Медный гусь - Немец Евгений (книги онлайн .TXT) 📗
Вор справа рост имел средний, но в плечах разбойничьему атаману не уступал. Смотрел исподлобья, угрюмо, как бугай, приготовившийся вышибить лбом ворота.
Из-за спины Ерофея выскочил и пристроился по правую руку от Яшки третий разбойничек. Этот был мелок, жидковолос и вертляв, как хорек. Стоял пританцовывая, нож меж пальцев крутил. Глядя на Ерофея, скалился, как цепной пес, и, казалось, чтобы броситься на стрельца и всадить ему клинок между ребер, вору не хватало только хозяйского «ату». У него и черты лица были мелкие, подленькие, богопротивные. Тонкие губы кривились то так, то эдак, открывая неровный ряд зубов, а маленькие глазки пылали радостью предстоящей расправы.
У всех за плечами висело по мушкету, а у атамана сразу два. На поясах рожки-пороховницы, сумки с пыжами и пулями и по запасному пистолю. Вооружились воры похлеще казаков-гвардейцев.
Так они втроем перед Ерофеем и стояли: «хорек», «волчара» и «бугай».
– Остальные где? – спросил Ерофея чернобородый.
– Должно быть, ты Яков по прозвищу Висельник, – отозвался Ерофей. Говорил стрелец спокойно, страха не выказывая.
– Я спрашиваю, где остальные? – с нажимом повторил разбойничий атаман.
– Один я тут, – отозвался Брюква.
Яшка сделал шаг к стрельцу и резко уткнул раструб пистоля ему в лоб, так, что голова Ерофея откинулась и он стукнулся затылком о сосновый ствол.
– С самого Тобольска в одиночку струг вел? – атаман кивнул на реку, туда, где стояло пришвартованное судно, на мачте которого покачивался стяг Тобольского гарнизона. – Не по заду седалище.
– Дай я ему язык за брехню отрежу! – взвизгнул «хорек», но Яшка на него даже не оглянулся.
– Дюжина нас, – спокойно соврал Брюква, прикидывая, что можно рассказать, а что требуется держать в секрете. – Остальные за вогулами вверх по реке ушли.
Яшка пистоль ото лба Ерофея убрал, на шаг отступил, оценивая слова стрельца.
– Почто вам вогулы? – спросил атаман.
– А я говорил, говорил, что вогулы скарб намылились прятать! – снова взвился «хорек».
– Пасть заткни, – не повышая голос, остудил его разбойничий атаман и вопрос стрельцу повторил.
– Приказ у нас шайтана вогульского добыть, – ответил Брюква.
– Неужто Золотую бабу? – удивился «бугай», до этого не проронивший ни слова. Голос у него был низкий, хриплый.
– Ну теперь ясно, отчего вогулы осатанели! – выпалил «хорек». – Мы им Золотую бабу схоронить помешали! В ней же два пуда чистого золота!
Яшка резко повернулся и отвесил «хорьку» оплеуху с такой скоростью, будто из пистоля пальнул.
– Я ж сказал, хлебало замажь, – сквозь зубы процедил атаман болтливому вору. – Я с человеком разговор держу.
«Хорек» утерся и руку ладонью вперед выставил, дескать, все, молчу.
– Что за шайтан? – Яшка снова повернулся к Ерофею.
– Медный гусь.
– Точно? Почто тобольскому воеводе Медный гусь?
– О том не спрашивай, – Ерофей пожал плечами. – Мы люди простые, подневольные, князья нам свои соображения не доверяют.
– Ладно, нам и этого впору, – согласился атаман. – А теперь мы тебя ласково порежем. Товарища нашего вы порешили, струг мой к рукам прибрали. А знаешь ты, что человекоубийство – грех? И что чужое брать – не хорошо?
«Бугай» оскалился, улыбнулся, наверное. Губы «хорька» заплясали, лицо в гримасах закорчилось – вор готов был расхохотаться, но сдерживал себя.
– Вашего караульного медведь задрал, – ответил Ерофей, косясь меж воров на заваленный ветками струг. Там за листвой он уловил движение, вернул взгляд на Яшку, невозмутимо продолжил: – Мы его как христианина похоронили, и ты нам за это в пояс поклониться должен.
– А сучара-то с гонором! – не удержался «хорек».
– Что-то ты и взаправду храбр непомерно, – согласился с «хорьком» Яшка, наводя на Ерофея пистоль, но в следующее мгновение вдруг рявкнул: – Тихо!
И замер, прислушиваясь. Тайга поскрипывала стволами, что-то по-старчески невнятно бормотал Ендырь, процеживая воду сквозь гребенки поваленных в реку елей, да где-то тоненько крякала кедровка. Но Яшка не сомневался – мгновение назад он услыхал чирк огнива. Атаман бросил взгляд на стрельца, Ерофей смотрел ему в лицо и улыбался, словно издевался, и это тревожило Яшку не меньше, чем услышанный звук. И еще затылком почуял вор чей-то взгляд, как чувствует его лось, когда из засады за ним наблюдают волки. Атаман резко оглянулся.
