Приключения в Африке - Марриет Фредерик (лучшие бесплатные книги txt) 📗

На следующее утро после часу пути проводник указал им крааль Дааки, происходящего от европейцев. Мычание коров и блеянье овец доносилось издали и указывало местонахождение крааля, состоящего из нескольких жалких хижин. Одна из женщин указала жилище Дааки, стоявшее немного поодаль. Александр и Суинтон слезли с лошадей и пошли пешком, видя, что Даака вышел уже к ним навстречу. Оба они пожали руку начальнику и сказали, что приехали издалека, чтобы повидаться с ним. Начальник приказал приготовить хижину для приема гостей.

— Вы не можете себе представить, Суинтон, — сказал Александр, — как я волнуюсь предстоящим свиданием.

— Легко представляю себе, дорогой Уильмот, — возразил Суинтон. — Ведь если верить рассказам, вы встречаете в нем своего кровного родственника и, вместе с тем, кафра по воспитанию и привычкам. Черты лица и весь вид его явно указывают на европейское происхождение.

— Это я уж заметил и потому убеждаюсь в истине предположений. Мне трудно будет говорить с ним, надо позвать переводчика.

Начальник вошел через некоторое время в хижину к гостям. Послали за переводчиком и разговор начал Даака, который подобно всем кафрским начальникам, желал получить от европейцев подарки. Он говорил о том, что он беден, что скот его пал, и что дети его лишены молока. Путешественники выслушали его и послали за бусами и табаком, которые и подарили ему. Затем они начали предлагать ему вопросы, из которых первый был, почему он живет так близко к морю?

— Потому что море моя мать, — сказал он. — Я пришел с моря, и оно кормит меня, когда я голоден.

— В этом ответе он, очевидно, хочет указать на крушение корабля, — заметил Суинтон. — Из рыбьих костей, которые мы видели около хижин, можно заключить, что жители питаются здесь рыбой, чего совершенно нет у других кафров. Потому он и говорит, что море его мать и питает его.

— Ваша мать была белая? — спросил Александр.

— Да, — отвечал Даака. — Ее кожа была такая же белая, как ваша. Волосы ее были такие же, как у вас — темные, только они были очень длинные. Но перед смертью, они сделались совсем белыми.

— Как звали вашу мать?

— Кума.

— Были у вас братья и сестры?

— Да. Одна сестра жива и теперь.

— Как ее имя? — спросил Суинтон.

— Бесс, — возразил начальник.

— Это подтверждает мои догадки, — сказал Александр. — Мою тетку звали Елизаветой, она могла назвать свою дочь своим именем.

— За кем была замужем ваша мать?

— В первый раз она была замужем за моим дядей, и у нее не было детей. Затем она вышла за моего отца. Оба они были начальниками, и я начальник. От моего отца у нее было пятеро детей.

Разговор продолжался еще некоторое время. Из него Александр и Суинтон узнали, что от детей Кумы, предполагаемой Елизаветы, произошло довольно многочисленное племя, с примесью европейской крови. В кафрской земле это племя славилось своей воинственностью и мужеством, оно часто вело войны с соседями, и потому почти все погибло. Сам Даака тоже был известен своими воинскими подвигами, но теперь он уж стар, потому сидит больше дома. Вечером начальник распрощался и ушел в свою хижину.

Когда друзья остались одни, Александр сказал Суинтону:

— Я исполнил обещание, данное моему почтенному родственнику, видел сына его дочери, но что делать дальше? Такого старика, конечно, трудно будет уговорить ехать в Англию так же, как и его сестру. Все другие члены семьи рассеяны повсюду, и сам Даака не знает о них ничего. Собрать их невозможно, но если бы даже и было возможно, то что с ними делать дальше? Мой старый дед лелеял, конечно, мечту, что его дочь пережила плен и, утомленная ужасной, полной лишений, жизнью среди дикарей, вернется на родину отдохнуть около отца. Он думает, что ее дети унаследовали ее симпатии и стремления. Если бы он побыл здесь вместе с нами, то отказался бы от своих романтических мыслей.

