Дипломатическая тайна - Никулин Лев Вениаминович (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Омар бледнеет, как труп, но он не бледнее человека, не отводящего от него взгляда. Мирза Али?Мухамед протягивает руки к председателю. Резкий звонок.
– Я продолжаю. Второй год он оттягивает договор с Республикой Советов. Кому это нужно – мы знаем. Народ Гюлистана выбивается из сил, платя лишними часами мучительной и тяжелой работы за плохие и дорогие товары, которые доставляются из королевства. Народ Гюлистана! Ты облагодетельствован твоими министрами и их друзьями. И теперь они снова предлагают тебе золото, которое тянет тебя ко дну. Сегодня, завтра мы откроем лицо министров и их друзей. Мы докажем их предательство и продажность!…
Несколько десятков правых депутатов встают с мест.
– Доказательства?…
– Вы их получите! Вы увидите, что вашей страной, “независимым Гюлистаном” управляют продажные изменники с жирным и глупым сластолюбцем во главе, и все они только лакеи королевского посла.
Невообразимый шум. Несколько человек, потрясая кулаками, бросаются к оратору. Его окружают левые, и он скрывается бесследно после слов, которые можно произнести только с опасностью для жизни.
* * *
Когда задыхающийся, кашляющий старик, морщась от боли, опираясь на руки слуг, возвращается в министерство и бессильно сваливается в кресло, он видит прямо против себя совершенно спокойного, хладнокровного майора Герда и элегантного юношу в белом кавалерийском мундире с моноклем в глазу – начальника штаба армии Гюлистана.
– Надеюсь, все благополучно?
Мирза Али?Мухамед смотрит на майора широко раскрытыми недоумевающими глазами.
– По поручению сэра Роберта Кетля я извещаю вас, что революционная организация выбрала местом мятежа южную границу. Мятежники предполагают атаковать перевал Сенги – подступ к Марату. Ночью на южную границу отправляются первая и вторая гвардейские дивизии.
Али?Мухамед согласен. Майор Герд уходит. Председатель совета министров требует к себе министра полиции Ибрагим?хана.
ПРИВХОДЯЩЕЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
– Товарищ Зыков пишет, что ваше дело не имеет прямого к нам отношения…
– А вы как полагаете?…
– Сразу сказать трудно, однако я полагаю…
Захаров взял из портсигара собеседника египетскую папиросу и, пока тот щелкал зажигалкой и закуривал, растягивая каждое слово, значительно сказал:
– Я полагаю, что это наше прямое дело. Да.
– То есть вы полагаете, что Приезд моего брата и его исчезновение не случайность, скажем, несчастная случайность… Бывают же такие случаи. Человек погибает, о его смерти узнают много времени спустя… Мало ли что бывает… Несчастье в пути… В Москве его нет ни среди живых, ни среди мертвых.
Захаров привычно?внимательным взглядом рассматривал превосходно сшитый костюм собеседника, гладко выбритое лицо, маленькую короткую трубочку для сигарет и толстые чечевицы круглых очков.
– Вы долго жили за границей, гражданин Воробьев?
– Теперь или раньше, когда учился?…
– Теперь, в командировке…
– В разное время около года.
– Встречали эмигрантов?…
– Иногда встречал.
– Как они к вам относились? Враждебно, безразлично или благожелательно?
– Как вам сказать… Ну, как могут относиться эмигранты к так называемому “спецу”?
– Значит, враждебно. Теперь сообразите. Эмигрант из их среды, ваш младший брат, выразил желание возвратиться в Россию. Эмигрант, который, может быть, кое?что знает из прошлого и настоящего. Человек, который может им повредить…
– Вы предполагаете убийство?
Захаров пожал плечами и взялся за блокнот.
– Что бы там ни было, я подыму на ноги всех, кого нужно. Человек официально перешел границу, выполнив все формальности, и бесследно исчез. И тем более из Мирата. Чудеса!…
– Вы говорите – человек из Мирата… Разве это имеет особое значение?
– По?моему, имеет. В этом случае все имеет особое значение.
Инженер Воробьев попытался продолжать разговор, но Захаров, неопределенно улыбаясь, повернулся к телефонным аппаратам.
– В самом ближайшем времени. До свидания!
– Значит, я надеюсь…
Когда за инженером Воробьевым плотно закрылась дверь, Захаров совсем другим, беззвучно?деловым голосом сказал в телефонную трубку.
– Дайте дело репатрианта Воробьева.
ОТ ТАШКЕНТА ДО МЕРВА
Паровоз довольно медленно катит белые вагоны Средне?Азиатской дороги мимо станций, ничем не отличающихся от прочих вокзалов и станций России, но сохранивших звучные туземные названия, напоминающие о том, что красные глинистые, поросшие кустарником равнины – Азия.
Одна из станций называется Самарканд, и Люси Энно вспоминает, что за пыльными высокими тополями, за обыкновенными станционными зданиями – столица Тимура, его эмалевые голубые мечети, которые упоминаются во всех путеводителях для туристов всего мира. Сарты неторопливо и деловито занимают места в вагонах. Можем быть, прадеды этих людей в мягких сапогах и выщкмшнх халатах и тюбетейках вместе с Тимуром проходили Хайберским проходом Сулеймановых гор в Дели, видели, как Тимур короновал себя императором Индии и, может быть, вместе с ним в двадцать девять дней совершили путь от Дели до Самарканда. Однако теперь за пыльными тополями, за плоскими крышами поселка не видно ни эмалевых минаретов и куполов, ни стен любимой столицы. Люди торопятся, свист паровозов, дрожит белый султан пара, и они оставляют позади себя Самарканд – город Тимура.
У каждого свои мысли.
Люси Энно думает о том, что привело ее снова в эти единственные в мире пространства и когда же конец ее пути.
Перси Гифт плохо переносит жару, глотает хинин и делает свое незаметное и беспокойное дело, пропадая на остановках за станциями во фруктовых лавках у вокзала базаров. В узком гранитном проходе, который называют воротами Тамерлана, он думает о том, как изменились бы судьбы мира, если бы во время Тамерлана были пулеметы Льюиса. Кроме этих соображений, никакие другие посторонние мысли не тревожат второго секретаря королевского посольства в Мирате, даже в те часы, когда восемнадцать вагонов медленно катятся вдоль темно?зеленых склонов развернувшегося великолепной декорацией горного хребта.
Что же касается Жукова, то он добросовестно перечитывает Преображенского “От нэпа к коммунизму”, ни на минуту не выпуская из рук кожаного запечатанного пакета, как указано в инструкции дипломатическим курьерам. Кроме того, он иногда ножиком вскрывает заднюю крышку часов и с удовольствием рассматривает маленькую, снятую бродячим фотографом на Цветном бульваре фотографию, которая изображает Ольгу Жукову – жену дипломатического курьера.
На второй день поезд останавливается у станции Чарджуй на берегу Аму?Дарьи – древнего Оксуса. Вечером поезд должен миновать мост длиною верста с четвертью, который представлял бы некоторый интерес для Перси Гифта, если бы у Перси не было другого более важного поручения. На станции у кассы он вступает в беседу с довольно плотным человеком с черной бородой и желто?матовым лицом. Перси Гифт покупает у него тюбетейку, расплачивается и, по?видимому, одержимый припадком малярии, отправляется в свой вагон на верхнюю полку.
Поезд стоит около двух часов. За это время Перси успевает подпороть подкладку тюбетейки и извлечь две записки не более пяти сантиметров в длину и ширину. Первая относится к дальнейшему путешествию Перси и, видимо, доставляет ему удовольствие, вторая причиняет ему некоторое беспокойство. Это копия адресованной Ахмету Атаеву телеграммы, которая касается хлопка, сантонина, цен на товары в Москве и потери на курсе. При помощи некоторых сопоставлений и напряжения памяти Перси Гифт уясняет себе из телеграммы, что два дня назад в Москве арестовано семейство Кряжкиных и что соответствующее учреждение разыскивает некоего Андрея Воробьева.
Ночью поезд минует мост. Вагон тускло освещен двумя свечами, и в этом дрожащем сумраке происходит незаметное превращение. Человек, похожий на странствующего комиссионера по хлопковым делам, в котором, однако, знакомые могли бы распознать второго секретаря посольства в Гюлистане, превращается в круглобородого толстого бухарца в полосатом зелено?лиловом халате и в чалме.