С кормы воровского струга сквозь листья и ветви торчал короткий ствол пушки-фальконета, и черное дупло чугунной трубы целилось атаману в грудь. Яшка, как подкошенный, рухнул на землю, и тут же бабахнула пушка. Стоявшего за атаманом «хорька» снесло. Заряд картечи отбросил незадачливого вора метров на пять и припечатал к стволу того самого кедра, где накануне нашел свою смерть караульный разбойников. Руку, в которой «хорек» держал фузею Брюквы, оторвало, грудину разворошило черно-красным месивом. Гнилозубый вор стоял еще несколько мгновений, глядя перед собой остекленевшим взором, а ему на голову и плечи сыпались сухие ветки, шишки и хвоя встрепенувшегося от выстрела кедра; затем съехал по стволу и, по-гусиному запрокинув голову, замер.
Но никто за кончиной «хорька» не наблюдали. Как только шарахнула пушка, Яшка пальнул наудачу в корму своего струга, пистоль бросил, резво отпрыгнул в сторону и, кувыркаясь, скрылся в кустах. Стрелец Брюква тоже не мешкал, он кинулся к своему мушкету, но ему вдогонку грянул выстрел. Пуля ударила Ерофею в плечо, он споткнулся и упал грудью на свою фузею. Не замечая боли, схватил мушкет, перекатился на спину, отдирая от ствола руку «хорька» и, почти не целясь, выстрелил в «бугая»; тот уже бросил пистоль и доставал запасной. А следом грохнул еще один выстрел, это Демьян Перегода стрелял из мушкета с кормы воровского струга. Пуля Ерофея Брюквы попала вору в живот, и он бы успел пальнуть в стрельца, но заряд Демьяновского ружья взорвал вору голову. Перегода спрыгнул со струга и кинулся к убитому разбойнику, сорвал с его плеча заряженный мушкет, спрятался за сосной.
– Ерофей, перезаряжай, я крою! – крикнул он стрельцу.
– Добро! – отозвался Брюква, но тут его плечо обожгла резкая боль, так что он и пошевелить рукой не мог. – Зацепило меня, рука не слушается!
– Бери у вора мушкет!
Ерофей перевернулся на живот и пополз к скрюченному под кедром «хорьку». Кое-как стащил с него ружье, отполз за соседнее дерево, замер, переводя дыхание.
– Я за Яшкой, – предупредил Перегода и побежал от дерева к дереву на запад, вдоль реки, туда, где скрылся проворный атаман.
Яшка в просвете деревьев мелькнул только раз, казак выстрелил, но не достал. Далеко гнать вора было нельзя, у струга оставался раненый стрелец, да и за суднами надо было присматривать. Перегода минут пятнадцать еще бегал по лесу, потом плюнул и повернул обратно. И на этот раз Яшка вывернулся.
И тут шарахнула пушка. Ендырь сочно чавкнул, будто скалу проглотил. Перегода бросился к стругам. Он думал, что это Яшка, запутав след, вернулся к своему судну и теперь палит из фальконета, хотя пороха в его роге едва хватило бы на один залп. За тридцать метров от струга казак спрятался за елью и осторожно выглянул. На корме воровского судна, наспех расчищенного от веток, два вогула суетились подле пушки. Ствол был направлен на реку. Струг Тобольского гарнизона завалился на левый борт, с носа на корму тяжело покачивался. В левом борту зияла пробоина, наполовину погруженная в воду. Вогулы топили судно.
Перегода вскинул мушкет и выстрелил в канонира. Вогул дернулся и упал, второй пригнулся, схватил ружье. Прогремело два выстрела, пули поцеловали ель, но Демьян не обращал на них внимания. Укрывшись за толстым стволом, он спешно перезаряжал ружье. Но зарядить его так и не успел. Перед казаком вдруг появились три вогула, словно из-под земли встали. Высокие, как один рослые, с широкими скулами и голыми треугольными подбородками, с нависшими бровями, широкими носами и черными щелями глаз, они походили на идолов, которых рубил на кумирнях пресвитер. У вогулов и выражение лиц было такое же – спокойное и сосредоточенное, будто они на звериный промысел вышли, а не на войну. Все были одеты в коричневые кожаные рубахи, расшитые по отворотам рукавов красно-белыми узорами. На ногах – штаны из ровдуги и высокие, до колен, рыжие пимы. Черные, как уголь, волосы были собраны в косы и переплетены лентами на концах. Косы свисали со лба, как гадючьи хвосты, доставая концами до груди, елозя по медным бляхам. У каждого вогула была своя отличительная тамга, у правого с волком, у левого с куницей, а у среднего на тамге красовался токующий глухарь. На пестро-узорчатых поясах болтались ножны, из-за спины виднелись лезвия и рукояти небольших боевых топоров. Вогул-«глухарь» имел мушкет и теперь навел его на казака, двое других держали в руках ножи, а за плечами у них висели луки и торчали колчаны со стрелами. Перегода вскочил, хватаясь за рукоять сабли, вогул-«куница» прыгнул на него, целясь ножом казаку в грудь. Демьян от удара увернулся, но зацепился ногой за корень, рухнул на землю, потеряв шапку. Вогул-«куница» уже присел для следующего прыжка, но вдруг замер, уставившись на лысину Перегоды, потом распрямился, отступил на шаг и что-то сказал товарищам. Вогул-«глухарь», тот, что был при мушкете, подошел ближе, не выпуская казака из прицела, остановился, рассматривая лысую голову Перегоды. Остальные тем временем изъяли у Демьяна ружье и саблю, сорвали берендейку с пороховой натруской и сумкой с пулями, отошли.
