Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3 - Дюма Александр (читать книги txt) 📗
– Да, сударь, объясните, пожалуйста, если можете, – предложил Портос, тряхнув головой.
Де Сент-Эньян потупился и прошептал:
– О, я предан! Известно все, решительно все!
– Все в конце концов делается известным, – заметил Портос, который, в сущности, ничего не знал.
– Вы видите, я так поражен, до того поражен, что теряю голову!
– Нечистая совесть, сударь! О, очень нехорошо!
– Милостивый государь!
– И когда свет узнает, и пойдут пересуды…
– О сударь, такую тайну нельзя сообщить даже духовнику! – вскричал граф.
– Мы примем меры, и тайна далеко не уйдет.
– Но, сударь, – продолжал де Сент-Эньян, – господин де Бражелон, узнав эту тайну, отдает ли себе отчет в опасности, которой он подвергается и подвергает других?
– Господин де Бражелон не подвергается никакой опасности, сударь, никакой опасности не боится, и с божьей помощью вы на себе самом вскоре испытаете это.
«Он сумасшедший! – подумал де Сент-Эньян. – Чего ему от меня нужно?»
Затем он проговорил вслух:
– Давайте, сударь, оставим это дело.
– Вы забываете о портрете! – произнес Портос громовым голосом, от которого у графа похолодела кровь.
Так как речь шла о портрете Лавальер и так как на этот счет не могло быть ни малейших сомнений, де Сент-Эньян почувствовал, что он прозревает.
– А-а! – вскричал он. – Вспоминаю, господин де Бражелон был ее женихом.
Портос напустил на себя важность – эту величавую личину невежества.
– Ни меня, ни вас также не касается, – сказал он, – был ли мой друг женихом той особы, о которой вы говорите. Больше того, я поражен, что вы позволили себе столь неосторожное слово. Оно может, сударь, причинить вам немало вреда.
– Сударь, вы – сам разум, сама деликатность, само благородство, совмещающиеся в одном лице. Наконец-то я догадался, о чем, собственно, идет речь.
– Тем лучше! – кивнул Портос.
– И вы дали мне понять это самым точным и умным способом. Благодарю вас, сударь, благодарю.
Портос напыжился.
– Но теперь, – продолжал Сент-Эньян, – теперь, когда я постиг все до конца, позвольте мне объяснить…
Портос покачал головой, как человек, не желающий слушать, но де Сент-Эньян снова заговорил:
– Я в отчаянии, поверьте мне, я в полном отчаянии от всего, что случилось, но что бы вы сделали на моем месте? Ну, между нами, скажите, что бы вы сделали?
Портос поднял голову.
– Дело не в том, молодой человек, что бы я сделал и чего бы не сделал. Вы осведомлены о трех обвинениях, разве не так?
– Что касается первого среди них, сударь, – и здесь я обращаюсь к человеку разума и чести, – раз было высказано августейшее пожелание, чтобы я перебрался в другие комнаты, следовало ли мне, мог ли я пойти против него?
Портос открыл было рот, но де Сент-Эньян не дал ему заговорить.
– Ах, моя откровенность трогает вас, – сказал он, объясняя по-своему движение Портоса. – Вы согласны, что я прав?
Портос ничего не ответил.
– Я перехожу к этому проклятому люку, – повысил голос де Сент-Эньян, касаясь плеча Портоса, – к этому люку, причине зла, орудию зла; люку, устроенному для того… вы знаете для чего. Неужели вы и впрямь можете предположить, что я по собственной воле в подобном месте велел сделать люк, предназначенный… О, вы не верите в это, и здесь также вы чувствуете, вы угадываете, вы видите волю, стоящую надо мной. Вы понимаете, что тут увлечение, я не говорю о любви, этом неодолимом безумии… Боже мой! К счастью, я имею дело с человеком сердечным, чувствительным, иначе… какая беда и позор для нее, бедной девушки!.. и для того… кого я не хочу называть!
Портос, оглушенный и сбитый с толку красноречием и жестикуляцией де Сент-Эньяна, застывший на месте, делал тысячу усилий, принимая на себя это извержение слов, из которых он не понимал ни единого.
