Харбинский экспресс - Орлов Андрей Юрьевич (лучшие книги .TXT) 📗
— Вдвоем. Значит, даму решили не утруждать… — прокомментировал Агранцев. — Господин хорунжий! На мостике должно быть оружие. Потрудитесь доставить.
Казачий офицер козырнул и кинулся исполнять. Полковник проводил его взглядом — и вдруг отвернулся, спрятав лицо в ладонях. Фуражка упала на палубу. Дохтуров увидел, как затряслись его плечи. Смотреть было тягостно.
— Сударыня, — сказал Агранцев. — Проводите вашего спутника. Ему здесь нечего делать.
Барышня с ненавистью посмотрела на ротмистра. Ничего не ответив, взяла полковника под руку, что-то прошептала, и они двинулись прочь.
Эта сцена возымела неожиданное действие: пассажиры малыми группами тоже стали расходиться. Однако не все.
— Слава Богу, — сказал Агранцев. — Вы не представляете, доктор, что такое шрапнель на ста саженях. Для артиллерии это — выстрел в упор.
— Не представляю, — согласился Дохтуров. — Признаться, я даже не знаю, что это за орудие.
— Новейшая трехдюймовая пушка. Десять выстрелов в минуту. Если возьмутся за дело как следует, нас просто сметут.
Вернулся хорунжий. Он принес три винтовки — две под мышкой, одну держал на весу. Должно быть, оттого, что эта винтовка была еще в заводской смазке. И все три — без штыков.
— Вот! Отдали, куда им деваться. Captain, с позволения сказать, свинья. Пьян в стельку. Шустовский коньячок, две бутылки. Любо-дорого. Вообразите, предлагал угоститься, канальская душа. Пожалуйте, — добавил он, протягивая Агранцеву револьвер. — Это — старшего помощника. А у командира нашего крейсера оружия вовсе нет.
— Аники-воины, — с неудовольствием заметил ротмистр. — Патроны?
— По пачке на винтовку, — ответил казачий офицер. — Стало быть, всего три. Ого! Вы только взгляните, как там стараются!
Освобожденный ялик ходко шел по реке. На веслах сидел тот мужик, что имел полный набор конечностей. А «Джон Сильвер» устроился на корме и, приставив ладонь ко лбу козырьком, в свою очередь разглядывал пароход.
Агранцев повернулся к Дохтурову.
— Павел Романович, — сказал он, — у вас есть возможность продемонстрировать искусство стрельбы, которым вы давеча похвалялись. Вы и вправду недурно стреляете? Очень уж у вас рука деликатная… Ну да ладно. Берите винтовку. И заодно револьвер господина помощника капитана. Неизвестно, как тут все обернется.
Хорунжий с сомнением посмотрел на штатского Дохтурова.
— Зачем? — спросил он. — Я сам неплохо стреляю из револьвера. Подождем, когда ялик подойдет ближе.
— И думать забудьте, — ответил Агранцев. — Ялик нам пока ни к чему.
— Чего ж вы хотите?
— Стреножить доморощенных артиллеристов. Давайте патроны. — Он повернулся к Павлу Романовичу. — Ну как, доктор, сумеете?
Хорунжий скептически оглядел Дохтурова, протянул винтовку.
— Держите.
То была мосинская винтовка казачьего образца, что легко определялось по отсутствию подременных антабок. Вместо них ложе и приклад тут были навылет просверлены. Павел Романович знал: казачьи винтовки пристреливались без штыков. А пехотные — только с примкнутым штыком. Если его снять, бой винтовки безнадежно сбивался.
— Примите патроны.
Павел Романович разломил пачку. Патроны нового образца: пуля остроконечная, с лакированной латунной гильзой.
Он откинул затвор и снарядил магазин.
Агранцев кивнул:
— Ваш — левый.
Павел Романович опустился на палубу и укрепил винтовку на леере. Выстрел предстоял не из трудных, однако все определялось тем, как винтовка пристреляна. Если бой точный — тогда тех, кто сейчас прятался на барже за орудийным щитком, можно лишь пожалеть.
Немногочисленные пассажиры умолкли.
— Не угодно ль бинокль? — спросил Агранцев.
— Нет.
Дохтуров и так превосходно видел цель. Две пары ног: одна — босоплясом, другая, левее — в обмотках и солдатских ботинках. Этот, скорее всего, наводчик и есть.
Павел Романович дослал патрон.
«То, что мне предстоит, отвратительно. Просто хуже некуда».
