Кругосветное путешествие юного парижанина - Буссенар Луи Анри (читать книги полные .txt) 📗

— Доктор… месье Андре…— спустя минуту едва выговорил бедный Фрике, — конец… Надвигается холод… как жаль, я так вас всех люблю… Позаботьтесь о моем бедном… черном… брате… я умираю! Но… мне хочется умереть достойно!.. — добавил парижанин и из последних сил произнес: — Прощайте… друзья мои!..

Доктор, бледный, точно призрак, массировал мальчику грудь. На глазах Андре показались крупные слезы. Двое мужчин представляли собой живое воплощение страдания, достигшего предела. Абиссинцы Ибрагима, все до одного обожавшие маленького парижанина, да и сам Ибрагим, тоже тяжело переживали случившееся.

— Такова судьба, — тихим, низким голосом проговорил работорговец и со скорбным почтением склонился над умирающим.

Раздалось рычание, совершенно не похожее не человеческий возглас. Чернокожий мальчик, завершивший свой непонятный труд, отбросил кирку и, не переводя дыхание, жадно хватая ртом воздух, обливаясь потом, одним прыжком подскочил к Фрике.

— Моя не хочет твоя умирать! — сказал он.

И, приподняв с невероятной силой тело друга, понес его к свежевырытой яме.

Он обнажил до самого бедра укушенную ногу Фрике, посиневшую, распухшую и уже наливавшуюся желтоватым серозным инфильтратом [177].

В изумлении доктор и Андре, не вмешиваясь, следили за действиями чернокожего мальчика.

Неграм известны таинственные рецепты, противоречащие всем законам терапии, однако в ряде случаев приводящие к невероятным результатам. Быть может, время еще не истекло, и кто сказал, что спасение невозможно?

Ожидание оказалось недолгим. Негритенок уложил недвижного Фрике наземь и опустил до самого дна ямы больную ногу.

По сути дела, яма представляла собой глубокую борозду, выкопанную под углом примерно в тридцать пять градусов; так что вторая нога оставалась на поверхности.

Торс Фрике поддерживался холмиком свежей земли, а под голову был уложен пучок трав.

Не теряя ни секунды, негритенок стал присыпать погруженную ногу землей, разминая с величайшим старанием горсть за горстью.

И вот яма закопана, а нога энергичными шлепками закрыта землей вплоть до бедра. Но Фрике по-прежнему казался мертвым. Дышит ли он?

Доктор, желая удостовериться, приблизил к губам блестящее лезвие ножа… на полированной стали появилось чуть заметное облачко.

— Он жив, — проговорил врач дрожащим голосом.

— Остается надеяться!.. Как знать?.. Хотя спасти его может только чудо.

Мажесте присел на корточки позади гамена, приподнял ему голову и стал снимать с уголков губ белесую пену Казалось, он действовал спокойно и уверенно, лицо выражало абсолютную безмятежность, чего не скажешь обелых.

Ибрагим приказал разбить лагерь. Люди были измучены жаждой, но, вопреки обыкновению, не издали радостных криков.

Несчастные рабы, выстроившиеся под листьями, с неснятыми оковами, тотчас же погрузились в тяжелую дрему. Что для них значило происшедшее? Быть может, кто-то из них, а то и большинство, хотели бы очутиться на месте умирающего.

Невыносимо медленно тянулись два тревожных часа.

— Это конец, — с отчаянием выдавил из себя Андре, — он не шевелится. Бедное дитя!

— Друг мой, я в отчаянии, — проговорил в ответ доктор. — Мальчик мой, дорогой! Какой добрый! Какой храбрый! Нет, это невозможно! Нельзя поверить, что это конец. Какая смелость! Какая прямота!..

— Но, муше Доти, но, муше Адли, его не мертвый, его не мертвый, твоя говорю!

…На щеках Фрике стал проступать слабый румянец. Он открыл глаза.

— Жив! Андре, смотрите! Жив! — произнес доктор сдавленным от избытка чувств голосом.

— Совершенно верно.

Грудь гамена исторгла легкий вздох, затем стон, потом крик!..

Вовторой раз юноша чудомостался жив.

— А что же это вы со мною сделали?—чувствуя страшную боль в ноге, едва сумел выговорить он. — У меня, наверное, переломаны кос… О-ля-ля! Вытащите меня из могилы! Я не умер! Освободите! Я жив! Доктор! На помощь! На помощь!

