Дангу - Глыбин Леонид (книги без сокращений .TXT) 📗
Прошло довольно много времени. Лошади прибавили ходу, подгоняемые всадниками, которые теперь громко разговаривали на незнакомом россиянину языке, смеясь и перебивая друг друга.
От неудобного положения у лежащего поперек лошади Григория кровь прилила к голове. Связанные руки ломило, кляп раздирал рот… Лошади зацокали по камням. Послышалась громкая команда, и все остановились. Григория отвязали, грубо дергая за веревку, и он неуклюже свалился на каменные плиты. Сдернули с головы мешок, и яркий утренний свет ударил ему в глаза. Он обалдело заморгал, замотал головой, замычал — свело скулы. Вокруг стояла толпа пестро одетых разбойников.
Они захохотали. Один из них наклонился к Григорию и, чикнув ножом, разрезал завязки кляпа, потом освободил рот.
— Встань, кафир! — крикнул он и легонько пнул Семенова.
Григорий приподнялся на колени, потом, шатаясь, с трудом выпрямился во весь рост и осмотрелся.
Он находился на широком прямоугольном дворе, вымощенном большими черными каменными плитами. Двор был окружен со всех сторон полуразрушенными стенами с аркадами и колоннами. В глубине Григорий заметил высокую фигуру застывшего в танце идола с четырьмя руками.
— Господи прости!
В углах дворовой колоннады стояли ажурные беседки из белого камня, арки венчались ступенчатыми башенками.
— Никак дворец, что ль, какой? — сам себе сказал Григорий.
Еще он успел заметить справа широкую каменную лестницу, которая, как ему показалось, вела ко входу в высокую башню, сужавшуюся кверху, сплошь украшенную фигурами и украшениями. «Ни дать ни взять разверстая пасть чудища-юдища, — подумал он. — А ступени яко челюсти».
Все было сильно разрушено и носило печать запустения. Валялись упавшие плиты и камни — части стен и колонн, все заросло лианами и плющом, сквозь пол замощенного двора пробивались ростки бамбука, вдоль стен раскинули свои могучие кроны несколько баньянов. Повсюду прыгали и резвились обезьяны.
— Где ж я, Господи? И что со мной? — воскликнул Григорий, обращаясь на урду к окружавшим его людям.
— Это храм кафиров, — презрительно ответил один из них. — А привезли тебя сюда по приказу нашего господина, всемогущего Бадмаш-ака!
В это мгновение из низкого полуразрушенного строения выскочил человек и закричал:
— Хузур срочно выехал по важному делу в Шупиян, вернется после третьей стражи! Тащите этого фаренги во-о-о-н туда. — Он показал рукой в угол двора, где стояла храмовая сторожка.
— Хорошо, хорошо, Али джи!
Двое не церемонясь подхватили Григория за связанные руки и быстро поволокли вперед так, что он едва успевал перебирать ногами. Его с силой втолкнули в открытую дверь. Он упал на пол, застланный соломой. Скрипнули двери, звонко щелкнул засов, и Григорий остался один.
В голове сразу забились мысли, лихорадочно сменяя одна другую: «Что за людишки? Кто таков Бадмаш-ака? И зачем посадили под арест? Аль погубить хотят? Да и как там детки мои, Никитка да Дарьюшка? Чтоб схоронили мешок мой с добром да берегли его пуще глаза! Господи, спаси душу раба твоего Григория! Кто ж козни строит? Может, Парвезу хочется отнять бриллианты?»
В сторожке стояла полутьма, свет едва пробивался сквозь маленькое, забранное решеткой оконце под потолком. Становилось жарко. Связанные сзади руки болели и ныли. «Кутузка добра, не выбраться», — подумалось Семенову.
Чертыхнувшись, Григорий перевернулся на бок, поднялся и шатаясь подошел к двери. Пнул ее несколько раз и крикнул:
— Эй, ироды-бусурмане проклятые! Пить дайте! Пани, пани! Руки развяжите! Моченьки моей нету!
Ответа не было.
Через некоторое время снова грохнул ногой в дверь и снова закричал, заголосил, мешая русские слова с урду.
Снаружи что-то зашуршало, потом щелкнул засов, дверь приоткрылась, и усатый детина с ножом в руках и пистолетом за поясом молча поставил на пол пиалу с водой.
Григорий шумно выдохнул:
— Шайтан забери! Руки развяжи, еще раз говорю! Как же пить-то буду?