Удар трехлинейного калибра в голень на таком расстоянии размозжит кость в кисель. В полевом госпитале, возможно, помочь бы сумели. Но где тут полевой госпиталь? И кто станет этим вообще заниматься? Так что ноги злополучный артиллерист наверняка лишится. А скорее всего, вовсе помрет — если не от потери крови, так через «антонов огонь».
«Ничего, — подумал Павел Романович. — Сам и отремонтирую, если удастся…»
Слабое утешение. Дело врача — сращивать, а не дробить.
— Не тяните, — сквозь зубы проговорил Агранцев.
Дохтуров навел. Сто саженей — это выстрел прямой; в теории пуля ударит в точку прицеливания. Поправок на расстояние не требуется. Когда взгляд переместился вдаль, черная мушка в прорези целика, как всегда, стала размытой.
Пора. Он потянул спуск.
«Нет. К черту!»
И тут же — выстрел. Второй, третий.
Дохтуров замер. Недоуменно смотрел на винтовку.
Нет: выстрелы звучали сверху. Кто-то палил в белый свет как в копейку.
Павел Романович поднял голову — в окне ходовой рубки мотался капитан, подогретый шустовским снадобьем. В правой руке — револьвер, в левой — рупор мегафона.
— На б-барже! — металлически сказал капитан, поднеся к губам жестяной раструб. — Всем отдать кон-цы!.. — И снова прицелился.
— Мерзавец! — взревел Агранцев. — Господин хорунжий, уймите его!
Но казачий офицер не успел даже тронуться с места.
Дохтуров поднял недавно полученный от ротмистра наган и выстрелил сразу, не целясь. Капитанский револьвер полетел на палубу. Из рубки донесся крик.
— Нет, вы только взгляните! — воскликнул пассажир в пенсне.
Павел Романович приподнялся на локте. Брошенная ввиду неожиданного вмешательства винтовка лежала рядом, с нерастраченным боекомплектом. Но в ней теперь не было необходимости: оба «артиллериста» на барже со всех ног улепетывали от своего орудия, петляя, будто по ним вели беглый огонь гвардейские гренадеры.
Это бегство мгновенно и в корне изменило ситуацию. Теперь ялик оказался в пренеприятном положении: лишенный прикрытия, он сделался беззащитен.
«Джон Сильвер» это сразу уразумел. Потеря ноги никак не сказалась на его сообразительности. Он выпрямился во весь рост и обругал трусов на барже так изощренно, что матрос с «Самсона», не убоявшийся недавно выступить против Агранцева, уважительно крякнул.
Но даже самое искусное сквернословие не могло спасти ялик. И одноногий бандит это прекраснейшим образом понимал.
— Авдотья! — закричал он. — А ну-ка жахни!..
Баба в платке, стоявшая на носу, прыснула к пушке.
«А ведь и впрямь… — подумал Павел Романович. — Ведь сейчас она действительно… жахнет!»
Дальше события, и без того сменявшие друг друга стремительно, пустились в галоп.
Одноногий завопил что-то командно-тревожное, и баба понеслась со всех ног, мельтеша сбитыми пятками. А сам одноногий три раза пальнул в пароход. Где-то разбилось стекло.
Должно быть, «Джон Сильвер» стрелял ради острастки, дабы для своей Авдотьи выгадать время, но получилось некстати.
Хорунжий, словно очнувшись, рванул ремешок кобуры. И через секунду одноногий кувырнулся с ялика за борт — только деревяшка мелькнула.
Казачий офицер говорил правду: он и впрямь неплохо стрелял.
— Товарищ Стаценко-о! — разнесся над Сунгари отчаянный женский вопль. — Платон Игнатьич!..
Баба кинулась к борту баржи, и Дохтуров подумал, что она сейчас бросится в реку. Но этого не случилось. И баба, и бородатый мужик в ялике, сидевший на веслах, — оба замерли, вглядываясь в воду, словно надеялись, что «товарищ Стаценко» вопреки очевидному все-таки вынырнет на поверхность.
— Ого! — сказал ротмистр. — Да это совсем не бандиты. Это ведь красные.
— Стойте, — хорунжий вдруг напрягся. — Слышите?
Издалека, за излучиной Сунгари, раздавалось поспешное «чух-чух-чух», а над лесом тянулся размытый косматый дымок.
— Ах, черт! — выдохнул ротмистр. — Паровой катер. Так я и думал!
— Полагаете, сообщники? — спросил хорунжий.
