Тайна замка Аламанти - де ля Фер Клод (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
И много раз в последующие годы я встречала доказательства этому суждению, чтобы в конце концов уразуметь, что существо я — исключительное, что разум и чувства мои благодаря дару Лесного царя, любви матушки моей и образованию, данному мне графом, слились в единую идеальную сущность, которая воспарила над человечеством и позволила мне властвовать над душами каждого из них…
1601 год от Рождества Христова. Дядюшка Никколо, с которым я поделилась своим открытием, заявил, что в чем-то со мной он и согласен, но покуда у него нет оснований увериться в истине подобных слов.
— Ты говоришь о себе, как о чуде, — заявил он, — а чудо имеет свойство проявляться в одних руках не единожды. Ты прожила жизнь, а до сих пор не совершила ничего сверхъестественного… — и после долгой паузы, во время которой я успела снять с лица грим и насухо протереть кожу, закончил. — Но мне кажется, чудо ждет тебя впереди. И оно будет великим.
Слышал ли его слова дух пажа, не знаю. Только появился он в моей спальне как раз в тот момент, когда дядюшка Никколо, произнеся последние слова, по своему обыкновению, без предупреждения исчез.
Малыш показался мне расстроенным. Подобные чувства нередки у привидений. За год общения с призраками я убедилась, что вечность развращает, делает духов ленивыми и чванливыми, усугубляет наиболее отвратительные качества их характеров и совершенно стирает как раз те качества, что при жизни вызывали симпатии у людей. Так, например, противный Победитель ста драконов в молодости был знатным повесой, но при этом, как отмечалось в наших семейных хрониках, любил делать соблазненным им женщинам подарки, а при разрыве с ними отношений умудрялся поставить дело так, что ни одна из покинутых им дам не сказала о нем до самой смерти дурного слова. Каким стал паж, мне придется узнать сейчас.
Нельзя сказать, что мысль эта обрадовала меня, но появление образа моей неслучившейся сорок лет назад любви я ощутила, как приятное напоминание о молодости.
— Привет, малыш, — сказала я.
Он завис посреди комнаты, застыл так в молчании, а потом принялся медленно опускаться на пол. Судя по всему, ему очень хотелось казаться живым, но не знал, как это сделать. Шагнул ко мне, опустился на колено.
Я протянула руку к призраку — и он сумел если не коснуться ее губами, то, во всяком случае, не проникнуть сквозь нее.
— Вот какая ты стала… — произнес паж голосом скорее почтительным, чем дерзким.
— Какая? — вырвалось непроизвольно у меня. Сердце вздрогнуло.
Он ласково улыбнулся и протянул руку.
— Красивая.
Забыв на мгновение, что передо мной привидение, я протянула руку навстречу и чуть было не прошла сквозь пажа, однако он умудрился сделать так, что между нами осталась неуловимо узкая щель, словно видимость соприкосновения. Потом слегка приподнялся с колена и вторично коснулся губами моих пальцев.
Нет, самого прикосновения не было — я это разумом понимала, — но я действительно почувствовала, как под ногтем моего большого пальца кожу задело некое дуновение, похожее на дыхание младенца и робкий поцелуй одновременно. И сразу тысячи игл пронзили мое сердце, а по спине пробежал озноб.
— Я любил тебя… — произнес паж.
Губы мои сковал мороз. Я — немолодая женщина, прошедшая сквозь все радости и несчастья этой жизни, уверенная, что в мире этом нет ничего, что может меня удивить, почувствовала в этот момент себя юной дурехой, которая впервые слышит подобные слова: «Я любил тебя».
— Ты была моей богиней… — продолжил он. — И не было никого на свете лучше тебя, София.
Горло сдавили спазмы.
— И все царства мира хотел я завоевать и бросить к твоим ногам…Я покачнулась, чувствуя, как слабеют колени.
— И сияние глаз твоих было моей единственной отрадой… И недоступное тело твое манило меня, как манит солнце цветы на поляне…
Я почувствовала, как пальцы его крепко сжимают мою руку. — И когда умирал я от удушья в склепе… — продолжил паж.
Тут вдруг почуяла я опасность — и резко отдернула руку. Боль в онемевших от смертельного холода пальцах и резкое движение прояснили сознание.
— Ты! — только и смогла я сказать. — Щенок! — И глянула в темный угол спальни.
