Пещеры Красной реки - Сенак Клад (читать хорошую книгу TXT) 📗
Он выпустил ветку и отступил под сень деревьев, стискивая голову руками. Он не хотел, не мог больше слышать истошного визга избиваемого волчонка. Сделав несколько шагов назад, Нум споткнулся об узловатый корень и упал. Он лежал без сил на холодной, мокрой земле, вытянувшись вдоль толстого, похожего на огромную змею, древесного корня и прижавшись щекой к шершавой влажной коре. Дерево все время еле уловимо вибрировало у самого его виска и, казалось, старалось передать мальчику хоть часть той стойкости и упорства, с каким оно боролось за свое право на жизнь, вцепившись корнями в прибрежные скалы у края бездны, ежеминутно готовой поглотить его…
Думая об этом, Нум вдруг устыдился своего малодушия, и мужество вернулось к нему. Он медленно поднялся на ноги и пробормотал:
— Я здесь, Як! Я здесь!
Отойдя от водопада, Нум осторожно спустился с обрыва и под прикрытием наступившей темноты подкрался к ольховой рощице. Костер на берегу догорал, бросая вокруг красноватые отсветы пламени. Плот уже был спущен на воду и загружен тюками. Большие Ступни, видимо предпочитали ночевать не на суше, а посреди реки, где чувствовали себя в полной безопасности от ночных хищников. Они уже успели заснуть. Даже не сочли нужным выставить дозорного.
Нум продвигался медленно, вытянув вперед руки, чтобы не налететь впотьмах на дерево. Он совершенно не представлял себе местности и почти ничего не видел в густой тени деревьев, во мраке безлунной ночи. Пальцы Мальчика ощупывали шершавые стволы деревьев, то и дело натыкаясь на острые сучки и колючки. Изодранные в кровь босые ступни горели огнем. Он слышал, как из-под ног с легким шорохом разбегаются какие-то зверьки, иногда касаясь на ходу его обнаженных икр. Дрожь пробегала по телу Нума всякий раз, когда он ощущал эти леденящие душу прикосновения. Стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от неожиданности, он продолжал идти вперед в кромешной тьме.
Время от времени Нум останавливался и тихонько звал:
— Як! Як! Где ты?
Порой на опушке рощи заунывно вскрикивала ночная птица; откуда-то издалека доносился зловещий хохот гиен; лягушки громко квакали в соседнем болоте. Но Як не отзывался.
Нум с отчаянием подумал, что Як, вероятно, не выдержал зверской расправы и погиб. Утратив уже всякую надежду, он машинально шел вперед, и вдруг его правая нога наткнулась в темноте на что-то теплое и мягкое, чуть дрогнувшее от его прикосновения.
Нум бросился на колени и судорожно запустил пальцы в густую шерсть. Да, это был Як! И он был жив! Но что сделали с ним негодяи! Все тело волчонка было исполосовано ударами, шерсть на спине и боках слиплась от крови, а кое-где была вырвана и висела клочьями. Почувствовав руку Нума, лихорадочно ощупывавшую его тело, волчонок глухо застонал. Нум провел пальцами по морде Яка и обнаружил, что челюсти волчонка плотно стянуты сыромятным ремнем. Подсунув под ремень острый каменный топорик, Нум не без труда перерезал его и, приподняв израненную голову маленького волка, крепко прижал ее к своей груди. Со слабым счастливым визгом Як облизал горячим языком лицо своего спасителя. У Нума вдруг запершило в горле, и не в силах долее сдерживаться, он заплакал навзрыд, продолжая прижимать к себе мохнатую голову друга. Но тут же он спохватился, что надо уходить, и как можно скорее! Нум осторожно опустил голову Яка на землю, перерезал ремни, которыми были связаны его лапы, и шепотом приказал волчонку смирно дожидаться его возвращения. Як, казалось, понял слова хозяина. Он послушно улегся на бок и принялся зализывать раны.
А Нум направился к реке, дошел до края галечной отмели и, придерживая у пояса кремневый топорик, вошел в воду. План мести возник в его голове сразу, как только он обнаружил, что Большие Ступни расположились на ночлег посредине реки.
Войдя в воду, Нум бесшумно добрался до гранитного валуна, к которому был привязан плот, и нащупал прочный, искусно сплетенный из кожаных ремней канат. Большие Ступни спали крепко. И мальчик беззвучно рассмеялся в темноте, представив какое безрадостное пробуждение ожидает трусливых похитителей Яка.
