Джентльмен-капитан (ЛП) - Дэвис Дж. Д. (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Последовавшие за этим часы напоминали один из кругов ада синьора Данте. Шлюпка доставила меня на «Ройал мартир», где я выслушал энергичный приказ Джаджа. Нам предстояло отплыть с дневным отливом, который обеспечит лёгкий проход через западное устье Солента. Ланхерн отправился с лодкой в Портсмут, собрать матросов, ещё остававшихся на берегу в увольнительной. Несмотря на доблестные усилия Дженкса, команда обедала поспешно и без аппетита, тем не менее, все выстроились в аккуратную очередь перед грот–мачтой, чтобы получить в свои кружки порцию лёгкого пива из открытой бочки. Туда–сюда сновали провиантские шлюпки. Мы погрузили кур, дюжину овец и трёх коз, приобретению же коровы воспрепятствовал только мой особый запрет на том основании, что мы отплываем в Шотландию, а не на Суматру, вонь же и без того стоит, как на ферме. Другие лодки увезли жён и женщин, которые, возможно, были не совсем жёнами, что сопровождалось громкими рыданиями увозимых и некоторым облегчением по крайней мере части из остающихся. Матросы взобрались по такелажу и разбежались по пертам, чтобы подготовить паруса, долго томившиеся туго собранными вдоль реев. Хирург Скин занялся своим первым в этом путешествии пациентом, тупоголовым корнуольским мальчишкой, который вывихнул два пальца, когда не смог уцепиться за грота–рей и избежал падения и смерти только благодаря быстрой реакции Тренинника. Али–Рейс устроил бесконечный концерт из задорных мотивов на скрипке, и мне некогда было удивляться, как мавр освоил этот инструмент и мелодию «Прощальной песни». Я наскоро сочинил письма троице своих официальных корреспондентов — королю Карлу, герцогу Якову и мистеру Пипсу — и другой троице: матери, брату и жене. Тем временем Маск и кок Дженкс наколдовали для моего пропитания немного отличной ветчины, на удивление съедобные сухари и халлский эль хорошего розлива.
Вернувшись на палубу, я, как мог, оценил своих офицеров. Главный канонир Стэнтон спокойно и со знанием дела проверил каждую пушку, каждый её станок и тали, затем спустился для работы в крюйт–камере. Боцман Ап шагал туда и обратно по палубе, размахивая ротанговой палкой в воздухе и раздавая указания, которые вряд ли хоть кто–нибудь мог понять, однако при его появлении все подскакивали и мчались исполнять по три или четыре задания подряд, возможно, надеясь, что одно из них могло быть предметом его неразборчивых команд. Плотник Пенбэрон находился внизу, занимаясь, без сомнения, колдерштоком и рулём, которыми он был одержим не меньше, чем бизанью; по его убеждению, во время ремонта на верфи в Дептфорде около года назад хороший новый руль, предназначенный для корабля, был продан и заменён аккуратно восстановленным и замаскированным старым, чтобы скрыть мошенничество корабелов. Это тревожно походило на мои собственные знания об особенностях работы верфи, пусть и спасших мне жизнь, и я оставил его заниматься своим делом. Дженкса нигде не было видно, конечно, хотя из трубы камбуза, расположенного в трюме, постоянно вырывались клубы дыма.
Присутствие казначея Стаффорда Певерелла было, увы, слишком явным. Он делил со мной шканцы, хотя ни один из нас не снизошёл до разговора. Он осматривал происходящее с выражением утомлённого презрения, пока один юнга, оступившись, не упал на свайку и едва не лишился глаза — тогда казначей взревел от смеха. Наверное, я должен был сразу упрекнуть его, но не пристало офицерам принижать друг друга на людях; более того, Певерелл был человеком благородного происхождения — хотя и отвратительных манер — и заслуживал почтения согласно своему рангу. Так я сказал себе, хотя в душе неприязнь к этому грубому существу росла не по дням, а по часам. О последнем из моих офицеров, преподобном Гейле, не было ни слуху, ни духу.
Штурман Лэндон с педантичной формальностью установил на шканцах стол. На нём расположились странные книги с морскими картами, математическими символами и тайными знаниями, которые моряки именуют лоцией. В полдень Лэндон и помощники штурмана достали замысловатые инструменты наподобие дисков моего деда и направили их на солнце, а затем на ориентиры вроде церкви Святого Фомы, форта Саутси и белой башни Гилкикера. Помощники восторженно болтали между собой и с Лэндоном, который, наконец, мрачно сообщил, что было проведено истинное наблюдение, и таким образом, новый день на море начался. Я чувствовал себя столь же неловко во время этого ритуала, как и на борту «Хэппи ресторейшн», где Олдред не менее торжественно рапортовал мне каждый полдень. Очевидно, для моряков это было великим событием, ежедневным священным собранием, результатом которого становились ряды бессмысленных чисел, благоговейно заносимых в корабельный журнал. Что касается меня, они могли разговаривать на древнеарамейском или на корнуольском.
