Сальватор - Дюма Александр (читать книги онлайн .TXT) 📗
– Но, – возразил на это «Длинный Овес», – может случиться так, что наш плотник ответит мне так грубо, что мне станет нехорошо.
– Короче говоря, ты опасаешься, как бы он не врезал тебе кулаком?
– Можешь назвать это страхом или опасением, мне все равно, но…
– Но ты боишься.
– Признаться, да.
Три наших знакомца достигли самого интересного места в своем разговоре, когда к ним присоединился четвертый человек, столь же высокого роста, как и «Длинный Овес», но втрое толще его. Он обратился к спорщикам с таким вопросом:
– Могу ли я принять участие в вашей беседе, дорогие друзья?
– Жибасье! – хором воскликнули трое агентов полиции.
– Тсс! – сказал Жибасье. – Так о чем мы спорим?
– Мы говорим о твоем злоключении на бульваре Инвалидов, – сказал Карманьоль. – О человеке, который сжал твое горло так сильно, что ты смог почувствовать то же самое, что чувствует, – так, во всяком случае, говорят, – человек, когда его вешают.
– О, этот негодяй! – сказал Жибасье, скрипнув зубами. – Если я его когда-нибудь увижу…
– Э! – сказал Карманьоль. – Да ведь мы его уже нашли!
– Что? Нашли?
– Погляди, – продолжил Карманьоль, указав Жибасье на человека, который пять минут являлся предметом их спора. – Не он ли это?
– Точно, он! – вскричал бывший каторжник. – Клянусь святым Жибасье, вы сейчас увидите, как я с ним разделаюсь!
И, выхватив пистолет, он ринулся на Жана Торо.
Карманьоль, увидев, что Жибасье бросился к Жану Торо, двинулся по его следам, сделав «Длинному Овсу» знак последовать его примеру.
А «Длинный Овес» предложил последовать за ним и четвертому из приятелей.
Жан Торо только что поднял тележку за ручки и теперь нес ее на вытянутых руках к баррикаде. И тут увидел, что к нему бежит Жибасье, а за ним трое его приятелей.
Каторжник направил на плотника пистолет и нажал на курок.
Раздался выстрел. Но пуля попала в среднюю доску тележки. Тележка всей тяжестью рухнула на голову Жибасье и опрокинула его на землю. Голова его пробила доску, а на плечи на уровне горла навалилась вся тяжесть тележки. Он словно попал в силок. Тяжесть, с которой тележка давила ему на грудь и сдавливала горло, была неимоверной. Даже вес аэролита с бульвара Инвалидов теперь казался ему пушинкой.
Это зрелище привело в ужас «Длинного Овса», напугало Карманьоля и ужаснуло третьего полицейского.
И все трое со всех ног помчались прочь, предоставив Жибасье его участи.
Но Жан Торо был не из тех, от кого можно было так легко скрыться. Не беспокоясь больше за противника, который лежал под тележкой, он перескочил через нее и в четыре или пять прыжков нагнал одного из беглецов.
Им оказался «Длинный Овес».
Схватив «Длинного Овса» за ноги, плотник, используя его как кнут, стегнул им по Карманьолю и сбил его с ног.
Затем, подтащив их обоих, находящихся без сознания от нанесенного и полученного удара, к тележке, он бросил их сверху на тележку и принялся толкать ее к баррикаде, не обращая внимания на неудобства, причиняемые Жибасье столь странным способом передвижения. Он таким образом заделал пролом в баррикаде под огнем солдат полковника Рапта, который, бросившись со своими кавалеристами на это укрепление, и подумать не мог о том, что оно может быть восстановлено, укреплено и защищено всего одним человеком.
А тем временем Жибасье под тележкой стонал подобно Энцеладу под горой Этна.
Это его и погубило.
Жан Торо нагнулся, чтобы увидеть, почему же тележка так качается. И увидел Жибасье, голова которого была просунута через одну из досок.
И тут он узнал Жибасье.
– А! Негодяй! – вскричал он. – Так это ты?..
– Что – я? – спросил каторжник.
– Да, ты… Ты любовник Фифины!
– Клянусь вам, – сказал Жибасье, – что не понимаю, о чем это вы.
– Сейчас поймешь, – завопил Жан Торо.
И, не заботясь о том, что происходит вокруг, он размахнулся и ударил. Кулак его, словно молот, опустился с глухим звуком на голову Жибасье.
