Шестая жена короля Генриха VIII - Мюльбах Ф. (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Елизавета гневно взглянула на графа, и ее лоб мрачно нахмурился.
– Вы отлично умеете скрывать свою радость, граф, – колко заметила она. – Глядя на вас, никто не подумал бы…
– Томас Сеймур прекрасно научился подавлять на своем лице даже выражение восхищения, – прервал граф молоденькую девушку. – При дворе очень опасно выказывать свои настоящие чувства. Скажите, принцесса, когда и где я могу видеть вас?
– Ждите сегодня моего распоряжения, которое вам передаст Джон Гейвуд, – прошептала Елизавета и подъехала ближе к королеве.
– Опять Джон Гейвуд! – пробормотал граф. – Как доверенное лицо обеих, он может сделаться моим палачом, если пожелает.
IV
КОРОЛЬ СКУЧАЕТ
Король Генрих Восьмой был один в своем кабинете. Он уже несколько часов работал над составлением своей книги, которая должна была заменить его подданным Библию. Наконец он отложил перо в сторону и с чувством необыкновенного удовольствия взглянул на стопу мелко исписанных листов бумаги, которая должна была доказать всему народу, что король Генрих – не только самый добродетельный, но и самый мудрый из всех королей на свете.
Однако созерцание бумаг не надолго заняло короля. Одиночество пугало его. Кровавые призраки тревожили его; ему слышался шепот его жертв. Стараясь забыть о пролитой раньше крови, король проливал новую, но и это не помогало, и страшные видения преследовали Генриха VIII, хотя он старался не показывать виду, что тени жертв тревожат его, что он иногда раскаивается в своих злодеяниях.
Король нетерпеливо позвонил в золотой колокольчик, стоявший возле него, и его лицо прояснилось, когда дверь открылась и на пороге показался граф Дуглас.
– Наконец?то! – радостно воскликнул граф, умевший угадывать настроение короля по выражению его лица. – Наконец?то, ваше величество, вы решились осчастливить свой народ.
– Осчастливить свой народ? – удивленно переспросил король. – Что вы хотите этим сказать?
– Как же, ваше величество!… Вы наконец решились отдохнуть от усиленных занятий и подумать немного о своем драгоценном здоровье. Вы должны помнить, ваше величество, что благополучие Англии зависит от состояния вашего здоровья. Вы здоровы – здоров и английский народ.
Король улыбнулся довольной улыбкой. Ему даже не приходило в голову сомневаться в словах Дугласа.
«Понимаю, что тебе нужно, – думал между тем Дуглас. – Ты снова жаждешь человеческой крови; когда напьешься ею, то опять станешь здоров и весел. К счастью, у нас имеется запасец. Дадим, дадим королю то, чего просит его душа. Только нужно действовать осторожно, очень осторожно!»
Дуглас подошел к Генриху и, подобострастно поцеловав его руку, произнес:
– Я целую руку, которая была сегодня источником мудрости, вылившейся на эту благословенную Богом бумагу. Я целую бумагу, которая осчастливит английский народ, но почтительнейше прошу вас, ваше величество, ничего не писать больше. Вам необходим отдых. Не забывайте, ваше величество, что вы, несмотря на всю свою мудрость, все же – только человек, нуждающийся в отдыхе и покое.
– Да, и даже слабый, дряхлый человек, – вздохнул король, пытаясь встать, причем так сильно облокотился на Дугласа, что граф пошатнулся от непомерной тяжести.
– Дряхлый! – с упреком возразил Дуглас. – Что вы, ваше величество! Вы сегодня двигаетесь так легко, как юноша. Вы встали с кресла, почти не опираясь на мою руку.
– Тем не менее я чувствую, что старею! – заметил король, который был особенно грустно настроен.
– Вы стареете? – с удивлением воскликнул Дуглас. – Как можно говорить о старости, обладая такими прекрасными ясными глазами, таким величественным лбом, такой благородной осанкой, как у вас?! Нет, ваше величество, короли подобны Богам: они никогда не стареют.