Меня пронзила жгучая боль сожаления, что я во второй раз буду капитаном, абсолютно безграмотным в законах моря. Теперь уже стало ясно, что Кит Фаррел не получил моего письма и не примет участия в путешествии, а я не мог унизить наследника Рейвенсдена перед кем–то вроде Лэндона, попросив его научить меня морскому делу. Что до Джеймса Вивиана, то он, безусловно, многое перенял у своего дяди Харкера: знал названия канатов, реев и парусов, мог спокойно обсуждать курс со штурманом и перемещался среди матросов, пока мы готовились к отплытию, весело подбадривая одних и делая мягкие замечания другим. Моложе меня на три года, Вивиан стоял несравнимо выше как морской офицер: он заслужил уважение команды, а я — нет, и не заслужу ни сейчас, ни когда–либо позже. Вивиан, возможно, и невзлюбил меня с первого взгляда за то, что я занял место его дяди и не прислушался к его глупой болтовне об убийстве, но в этот момент я вдруг возненавидел Джеймса Вивиана с большей страстью, чем та, которую он мог когда–либо чувствовать по отношению ко мне. Это была холодная, бессмысленная и ревнивая ненависть, которую испытываешь к человеку, когда в глубине души понимаешь, что он лучше тебя. Рядом с лёгкой уверенностью Вивиана слишком явно проступало моё непроходимое невежество. Я не мог просить его поделиться своими знаниями. Не в моих силах было доставить ему это удовольствие. Да и не стал бы я учиться морской науке, пусть и через посредника, у вездесущего призрака капитана Джеймса Харкера.
Было почти шесть часов, когда я вновь оказался на шканцах — никчёмный джентльмен–капитан во всём своём великолепии, глядя сквозь сгущающиеся сумерки, как упали паруса на реях «Ройал мартира» и корабль Джаджа начал еле–еле двигаться вместе с отливом. Вивиан, Лэндон и Ап смотрели на меня, будто ожидая чего–то. Через мгновение лейтенант откашлялся и обратился ко мне, без сомнения с насмешкой, но сохраняя безупречно невозмутимое лицо.
— Желаете командовать отходом корабля, сэр?
Я внезапно подумал о «Хэппи ресторейшн» в минуту его гибели в шторме у Кинсейла — когда мне в последний раз предлагали дать команду матросам. Я видел людей, падающих с обречённого вздёрнутого корпуса…
— Нет, лейтенант, — ответил я. — Мистер Лэндон, будьте любезны вывести нас в море, сэр.
Я отказал Джеймсу Вивиану в удовольствии приказывать, хотя ни капли не сомневался, что дядя научил его этому искусству.
Лэндон начал странный речитатив с возгласа:
— Поднять якорь!
Матросы у огромной лебёдки с рычагами, называемой шпилем, начали толкать рычаги под ритмичное топанье ноги Али–Рейса, который подыгрывал в такт их усилиям. Якорный канат потянулся со дна, стеная и завывая, будто сотня умирающих страдальцев. Как только якорь покинул воду, Лэндон принялся ходить из стороны в сторону по шканцам, выкрикивая инструкции одну за другой.
— Отдать подветренные брасы! Распустить грот! Отдать подветренные шкоты! Отдать грот!
Крики повторялись младшими офицерами, под чьим командованием были разные части корабля — корнуольские глотки отвечали на кентскую речь Лэндона. Один за другим массивные свёртки линкольнширского полотна стали опадать со своих реев, и лёгкий ветерок, дохнувший на нас со стороны острова Уайт, начал наполнять их. Люди наперегонки сновали вверх и вниз по огромным сетям, что называются вантами и тянутся к мачтам. Они перебегали туда и обратно по реям и пертам с не перестававшим впечатлять и ужасать меня равнодушием к высоте и собственной бренности. У верхушки передней из трёх мачт с захватывающей дух скоростью метался обезьяноподобный рудокоп Тренинник, точь–в–точь как рассказывал старшина Ланхерн. И всё это время Лэндон продолжал бесконечный поток команд.