В этот самый момент Жан Торо и сам почувствовал сильный удар и оказался под брюхом лошади.
Это полковник Рапт перескочил через препятствие.
Задними ногами лошадь полковника зацепилась за кучу деревянного хлама и камней, а передние ее ноги попали на тележку.
Жану Торо не пришлось прилагать особенных усилий для того, чтобы опрокинуть животное, которое при приземлении потеряло устойчивость.
При этом он произнес:
– Стой, полковник!
А поскольку он привык все делать на совесть, он так толкнул лошадь, что она вместе со всадником рухнула на мостовую.
Жан Торо уже собрался было поприветствовать полковника Рапта и, вполне вероятно, позаботиться о нем точно так же, как о Жибасье, но тут в двух или трех метрах позади баррикады показались с саблями наголо скакавшие за полковником и отставшие от него кавалеристы.
– Сюда, сюда, старик! – раздался вдруг чей-то хриплый голос, который показался плотнику знакомым.
В то же самое время он почувствовал, как кто-то потянул его за полу куртки.
Он резко вскочил на ноги, беспокоясь только о том, чтобы узнать, кто же это так милосердно о нем заботится, и оставил безжизненные тела Карманьоля и «Длинного Овса» в качестве элементов баррикады, которую собиралась преодолеть кавалерия полковника Рапта.
Он и не подумал о Жибасье, который продолжал лежать под повозкой.
Он смутно чувствовал, что настал момент позаботиться о самом себе.
Именно этот инстинкт самосохранения заставил его побежать прочь по улице.
Но тут он снова услышал все тот же хриплый крик, который советовал ему:
– Держитесь ближе к домам, ближе к домам, иначе вы погибли!
Он повернул голову и увидел шута Фафиу.
Добрый совет, пусть даже его дает враг, остается добрым советом. Но Жан Торо был человек первого порыва и не признавал этой аксиомы. Он видел в Фафиу только старинного приятеля Фифины, доставившей ему столько переживаний по причине ревности.
Поэтому он направился прямо к шуту. Скрепя зубами, сжав кулаки, он посмотрел на него угрожающе.
– Так это ты, дырявый матрац, – спросил он, – позволил себе обратиться ко мне со словами: «Сюда, старик»?
– Черт возьми, конечно же, я, мсье Варфоломей, – сказал Фафиу. – Ведь я не хотел, чтобы с вами приключилась беда.
– А почему это ты не хотел, чтобы со мной приключилась беда?
– Потому что вы хороший человек!
– Значит, говоря мне «Сюда, старик», ты не хотел меня оскорбить? – спросил Жан Торо.
– Оскорбить вас? – вскричал «шут соломенный», задрожав всем телом. – Нет, я просто хотел предупредить вас о том, что может произойти. Глядите, солдаты сейчас откроют огонь. Пойдем вот в этот дом: тут живет одна моя знакомая, у которой мы сможем подождать, пока тут все успокоится.
– Ладно, ладно, – сказал Жан Торо. – Я не нуждаюсь ни в твоих советах, ни в твоей помощи.
– Тогда спрячьтесь по крайней мере за этот выступ! – сказал Фафиу, пытаясь притянуть гиганта к себе.
Но в тот самый момент, когда паяц произносил эти слова, Жана Торо окутало облако порохового дыма. Раздался залп, засвистели пули, и плотник увидел, как Фафиу рухнул у его ног.
– Тысячи чертей! – сказал Жан Торо, погрозив солдатам кулаком. – Значит, здесь убивают людей?
– Помогите, мсье Варфоломей! Помогите! – прошептал шут таким слабым голосом, что можно было подумать, что он сейчас умрет.
Этот стон тронул душу доброго плотника. Он живо нагнулся, схватил Фафиу поперек туловища, пинком высадил предусмотрительно закрытую хозяйкой дверь садика, ведущего к жилищу, о котором только что говорил шут.
Он скрылся с улицы в тот самый момент, когда господин Рапт, только что заставивший коня подняться на ноги и уже вскочивший в седло, гневно заорал:
– Порубите и перестреляйте всех этих бандитов!
Отряд преодолел баррикаду.
По телам Карманьоля и «Длинного Овса» проскакали восемьдесят пущенных в галоп лошадей.
Помолитесь за их души!