Там расположились друг на друге Победитель ста драконов, дядюшка Никколо и вся прочая компания привидений. Лица их скалились в довольных гримасах, а у бабушки Чельсины даже вывалился язык изо рта.
— Вон! — крикнула я. И подняла руку для крестного знамения.
Привидения исчезли.
« Привидениям верить нельзя, — вспомнилось мне из детства. Говорила так тетушка Мария, рассказывающая по вечерам нам в своей маленькой, приятно пахнущей избушке истории про встречи живых людей с мертвецами, про Лесного царя, про гоблинов и эльфов. — Если живой человек раскроет сердце призраку — душа его потеряет тело, станет тоже привидением».
Выглянула в коридор, громко позвала служанку.
Та явилась немедленно. Но выглядела при этом растрепанной, с сияющими глазами, как это бывает у тех баб, что только что вывернулись из похабных лап какого-то мужчины и не успели перевести дух.
— Образа! — приказала я. — Сразу четыре. Живо!
Лючия ойкнула, и исчезла.
Я привалилась спиной к косяку, постаралась успокоиться.
Маленький мерзавец с подачи привидений чуть было не отправил меня на тот свет. Истинно говорил мне тот египетский чудодей, что нельзя вести дружбу с умершими душами, ибо нет ничего коварней и подлей оставшихся неприкаянными мертвецов.
— Нельзя верить привидениям, — сказал мне маг. — Души их испорчены тлением и ужасом смерти. Они не могут считать живого своим, они даже между собой не дружат. Если же живой доверится им, то поплатится разумом, а затем и жизнью.
Когда же я отдышалась и почувствовала, что сердце мое перестало биться в ребра, даже пожалела, что накричала на привидений и прогнала их прочь. Вполне возможно, что никто из них не советовал пажу прельстительно говорить со мной, что он сам выплеснул из себя весь пыл истосковавшейся в сорокалетнем одиночестве души, а изнывающим от скуки пращурам было только любопытно наблюдать за нами.
Появилась служанка с ликами святых в руках. Где уж она достала иконы среди ночи — ее дело. В замке Аламанти рыцарского хлама всегда валялось больше, чем предметов религиозных. Быть может, потому так случилось, что Аламанти никогда не были истинно верующими. Попадались, конечно, и среди моих предков блаженные да монахи, но майорат таковым не передавался никогда. С мастерской, с сокровенными знаниями таких не знакомили, а потому блаженные Аламанти за полноценных хозяев не признавались. Отец же мой, дед и все прочие законные владельцы замка выполняли религиозные обряды для виду, притворялись верующими дабы не обрести врага в лице матери нашей святой католической церкви. Ну, и жертвовали монастырям да папам кое-что из своих богатств — тем и оберегались от докучливых священников и иезуитов.
Развесили иконы по углам. Руки у служанки дрожали, но работала она сноровисто. По всему было видно, что Лючия старается поскорее выполнить мой приказ и вернуться к лапающему за сиськи ухажору.
— Ты чего дрожишь? — спросила я. — Боишься?
— Нет, нет, — покачала она головой.
— Тебя ждет мужчина… — уверенно произнесла я и посмотрела ей в глаза строго.
Лючия смутилась.
— Синьора, — тихо прошептала она, — не говорите об этом никому. Я очень прошу.
Служанка эта появилась в замке в годы моего отсутствия, ибо даже в отсутствие графов замок Аламанти должен жить полной жизнью: комнаты должны ежедневно убираться от пыли, стареющие ступеньки, к примеру, ремонтироваться, в спальнях всегда на постелях должно лежать чистое белье, в шкафах висеть добротная одежда, в подвалах висеть клетки с каплунами и свиные окорока на крюках, в бочках стареть вино, по двору гулять гуси, за стеной пастись свиньи, коровы, овцы.
Я знала только то, что была эта Лючия когда-то замужем, но муж ее утонул спьяну в том самом пруду, возле которого когда-то мой волк загрыз не в меру любопытного крестьянина. Звала я ее Лючией, хотя, вполне возможно, при крещении дали ей другое имя. Детей она за время короткого замужества завести не успела, но служанкой была расторопной, услужливой, покорно переносящей мои капризы и редкие, но обязательные истерики. Хорошая, словом, служанка. Поэтому я сказала ей без всякой спеси: