Византия - Ломбар Жан (книги без сокращений txt) 📗
Пустел Ипподром. Развевалась хоругвь Святой Пречистой, сияя серебряными крестами, один из которых ронял тень на лохматую голову Иоанна, шествовавшего перед братией, гнусаво напевавшего гимн, слабо поддерживаемый монахами. Скорбно взглянул Гибреас на подножье кафизмы, поглотившее Сепеоса, и сокрушенно потряс волнами волос, в уборе развевающейся ткани; исчезло облекавшее его сияние. Беспощадно дрались снаружи гонимые стражей Зеленые и Голубые в присутствии Красных и Белых, которые, не вмешиваясь, созерцали схватку, как осторожные свидетели. Один Голубой умертвил Зеленого и пал сам, опрокинутый на другого Зеленого. Раздавались пронзительные крики, всюду струилась и капала алая кровь.
В глубине дороги, окаймленной высокими дворцами, где спускались уже серовато-зеленые сумерки, прорезаемые лиловыми лучами закатного солнца, обрисовались очертания чьего-то торса; то был Солибас в мерцании серебряного венца на голове, тихо реявшей над толпой Зеленых, которые несли своего победителя под вещие созвучия акафиста, воспеваемого устами многих, которые, несмотря на пленение Сепеоса, не считали себя побежденными.
III
– Пресвятая Матерь Божия! Великий Вседержитель! Помолимся за Сепеоса; помолимся за мученика, за исповедника, за восставшего на ад, снишедший в душу Константина V. Помолимся, помолимся! Казни предадут Сепеоса. Отсекут длань, которую Иисус хотел зреть с оружием; ногу, которую Иисус хотел зреть проворною; выколют глаз, который Приснодева хотела зреть видящим. Пусть умрет он, но архангелы, ангелы, силы, власти, апостолы, девы и блаженные встретят его у преддверия семи сфер небесных, кои наполняешь Ты Собою – Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой!
Это происходило на Гебдомоне, площади, упиравшейся в стены, фасадом своим обращенные к Золотому Рогу, – обширной, светлой, опаленной солнцем бухте, с песчаным дном, подобным арене, которое лизали волны. Всюду столпотворение народа: карабкались мужчины, толкались женщины, дети, и над головами их в беспорядке мелькали кресты и хоругви. Золотой Рог изборожден был многовесельными паландриями; словно вспахан носами судов, медленно вонзавшимися в его волны; во все стороны изрезан тысячами палубных барок, вмещавших безмолвных людей в четырехгранных скуфьях, в одеждах, украшенных расцветившимися образками Иисуса и Приснодевы; словно отточенный в извилистых очертаниях, как будто приготовился Золотой Рог лицезреть муки Сепеоса, присужденного Константином V к утрате глаза, отсечению руки и ноги.
И вещали о неумолимой муке сто тысяч уст, превращая ее в слезы всего народа; толпа изливала в глухой угрозе похоронный напев, незаметно могущий перейти в военную песнь. Мощно врезались в звуки его псалмы, выкрикиваемые роями многочисленных монастырских иноков, которые топали при этом ногами с такой силой, что трепетали кресты и хоругви.
Подхваченные откликами, насыщались ужасом, облекались проклятиями и все сильней разносились, отражаясь в камне стен, несметные жалобные и мрачные причитания:
– Да вознесут апостолы, в лучезарном сиянии окружающие Теоса и Иисуса, душу Сепеоса, ибо умрет он! – к стопам Приснодевы. Да начертают они ей путь, по которому достигнет она престола вечной чистоты, где мечи ангелов и архангелов сверкают, сокрушая бездны ада! Свят! Свят! Свят! Примите душу, которая отойдет скоро из тела страдальца; украсьте ее добродетелью и мудростью, уготовьте ей место меж вас, дабы победила она мрак, питающий все злодеяния богомерзкого и гнусного Константина V!
Мощный поток отнес толпу к Влахерну, и она разлилась оттуда до стен, прямыми углами огибающих местность, над которой высилась близ устья залива Святая Пречистая. Серый и розовый, с срединным куполом, живой и как бы смущенный, возносился в свежей синеве раннего утра храм этот со своими двумя трансептами, скрывавшими закругленность свода; и виднелся на наружном его нарфексе, под круглым разрезом фасада Вседержитель, восседающий на троне, строгий, неподвижный и благословляющий. За Кенегионом расстилалась равнина, зеленели холмики терпентина и сикоморы, а вдали возвышался целый лес стройного камыша, увенчанного перистой шапкой.