— Ну-ну, мой мальчик, успокойся. Ты спасен, не бойся!

— Но скажите же, что со мной. Даже не знаю, где нахожусь…— Тут юноша увидел улыбающегося во весь рот Мажесте. — Ах да, змея… Я выздоровел… правда?

— Да, мой маленький, конечно… только пока отдохни, очень скоро я обо всем тебе расскажу.

— А ты, братишка, такой милый и заботливый! Может, тебе дана жизнь, чтобы сохранить мою? Но где же месье Андре?

— Я здесь, дружище.

— Ах, как хорошо, а то мне уже показалось, что все кончено…

— Ладно, займемся делом, — прервал парижанина доктор, — надо же поглядеть на результаты столь загадочного и таинственного метода лечения!

— Вам легко говорить! Мне больно, как грешнику в аду. Хочу вылезти из этой могилы!

— Не! Не! — же закричал Мажесте и знаками показал: надо оставаться на месте.

Боль настолько усилилась, что Фрике приходилось удерживать чуть ли не силой. Но Мажесте не позволял прервать сеанс загадочного лечения.

Наконец, с величайшими предосторожностями, негритенок высвободил маленького парижанина. Как только землю стряхнули, боли прекратились.

Освобожденная из плена нога приобрела прежний цвет; оставалось лишь пятнышко на том месте, где горел порох, и никаких припухлостей.

Гамен, ощущавший странную усталость, все-таки захотел приподняться и даже попробовал перепрыгнуть через голову негритенка, однако силы ему изменили: нога сильно онемела из-за слишком долгого пребывания в одном положении.

— Черти парижские!.. Неужели я такой слабый? — Убедившись в сказанном, юноша принялся насмехаться над собственной немощью. — Вот это да! Значит, придется повременить с прыжками, над которыми так смеялся бедный Бикондо! Ну, ладно, хорошо, хоть жив остался! Послушай-ка, Мажесте, что же получается? — смешную рожу, обратился к негритенку Фрике. — Раз я обязан тебе жизнью, значит, ты мой «приемный» папаша? — смех гамена, веселый и открытый, зазвучал, подобно фанфарам.

По правде говоря, Мажесте даже не знал, как ответить, но, увидя Фрике веселым и здоровым, просто произнес:

— Ага!

— Больше всего мне хочется тебя обнять!

И оба стали смущенно клясться друг другу в вечной дружбе.

— Доктор, меня удивили две вещи. Лежа в яме, я наблюдал за вон теми цветами, на дереве. Они два раза меняли цвет; в середине дня были желтыми, а теперь стали совсем синими. Быть может, это цветы-барометры? Ну, те, которые предупреждают о перемене погоды.

— Я решительно не имел сегодня ни малейшей возможности на них поглядеть; но это растение и впрямь интересно. Называют его «хао». По утрам его цветы белые, но, пока солнце за день обойдет небесный круг, они меняют окраску три раза. Живут они всего один день — на другое утро вместо них вырастают новые. А какой у тебя второй вопрос?

— Почему, когда мою ногу закопали в землю, я вылечился от укуса желтой змеи? Ведь земля не лекарство!

— Я полагаю, воздействие ее носит чисто механический характер. Земля давит на поверхность ноги и не дает яду распространяться в тканях и, более того, как бы отсасывает уже попавшие внутрь вредные вещества. Да. Видишь, земля пропиталась отравленной кровью и гнойными выделениями из раны.

— Неужели это придумал Мажесте?

— Заслуги его велики, но полагаю, сей метод применяли и до него. Во всяком случае, твой подопечный сделал то, что надо.

Мажесте сиял; радость его выражалась в негромких восклицаниях, в прыжках и в премилых гримасах, более красноречивых, чем любые слова.

Фрике, будучи не в состоянии идти пешком, взобрался на слона. Надо сказать, храброе животное, все это время неподвижно наблюдавшее за тем, что происходит с его любимцем, было искренне радо чудесному исцелению парижанина. Погладив хоботом бока друга и как бы убедившись, что все в порядке, слон тронулся в путь.

Каравану предстояло преодолеть горный массив, образованный отрогами хребта Санта-Комплида. До атлантического побережья оставалось пройти не менее пятнадцати лье, однако запах соленой воды явственно ощущался в атмосфере ночи.