Нум отдохнул немного, прислонившись к скользкому валуну, затем вынул из-за пояса топорик и начал тихонько перепиливать лезвием кожаный канат. Это был тот самый канат, который Гоур выменял у Абахо на маленький мешочек с морской солью. Канат был сделан прочно, на совесть; пропитавшая кожу вода делала его еще прочнее, а лезвие топорика уже изрядно затупилось, пока Нум разрезал им путы, связывавшие Яка. Трижды Нум прерывал работу, чтобы перевести дыхание и удостовериться, что Большие Ступни по-прежнему безмятежно спят.
Наконец последний ремешок в канате поддался судорожным усилиям мальчика. Нум выпустил из рук конец каната, и плот заскользил вниз по течению Красной Реки: сначала медленно, потом все быстрее и быстрее и через минуту исчез в темноте.
Нум подождал еще немного, жадно прислушиваясь. Внезапно тишину ночи огласили громкие отчаянные крики. Большие Ступни очнулись наконец от своего блаженного сна, очнулись на стремнине реки, увлекаемые ее бурным течением в кромешную тьму осенней ночи, не понимая спросонок, что же такое случилось с ними, но предчувствуя, чем может закончиться это неожиданное ночное плавание.
Нум расхохотался во все горло и крикнул вслед стремительно уплывающему плоту:
— Это я, Нум! Это я перерезал канат! Я, Нум из племени Мадаев, хозяин Яка!
Он выбрался на берег и направился в ольховую рощицу, продолжая смеяться от всего сердца над шуткой, которую он сыграл с мучителями своего четвероногого друга.
Як встретил мальчика изъявлениями самой бурной радости. Он уже оправился настолько, что мог держаться на ногах и потихоньку следовать за хозяином.
Целых четыре дня шли они вверх по течению Красной реки, питаясь ягодами и сырой рыбой. Когда же, на исходе четвертого дня, вдали возникли очертания скалистой гряды, крик изумления и восторга вырвался из груди Нума. Он увидел, что Мадаи возвратились наконец в свои родные пещеры.
Глава 13. ВОЗВРАЩЕНИЕ МАДАЕВ
Нум понял, что Мадаи вернулись задолго до того, как они с Яком добрались до родного становища.
Поднявшись на вершину одного из холмов, господствовавших над долиной Красной Реки с юга, он увидел высокий столб дыма, медленно поднимавшийся к вечернему небу.
Сначала Нум решил, что это Абахо зажег перед пещерой большой огонь, чтобы ему с Яком не пришлось плутать в темноте. Потом с замиранием сердца подумал, что загорелся запас хвороста и дров, заготовленный на зиму. Но нет, этот огонь не был похож на пожар. Светлый дым уходил широкой струей прямо в небо, а через определенные промежутки времени вдруг начинал валить густыми клубами, как это бывает, когда в огонь подбрасывают большие охапки хвороста. Мудрый Старец не смог бы разжечь один такой громадный костер. А при пожаре огонь горит ровным пламенем, пока не уничтожит до конца все запасенное топливо…
Нум стоял на вершине холма, прижимая руки к бурно бьющемуся сердцу. Як воспользовался остановкой, чтобы растянуться у ног хозяина. Он совершенно выбился из сил за время пути; раны его еще не закрылись и причиняли волчонку жестокие страдания. Он лежал, свесив язык между острыми белыми клыками, привалившись к ногам Нума. Отдышавшись, Як принялся зализывать раны, не проявляя никакого интереса к столбу серого дыма, производившему такое впечатление на его молодого хозяина. Для Яка Мадаи попросту не существовали. Правда, Нум часто рассказывал своему мохнатому приятелю об отце, о Мамме, о близнецах Тхоре и Уре и, конечно же, о маленькой Цилле, о том, как недостает ему подчас веселого смеха девочки, ее милого голоса и ясных глаз. Но — увы! — хотя волчонок и понимал теперь многие отдельные слова человеческой речи, рассказы Нума были для него лишь пустым звуком. Як знал только двух людей: Абахо и Нума, которым он доверял и которых любил, да еще Гоура с его подчиненными, вызывавшими в сердце молодого волка страх и лютую ненависть.
