистратора тебе хоть завтра присвою, без всяких экзаменов. Своею властью могу тебя личным дворянином сделать. Ну, если выше, тут уж приказ президента Коллегии нужен. В Холмогоры твои или – куда там? – письмо отпишем, так, мол, и так. А учиться… Ну, послужишь лет пять-шесть, отправим тебя куда-нибудь во Францию али в Голландию. А может, еще раньше, тут уж не все от меня зависит. Но – похлопочу перед государыней.

– А как академия? Где мне латынь-то учить? – слабо возразил Михайло.

– Академия… – призадумался Татищев. – Там вроде бы учеба-то лишь до полудня. На казенном коште учиться, с хлеба на квас? А потом до вечера собак гонять? С учителями порешаю, чтобы тебя пораньше отпускали. С утра учиться будешь, а потом со мной работать. А еще… – хитро посмотрел действительный статский советник на вьюношу, – у меня библиотека – одна из наилучших в Москве, целую горницу занимает. Ну, разве что у Брюса, учителя моего, получше. Так Яков Вилимович в отставке сейчас, в сорока верстах живет. Будет оказия – представлю тебя. Будешь сюда приходить, книги читать.

– Яков Вилимович? Тот самый, который календарь написал? – вытаращил парень глаза. – Эх, – вытащил Михайло из-за кушака свою шапку и кинул ее об пол. – Согласен!

Глава шестая

Гвардейцы с большой дороги

Март 1730 г. Где-то на дороге

Зря говорят, что немцы – жуткие экономы. А коли еще проще – то жмоты! Мол, коли родной брат пообедал у сестры, та ему счет выставит – и за то, сколько съел, и за стирку салфеток с мойкой посуды.

Барон Остерман, опровергая сие мнение, имел щедрый нрав и открытый дом, с хорошей кухней. Ему ничего не стоило потратить сто рублей на шекснинскую стерлядь и тыщу – на редкостные вина. Его супруга – кругленькая как шарик, прижимистая Марфа Ивановна, урожденная Стрешнева, частенько вздыхала и выговаривала любимому мужу за лишние траты, но все кончалось лишь взаимными поцелуями.

Андрей Иванович Остерман, умница и душа всех компаний, был изрядной неряхой. Месяцами ходил в одном и том же кафтане, а рубашки не менял неделями. Парик на голове превратился в воронье гнездо – им бы лучше сапоги чистить. Поперву друзья-знакомые укоряли Марфу Ивановну, что плохо за мужем следит, но скоро бросили – супруга сама не отличалась опрятностью. Волосы чесала неохотно, платья носила без ромбонов.

Под стать чете был и дом. Слуги, не получавшие должного догляда, полы мыли лишь после большой порки, столы были липкими от пролитого вина, дорогие хрустальные рюмки захватаны грязными руками до черноты, а нечищеная серебряная посуда более походила на оловянную.

Зато супруги Остерманы были счастливы вместе. И детки, слава богу, рождались исправно, и государи с государынями их жаловали.

Марфа Ивановна любила своего мужа до самозабвения. Даром что разница в возрасте была у них больше десяти лет, а по линии прабабки Стрешневы приходились родней самому Петру Алексеевичу – не пара иноземному выскочке, а вот поди ж ты.

Андрей Иванович, занятый на службе допоздна, приезжал домой, когда пол-Москвы укладывалась спать, а вторая половина уже спала. Но как только барон переступал порог, все окна сразу же озарялись светом, прислуга суетилась, вытаскивая из кухни яства, а из погребов лучшее французское вино. Повода, чтобы устраивать пир, нужды не было. Каждый из знакомцев, завидя светящиеся окна, мог заехать к барону запросто, без церемоний. Ради возможности попить-поесть на дармовщинку, до коего падки не токмо люди низкие, но и самые высшие, можно было простить и некоторые неудобства. Барон был всегда готов встречать гостей и пировать с ними до самого утра. Сам пил немного, но не мешал гостям упиться досыта. Тем паче, подвыпившие гости делились секретами куда охотнее, нежели трезвые. Когда Андрей Иванович спал, ведала лишь супруга.

Вот и нонеча к барону на огонек, окромя других прочих, заглянули Борис Григорьевич Юсупов и Салтыков. Не тот Салтыков, что командует Преображенским полком (двоюродник государыни), а тот, что ее родной дядюшка. Люди мало что не последние, но очень даже важные. Наиважнейшие! Юсупов – кабинет-министр, а Василий Федорович, мало того, что ближайший родич государыни, стал на днях генерал-губернатором московским.

После приезда Юсупова и Салтыкова всякая мелюзга, вроде генералов и сенаторов, начала потихоньку разбредаться. Чувствовали, что сильным мира сего надобно переговорить без лишних ушей.

– Как там Василь Лукич со всеми прочими поживают? – поинтересовался Остерман, хитренько посмотрев на Салтыкова.

– Василь Лукич барахло пакует, в деревню ехать готовится, а про остальных и прочих даже не знаю, – пожал плечами дядя государыни.