Из ворот Карсийских вышли спафарии, те самые, которым Сепеос открыл тайну заговора и на которых возлагал свои надежды. Многочисленным войском проходили они отдельными гетериями из лагеря, с длинными мечами, в конических шлемах без забрала, осенявших железные кольчуги стана; во главе выступали полемархи и кюропалаты; сбоку выделялись гетериархи и повсюду – аколиты. Гибкие, стройные, мощные, они, по-видимому, недоумевали. Без сомнения, они совершенно не поняли речей Сепеоса, так как предуведомили власть о замыслах Зеленых, Православных и Гибреаса.
Константин V, уже насторожившийся после доноса, полученного Дигенисом от Гераиска, Пампрепия и Палладия, приказал допросить некоторых из них и скоро узнал таким путем, что замыслил совершить на бегах Сепеос. Не предпринимая дальнейших розысков, он ограничился пока заточением спафария и тем пресек заговор в самом его зародыше, решив заняться им впоследствии, если бы оказалась в этом надобность.
Длинное шествие, предводимое очень высоким всадником, следовало от Великого Дворца и Святой Премудрости, все облитое блеском золота, металлов, хоругвей и крестов; величаво выделялся облик Константина V с овалом белого носа над окладистой черной бородой, державшего в одной руке голубой глобус, в другой золотой меч. Голова Константина венчалась неподвижностью сарикиона, покрывала хламида его плечи. Толпа тихо застенала, молитвенно сложив руки, и женщины, простершись, целовали землю.
Напротив, на возвышенном берегу, зеленом и тенистом, где было Сикоэ, берегу, изрытом бухточками, на чистом песке которых отдыхали плоскодонные барки, чернел ожидающий народ, – чужестранцы и варвары, укрытые под сенью грозных стен.
Повсюду росло волнение, лились слезы и звучали жалобные, глухие причитания, в которых звенела трогательная скорбь.
Константин V остановился, и вздрогнул конь его, колыша попоной, покрывавшей его от ушей до самого хвоста. Сияли скипетр его и золотой меч. Прорезав толпу окружающих его сановников – мягких, жирных евнухов или воинов с лицами, изборожденными строгими складками – он выдвинулся вперед, провожаемый с Гебдомона полными ужаса взорами многочисленного народа.
Казалось, что шествию не будет конца. За сановниками шли стражи Великого Дворца: сперва схоларии в вооружении овальных щитов и золотых секир, а за ними экскубиторы в чешуйчатых панцирях и с золотыми копьями, затем кандидаты с золотыми мечами и секирами; они выступали сомкнутыми рядами, сверкая доспехами, предназначенными и для атаки, и для защиты. Следом растянулись воины Аритмоса и пышной варанги, миртаиты, буккеларии и маглабиты; спафарокандидаты и спафарокубилярии, превращавшиеся в кубиляриев в походе, и много других воинов, вооруженных палицами и луками. Конница в остроконечных шлемах обрамляла ряды войск.
Их сопровождали оркестры железных и бронзовых тимпанов, напевы цитр сливались с пронзительными звуками балалайки и зурны; инструменты соответствовали разноплеменности воинов, которые были из Европы, Азии и Африки. Кольцо спафариев окаймляло площадь. И воины строились на примыкающих дорогах и как бы парили клубком золотистых облаков, горевших остриями копий и чередовавших очертания луков с блеском секир и золотистых мечей!
– Пресвятая Матерь Божия! Великий Вседержитель! Примите в лоно свое душу Сепеоса, если суждено умереть ему, – Сепеоса, за веру страдальца и мученика. Иисусе, Иисусе! Простри к нему всемогущие длани Твои! Укрепи его снести муку и страданья свои, или вознестись в превысшие сферы, где узрит млечные реки, сияние золотых дворцов и зеленую дубраву, под сенью которой обрящет он отдохновение вдали от Аспида и Василиска, от богомерзкого и гнусного, который присудил выколоть ему глаз, отсечь руку и ногу!
Так толпа, полная православных и монахов, слагала скорбные моления, и усилилась их душераздирающая грусть, когда вдали, окруженный маглабитами, показался Сепеос, связанный веревками, державшими его по рукам и ногам, скудно прикрытый чешуйчатой кольчугой, с профилем, оттененным усами, падающими вниз, и сильно отросшей в дни заключения бородой. Он приближался, влекомый маглабитами, и взоры всех обратились на него с нескрываемым нежным сочувствием, которого он намеренно не замечал. Издалека обрисовалась Святая Пречистая, и ярко отражались на светлом фоне неба ее серо-розовые очертания, приковавшие к себе взгляд Сепеоса, шествовавшего с обнаженной головой, палимой солнцем, с копной неприбранных волос.