Он повернулся спиной к усачу и пошевелил пальцами:
— Развяжи, ну! Быстро!
Тот оторопело поглядел на него, потом оттолкнул, вышел и закрыл дверь. Было слышно, как он говорил с кем-то. Потом дверь вновь открылась, и усач чикнул ножом по веревкам. Бежать пленнику все равно было некуда.
— Ух-х-х! Господи, хорошо-то как! — Григорий начал сгибать и разгибать руки, разминать их.
За полуоткрытой дверью виднелся еще один караульный. Усач ткнул Григория пальцем и осклабился:
— Ладно уж! Пей!
Григорий схватил пиалу и жадно выпил всю воду. Встал, потоптался, снова сел. Время тянулось томительно. Час проходил за часом. Больше всего удручала неопределенность…
Вернемся ненадолго назад к тому моменту, когда после пропажи Григория Дангу осторожно разбудил Дарью и сказал ей об этом.
— Господи! Господи! Да что ж это? — растерянно забормотала девушка и расплакалась, всхлипывая. Она уже успела привыкнуть за эти дни к Григорию, как к отцу родному. Чувствовала и понимала, что нашла в нем защитника и умудренного опытом человека, с которым не страшно на чужбине. Всегда с ним можно было и поговорить, вспомнить о родной стороне. И вот теперь его не было рядом. И мечты о возвращении домой рухнули.
Слезы заливали Дарье лицо. Она медленно опустилась на колени, уткнулась в постель и тихонько завыла. Дангу смущенно стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. Удивительно было видеть, как плачут ми — взрослые люди. Никогда за всю свою жизнь среди кангми он не видел не то что плачущую женщину, но даже слезинки на их лицах.
Прошло несколько минут. Дангу решил попытаться успокоить девушку и нерешительно притронулся к ее сотрясающимся плечам. Она вздрогнула и повернула лицо. Мимолетная надежда, что это небесный защитник, ангел-хранитель пришел на помощь, тут же исчезла. Дангу, лишь Дангу! Дарья всхлипнула: снова она осталась одна-одинешенька в этом опасном и враждебном восточном мире. Что может этот юноша, пусть и могучий да ладный с виду? Что с того, что он княжич? Как он защитит ее? Себя бы защитил. Она-то знала все коварство и жестокость мусульман. Слава Богу, прошла весь Туркестан.
Стоя на коленях, она перекрестилась и начала истово молиться:
— Ангел Божий, хранитель мой святый, для охранения мне от Бога с небес данный! Прилежно молю тя, ты мя ныне просвети и от всякого зла сохрани, к благому деянию настави и на путь спасения направи. Аминь!
Повторив несколько раз молитву, она облегченно вздохнула, отвернулась, потихоньку высморкалась в платок, вытерла слезы, поднялась с колен и, повернувшись к Дангу, тихо сказала:
— Так жалко дядю Гришу! Чего делать-то? Пропадем тут в одночасье.
— Не пропадем, если будем вместе, — ответил юноша. — Ты будешь советовать Дангу и поможешь разобраться в сложностях этого странного мира ми. И Дангу защитит тебя. Пошли искать Григо!
Он улыбнулся и неловко погладил Дарью по голове. Она ответила ему радостной улыбкой. Прежде всего Дангу вернулся в комнату, где они спали, взял котомку Григория и повесил ее через плечо. Он инстинктивно чувствовал, что ее нужно беречь. Потом решительно взял Дарью за руку и уже намеревался покинуть караван-сарай, как в ворота вошел Нанди.
Узнав о том, что произошло, он велел Дангу и Дарье никуда не уходить и бросился со всех ног сообщить неприятное известие Парвезу. Через полчаса хозяин прибыл в караван-сарай. Убедившись, что драгоценности фаренги в безопасности, ювелир вызвал владельца караван-сарая, почтенного Хамрани. Они, жестикулируя, долго обсуждали случившееся и в конце концов сошлись во мнении, что это почти наверняка дело рук банды Бадмаша. Парвез нисколько не сомневался в этом, считая, что о бриллиантах каким-то образом стало известно жадному афганцу. Но так или иначе надо было постараться выяснить, где Григорий и жив ли он. Парвез приказал Нанди взять лошадь и поездить по окрестностям Шринагара, поискать Григория или хотя бы попытаться узнать что-либо о нем. Тот не мог быть очень далеко. Парвез был в этом уверен. Дангу и Дарье он предложил пока побыть у себя дома, где была охрана. На том и порешили.
