Черный Лебедь - Sabatini Rafael (читать книги бесплатно .TXT) 📗
— Моя дорогая! Всякий мужчина, если б он любил вас так, как я, испытывал бы те же чувства.
Девушка смотрела на него чистыми умоляющими глазами:
— Дорогой Барт! Теперь я понимаю… Мне бы следовало понять это раньше.
Майор, не выпускавший все это время руку девушки, нежно погладил ее. Потом он мягко привлек мисс Присциллу к себе — девушка не сопротивлялась.
— Неужели вы думаете, я способен держать себя в руках, когда женщине, которую я люблю, угрожает опасность?
Майор говорил приглушенным, но исполненным страсти голосом. Вдруг мисс Присцилла почувствовала, как в жилах у нее застыла кровь, дыхание ее участилось, лицо побледнело, а в глазах — еще мгновение назад таких нежных — мелькнула тревога.
— Вы что говорите, Барт?
Пытаясь высвободить свою правую руку, ока легонько оттолкнула его левой.
— Неужели вы намереваетесь… — на какой-то миг она осеклась, — ухаживать за мной?
Потрясенный ее словами, майор воздел руки к небу:
— Дорогая Присцилла! — в недоумении взмолился он.
— О! Как же вы осмелились? В такой-то момент?..
Майор, видимо, понял свою ошибку и приумолк… Да, момент и правда неподходящий! Выходит, он не рассчитал… Прилив еще не достиг высшей точки… Он спугнул его. Ему ничего не оставалось, как отступить и ждать более благоприятной минуты, чтобы вновь пойти в наступление.
— В такой момент! — повторил он за ней, словно эхо. — Но клянусь жизнью! — спохватился он. — Именно этот тягостный момент разбудил во мне нежность, страстное желание доказать, что рядом с вами есть человек, готовый, как я вам уже говорил, отдать за вас свою жизнь. Однако, кроме моей личной привязанности к вам, существует еще и долг перед вашим отцом, перед его памятью! И уж в этом-то смысле у вас не должно быть оснований гневаться на меня.
От его слов на сердце у девушки не стало спокойнее — сейчас ее заботило уже совсем другое. Взор ее затуманился. В смущении она подошла к иллюминатору, через который в каюту струились потоки солнечного света.
Майор с тревогой следил за ней, его восхищали гибкий стан, изящные и плавные движения девушки. Он ждал. Вскоре, овладев собой, она заговорила:
— Простите меня, Барт. Я просто глупенькая, но не надо считать меня неблагодарной. Ведь я стольким вам обязана. Я бы, наверное, уже давно умерла, если б вас не было рядом в эти ужасные часы…
— Не стоит так корить себя, дорогая Присцилла, — спешно вставил майор и, как последний глупец, прибавил, чуть было все не испортив: — Я так счастлив, что вы наконец изменили свое мнение об этом мошеннике-французе!
Желая избежать новой ссоры, мисс Присцилла, робко улыбнувшись, предложила:
— Не пойти ли нам на палубу подышать свежим воздухом, Барт?
И они поднялись на палубу, где на них, похоже, никто не обратил внимание, за исключением Уогана и Холлиуэла.
Де Берни находился на корме, теперь уже в своей капитанской каюте; стояла жара, и дверь в нее была распахнута. Заметив приближающихся пассажиров, он встал и любезно вступил с ними в разговор.
На вопрос мисс Присциллы о его дальнейших намерениях он ответил, что предстоит длительная остановка — тут уж, к сожалению, от него ничего не зависит! — около месяца.
Майор слушал их с нескрываемым недовольством, но в разговор не вмешивался. Узнав, что им предстоит потерять целый месяц на островах Альбукерке, он возмутился. Но вида, однако, не показал. Когда же мисс Присцилла с легким волнением в голосе спросила: «Господин де Берни, а как вы стали буканьером?» — его негодование перешло все границы.
Столь неожиданный вопрос застал де Берни врасплох. Взглянув на девушку, он едва заметно улыбнулся, потом в его глазах появилась задумчивость:
— Но ведь вы уже знаете почти всю мою историю, — ответил он. — Разве я не говорил, что мессир Симон, которого испанцы убили в Санта-Каталине, был моим дядей? Вместе с ним я отправился в Новый Свет искать свободу, так как в Старом я ее не имел. Мы, род де Берни, — гугеноты из графства Тулузского. В те времена во Франции гугеноты могли рассчитывать разве только на веротерпимость. Но после отмены Нантского эдикта [42] ни о какой терпимости к нашей вере не могло быть и речи. Когда я был еще ребенком, гугенот был лишен права сделать карьеру, достойную дворянина… Нас было семеро сыновей, я — младший. Вот и пришлось отправиться с дядей в Новый Свет. После его смерти я остался совсем один, без средств к существованию, без друзей, кроме тех нескольких человек, что спаслись вместе со мной. Тогда мы решили присоединиться к Моргану. Другого выбора не было. К тому же после кровавой бойни в Санта-Каталине во мне зародилась лютая ненависть к испанцам, и я с великой радостью пошел служить врагам Испании. С Морганом я быстро пошел в гору. Бывает так, что человека возвышает уже само его рождение. Мне же помог случай. Я доказал Моргану свою преданность. Кроме того, я — француз, и это тоже возвысило меня в его глазах, потому как под его началом всегда служило много моих соотечественников. Он сделал меня адъютантом, и я стал командовать французским легионом. Он обучил меня искусству морского боя, а его школа, смею вас уверить, лучшая в мире. Когда Англия перестала нуждаться в помощи буканьеров и Моргану предложили пост губернатора Ямайки, я снова пошел за ним и опять поступил на службу к королю Англии.
— Значит, — задумчиво, как бы рассуждая про себя, проговорила девушка, — ваша служба не была противозаконной и ремесло буканьера вы оставили сразу же, как только пиратство было объявлено вне закона [43] .
Для майора Сэндза это было уже слишком.
— Да, вчера это было так, а сегодня, к сожалению, все изменилось, — заметил он ледяным голосом.
Де Берни, хотевший было оставить их, рассмеялся:
— Но почему же «к сожалению», майор? Для вас, по крайней мере, эти перемены сложились как нельзя лучше.
Майор не нашелся что ответить. Свои возражения он приберег на потом — когда де Берни не будет рядом.
— Однако доверие, которое когда-то возлагал на него Морган, не помешало ему предать своего командира и снова взяться за старое, — сказал он.
42
Нантский эдикт — завершающий религиозные войны во Франции юридический акт, подписанный в апреле 1598 г. французским королем Генрихом IV. Согласно эдикту, католицизм остался господствующим вероисповеданием во Франции, но протестанты («гугеноты») получили право на свободу богослужения (кроме ряда крупных городов, включая Париж), право занимать судебно-административные и военные руководящие должности, для них были учреждены особые палаты при парламентах Парижа, Тулузы, Бордо и Гренобля, в которых разбирались судебные дела гугенотов.
43
Пиратство никогда не пользовалось покровительством закона. В данном случае речь идет о переходе, начиная с 1689 г., «неорганизованных» пиратов под защиту национального флага. Таким образом, им предоставлялся на период военных действий статус каперов, основной задачей которых оставался грабеж торговых кораблей, но… принадлежащих неприятельскому государству. Для военных кораблей под флагами союзных государств каперское судно не считалось уже преступным, его экипаж пользовался всеми правами моряков военного флота.