– В этом отношении они похожи на попугаев, – проговорил Джон Гейвуд, входя в комнату. – У меня есть попугай, я получил его в наследство от своего прадеда, а мой прадед – от своего прадеда, бывшего парикмахером у короля Генриха Четвертого. Вот уже сто лет, как мой попугай распевает: «Да здравствует король Генрих, почтенный образец добродетели, ума, красоты и милосердия!» Это мой попугай говорил сто лет тому назад, это повторяет и теперь. Эти комплименты слышали Генрихи и Четвертый, и Пятый, и Шестой, и Седьмой, и Восьмой. Короли менялись, а их характеры оставались все те же: все они были образцами добродетели, всем им говорил попугай сущую правду. И ваша правда такова, милорд Дуглас! Можете верить графу, ваше величество. Ведь он состоит в родстве с моим попугаем и от него научился бессмертному хвалебному гимну в честь королей.
Генрих VIII засмеялся, а Дуглас с ненавистью взглянул на Джона Гейвуда.
– Веселый малый, не правда ли, Дуглас? – спросил король, указывая на Гейвуда.
– Просто шут! – резко ответил граф, презрительно пожимая плечами.
– Совершенно верно, – поспешил согласиться Гейвуд. – Потому?то я и сказал правду, что я – шут. Давно известно, что правду говорят лишь дети да дураки. Я потому и сделался шутом, чтобы у короля было хоть одно существо, которое не лгало бы ему.
– Какую же ты теперь скажешь правду? – спросил король.
– Кушать подано, ваше величество! Отложите в сторону свои духовные труды и решитесь уделить некоторое время на восприятие пищи; уподобьтесь хищному животному, питающемуся мясом. Королем легко быть – для этого нужно только родиться от коронованных особ; а вот быть человеком со здравым желудком гораздо труднее. Помимо хорошего пищеварения, необходимо и спокойствие духа. Пойдемте, ваше величество, и докажите нам, что вы – не только король, но и человек с прекрасным желудком.
С веселым смехом Гейвуд взял под руку короля, и Генрих Восьмой, поддерживаемый с одной стороны Дугласом, а с другой – Гейвудом, направился в столовую.
Король, любивший хорошо поесть, опустился на свое золотое кресло и взял из рук обер?церемониймейстера дощечку, на которой были написаны все блюда, предлагаемые в этот день королю. Королевский обед всегда обставлялся необыкновенной торжественностью и признавался делом чрезвычайной важности. Курьеры носились по всем частям королевства для того, чтобы приобрести все самое лучшее для королевского стола.
На этот раз самые изысканные блюда красовались на столе, но Генрих VIII не выказывал обычного удовольствия по этому поводу; он был мрачно настроен и слабо улыбался шуткам Гейвуда. Король нуждался в обществе женщин; он любил их, как охотник любит дичь, и отсутствие дам приводило его в дурное расположение духа.
Хитрый Дуглас понимал, что означают вздохи короля и морщины на его лбу, и решил воспользоваться настроением Генриха, чтобы поднять шансы своей дочери и унизить королеву.
– Ваше величество, я собираюсь сделаться государственным преступником, – начал Дуглас, – так как обвиняю короля в незаконных действиях.
Генрих поднял взор на графа и взял своей холеной, украшенной бриллиантами рукой золотой бокал.
– Вы обвиняете меня, своего короля, в незаконных действиях? – удивленно спросил он, еле ворочая языком.
– Да, ваше величество, несмотря на то, что вы для меня являетесь представителем Бога на земле! – ответил Дуглас. – Но я обвинил бы также и Бога, если бы Он лишил меня солнца и прекрасных, душистых цветов. Мы, бедные смертные, привыкли любоваться дарами Божьими и, если их от нас отнимают, готовы кричать о несправедливости. Вот и вы, ваше величество, были к нам очень жестоки, лишив нас общества королевы, этого воплощенного луча солнца и красоты.
– Королева сама пожелала покататься верхом, – недовольным тоном возразил король. – Весенний воздух манил ее; а так как я не обладаю, к сожалению, свойствами Бога быть вездесущим, то и мне приходится мириться с отсутствием королевы. В Англии нет ни одной лошади, которая годилась бы для короля.
– Я не понимаю, ваше величество, как королева могла предпочесть катанье верхом вашему обществу? – простодушным тоном проговорил Дуглас. – О, как холодны и эгоистичны женские сердца! Если бы я был вашей женой, ваше величество, я никогда не ушел бы от вас. Для меня не было бы большего счастья, как сидеть возле вас и слушать ваши мудрые речи. Если бы я был женщиной…