— Наверное. Но я должен сказать вам, Уильмот, что мне кажется очень странным возраст Дааки. Разве мог быть сын вашей тетки таким стариком? Когда погиб «Гроссвенор»?

— В 1782 году.

— А у нас теперь 1829. По вашим словам, вашей сестре было в то время лет десять, двенадцать. Как рано ни вышла бы она замуж, ее сыну не могло бы быть более сорока четырех-пяти лет. А ведь Дааки, вероятно, гораздо старше.

— Вероятно, он на вид старше, чем есть на самом деле. Кто может определить возраст дикаря, прожившего жизнь, полную лишений, и много раз раненого, о чем можно судить по рубцам на его лице. Раны и суровая жизнь скоро старят человека.

— Это верно, но все-таки он кажется мне старше этих лет.

— Мне кажется большим подтверждением то, что его сестру зовут Бесс.

— Ну, это может быть и случайностью, Уильмот. Но что же вы думаете теперь делать?

— И сам не знаю. Думаю все-таки поговорить еще и пробыть несколько времени с Даакой, может быть узнаю еще какие-нибудь подробности. Попрошу его сводить меня к морю, к тому месту, где разбился корабль. Может быть найду и его остатки. Я хотел бы привезти моему бедному дедушке как можно больше сведений.

— Да, я думаю, что это будет хорошо. Мы можем предложить начальнику завтра же идти к месту крушения корабля.

— Но я должен еще познакомиться с его сестрой. Он говорит, что она много моложе его.

— Конечно, вам надо повидать ее. Но я все более и более думаю, что возраст Дааки не соответствует нашим предположениям.

Даака прислал старую корову в подарок Александру, и она оказалась очень кстати, потому что мясо гиппопотама приходило уж к концу. На следующее утро путешественники просили начальника проводить их к месту крушения «Гроссвенора».

Сначала Даака как будто не понял, чего от него хотят, и спросил через переводчика, о каком корабле они говорят, не о том ли, который разбился на западном берегу моря. Получив утвердительный ответ, он согласился ехать с ним в этот же день после полудня, говоря, что до того места отсюда около сорока верст, и что они не будут там раньше завтрашнего дня.

Отправившись в путь после полудня, путешественники ехали очень медленно по неровной, хотя и очень красивой местности. На ночь они остановились в краале на полпути. Рано утром следующего дня они были приведены начальником и несколькими кафрами на морской берег. Здесь, в небольшой мелкой бухте, Даака указал им каменную гряду, над которой были видны пушки, балласт и части корпуса корабля. Это было все, что осталось от несчастного «Гроссвенора».

Волны набегали на риф и сбегали с него, то закрывая, то обнажая памятник несчастия и страданий. Александр и Суинтон смотрели некоторое время, не говоря ни слова. Наконец, Александр сказал:

— Суинтон, ведь вы читали о гибели несчастного корабля. Представляете ли вы себе сцены ужаса и отчаяния, которые произошли здесь, когда он разбился о скалы? Несчастные женщины и беспомощные дети, спасенные чудом, карабкались на эту скалу и провели на ней всю ночь, промокшие, полуодетые и дрожащие от холода. Я представляю себе потом и их путешествие по этим угрюмым местам, их столкновения с дикарями, их страдания от голода, жажды, и думаю, насколько счастливее были те, которые погибли, не достигнув берега.

— Да, наверное им пришлось пережить много страданий. Ведь большая часть их погибла в пути от голода или была растерзана хищными зверями. Исключая восьми человек, дошедших до Капштадта, и пятерых, которые, по словам Дааки, тоже спаслись, все остальные погибли ужасной смертью.

Показывая на остатки корабля, Александр спросил начальника:

— Это вы называете своей матерью?

Даака посмотрел на него и покачал отрицательно головой.

— Нет, это не моя мать, — сказал он, — здесь нет моей матери. Моя мать там, — и он указал по направлению к северу.

— О чем он говорит, Суинтон? Его мать не здесь?

— Так ваша мать не была на этом корабле? — спросил через переводчика Суинтон.

— Нет, — возразил Даака, — моя мать приехала на лодке по маленькой реке. Я был мальчиком, когда разбился этот большой корабль, и приносил с него железо, из которого мы делали пики.