Де Сент-Эньян увлекся своею речью; придавая новую силу голосу, жестикулируя все стремительней и порывистей, он говорил без остановки:
– Что до портрета (я очень хорошо понимаю, что портрет – главное обвинение), что до портрета, то подумайте, разве я в чем-нибудь виноват? Кто захотел иметь этот портрет? Неужели я? Кто ее любит? Неужели я? Кто желает ее? Неужели я? Кто овладел ею? Разве я? Нет, тысячу раз нет! Я знаю, что господин де Бражелон должен быть в отчаянии, я знаю, что такие несчастья переживаются крайне мучительно. Знаете, я и сам страдаю. Но сопротивление невозможно. Он будет бороться? Его высмеют. Если он будет упорствовать, то погубит себя. Вы мне скажете, что отчаяние – это безумие; но ведь вы благоразумны, и вы меня поняли! Я вижу по вашему сосредоточенному, задумчивому, даже, позволю себе сказать, озабоченному лицу, что серьезность положения поразила и вас. Возвращайтесь же к виконту де Бражелону; поблагодарите его от моего имени, поблагодарите за то, что он выбрал в качестве посредника человека ваших достоинств. Поверьте, что со своей стороны я сохраню вечную благодарность к тому, кто так тонко, с таким пониманием уладил наши раздоры. И если злому року было угодно, чтоб эта тайна принадлежала не трем, а четырем лицам, тайна, которая могла бы составить счастье самого честолюбивого человека, я радуюсь, что разделяю ее вместе с вами, радуюсь от всего сердца. Начиная с этой минуты располагайте мною, я – в вашем распоряжении. Что я мог бы сделать для вас? Чего я должен просить, больше того, чего должен требовать? Говорите, барон, говорите!
И по фамильярно-приятельскому обычаю придворных той эпохи де Сент-Эньян обнял Портоса и нежно прижал к себе. Портос с невозмутимым спокойствием позволил обнять себя.
– Говорите, – повторил де Сент-Эньян, – чего вы просите?
– Сударь, – сказал Портос, – у меня внизу лошадь, будьте добры сесть на нее, она превосходна и не причинит вам ни малейшего беспокойства.
– Сесть на лошадь? Зачем? – спросил с любопытством де Сент-Эньян.
– Чтобы отправиться со мною туда, где нас ожидает виконт де Бражелон.
– Ах, он хотел бы поговорить со мной, я понимаю. Чтобы узнать подробности? Увы, это такая деликатная тема. Но сейчас я никак не могу, меня ожидает король.
– Король подождет, – продолжал Портос.
– Но где же дожидается меня господин де Бражелон?
– У Меньших Братьев, в Венсенском лесу.
– Мы с вами шутим, не так ли?
– Не думаю; по крайней мере я совсем не шучу. – И, придав своему лицу суровое выражение, Портос добавил: – Меньшие Братья – это место, где встречаются, чтобы драться.
– В таком случае что же мне делать у Меньших Братьев?
Портос не торопясь обнажил шпагу.
– Вот длина шпаги моего друга, – показал он.
– Черт возьми, этот человек спятил! – воскликнул де Сент-Эньян.
Краска бросилась в лицо Портосу.
– Сударь, – проговорил он, – если б я не имел чести быть у вас в доме и исполнять поручение виконта де Бражелона, я выбросил бы вас в ваше собственное окно! Но этот вопрос мы отложим на будущее, и вы ничего не потеряете от отсрочки. Едете ли вы в Венсенский лес, сударь?
– Э, э…
– Едете ли вы туда по-хорошему?
– Но…
– Я потащу вас силой, если вы не желаете по-хорошему. Берегитесь!
– Баск! – закричал де Сент-Эньян.
Баск вошел и сообщил:
– Король вызывает к себе господина графа.
– Это другое дело, – промолвил Портос, – королевская служба прежде всего. Мы будем ждать вас до вечера, сударь.
И, поклонившись де Сент-Эньяну со своей обычной учтивостью, Портос вышел в восторге, считая, что уладил и это дело.
Де Сент-Эньян посмотрел ему вслед; затем, поспешно надев парадное платье, он побежал к королю, повторяя:
– В Венсенский лес!.. Венсенский лес!.. Посмотрим, как король отнесется к этому вызову. Он направлен, черт возьми, ему самому, и никому больше!
XVI. Политические соперники
После столь прибыльной для Аполлона прогулки, во время которой каждый участник ее отдал дань музам, как говорили в ту пору поэты, король застал у себя Фуке, дожидавшегося его возвращения.
