Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно .TXT) 📗

— Нас восемнадцать, — продолжал Мишель, — выберите себе трех капралов, через час мы выступаем.

— Капралов нечего долго выбирать, командир, — сказал один контрабандист, — мы уже выбрали их, с вашего одобрения, разумеется.

— Кто же это?

— Оборотень, Паризьен и Шакал.

— Превосходный выбор, одобряю его. А тебя как зовут, малый?

— Мое прозвище, командир, Влюбчивый, к вашим услугам, — ответил он смеясь.

— Ловкое прозвище, — улыбнулся Мишель, — теперь можете отдыхать, есть и пить, припасов вдоволь, но отнюдь не напиваться, пьяниц в моем отряде я не потерплю.

— Не беспокойтесь, командир, — ответил Влюбчивый, — мы очень хорошо знаем, что пьяный может погубить не только себя, но и товарищей, мы старые горные волки, увидите на деле.

— Хорошо, я так и думаю; при первом свистке в путь.

— Слушаем, командир.

— Жаль, что у вас ружья пистонные, но скоро, надеюсь, мы добудем другие.

— Не заботьтесь об этом, командир, мерзавцы пруссаки снабдят нас. Не так ли, товарищи?

— Известно, черт побери! — откликнулись те со смехом.

Когда вольные стрелки увидели, что контрабандистов отпустил их новый командир, они вошли, окружили их и увлекли из залы под навес, где все было готово для их приема.

Сержант Петрус вышел из трактира минутой раньше.

— Ну что, командир, — спросил Оборотень, потирая руки, — как вы находите моих новобранцев?

— Я в восторге от них, любезный. Где вы открыли такое редкое собрание головорезов?

— Это моя тайна. Я мог бы представить вам вдвое, втрое больше, но эти, что называется, на подбор, за каждого я ручаюсь головой: да вы их увидите на деле, как удачно выразился Влюбчивый. Кстати, он смельчак, каких мало, я поручаю его вашему особенному вниманию в случаях трудных.

— Да, с этими молодцами, я думаю, сделать кое-что можно.

— Вы сделаете все, что захотите, они никогда не отступят.

— Какое горе, что ружей у нас нет хороших.

— Правда, но ничего тут не поделаешь, по крайней мере, на первый случай.

— Почему так? — спросил Петрус, садясь возле Мишеля.

За сержантом вошли два вольных стрелка, которые вели трактирщика. Достопочтенный этот муж казался сильно встревоженным: с самого утра жизнь его висела на волоске.

— Что это вы говорите, друг мой? — спросил Мишель.

— Говорю, любезный капитан, что обещал вам приятную неожиданность, не правда ли?

— Правда, так что ж?

— Я исполню свое обещание немедленно, вот и все, полагаю, что доставлю вам удовольствие.

— Посмотрим, что это.

— Потерпите минутку, наш хозяин исполнит мое обязательство.

— Ровно ничего не понимаю.

— Какое же было бы удовольствие, если б вы понимали? Подойдите, любезнейший.

Вольные стрелки подтолкнули трактирщика ближе к столу.

— Любезный хозяин, — продолжал Петрус самым тихим и ласковым тоном, — вы самый сговорчивый и наиболее снабженный запасами трактирщик во всей провинции, это, несомненно. Потрудитесь же немедленно снабдить нас известным количеством шаспо и патронов, поторопитесь, пожалуйста, нам некогда ждать.

— Вы шутите, сержант Петрус! — вскричал Мишель.

— Ни крошечки не шучу! Я говорю серьезно. Знайте одно, капитан, что в торговых оборотах никто не смыслит более трактирщиков, в военное время они продают все и торгуют всем, только за них надо уметь взяться.

Трактирщик позеленел, он дрожал всем телом.

— Слышали вы меня? — обратился к нему Петрус. Бедняк пытался было отвечать, но не мог; язык, словно прилип у него к гортани.

— Помните одно, приятель, — продолжал сержант, — если я не дал повесить вас два часа назад, то вовсе не из жалости: вы негодяй, недостойный помилования. Моя цель была узнать, где вы спрятали три фургона с оружием, боевыми припасами и амуницией, которые третий корпус вынужден был оставить во время своего прохода через эту деревню. Если в пять минут эти три фургона не очутятся запряженные у двери, вас вздернут, клянусь вам.

— Ради самого Бога, сударь, не погубите меня, пощадите! — вскричал трактирщик, бросаясь на колени.

— Уведите этого человека, — приказал Петрус сурово, — если в пять минут он не укажет вам тайника, где скрыл фургоны, вы повесите его вместо вывески, а тогда уж я сам пойду на поиски.

Вольные стрелки принудили трактирщика встать на ноги и увели его из залы.

Мишель и товарищи его не могли опомниться от изумления.

— Неужели это правда? — вскричал Мишель.

— Уверяю вас, что да.

— Но вы-то как успели открыть эту тайну?

— Самым простым образом: вчера я перехватил письмо этого почтенного трактирщика к прусскому командиру, который так зорко наблюдает за нашим лагерем.

— Мерзавец! — воскликнул Паризьен, стукнув по столу кулаком.

— Совершенно так. Я прикинулся, будто не знаю, что он сделал подобное предложение неприятелю, но письмо у меня тут, в случае надобности я пущу его в ход. Не сознается он добровольно, мы ничего не потеряем, в письме объяснено все и доставляются подробнейшие сведения.

— Этого негодяя надо повесить сейчас же, измена его очевидна; оставить ему жизнь было бы ошибкой.

— Это мнение Людвига, которому, разумеется, все это дело сообщено мною. Признаюсь вам, однако, что если он добровольно исполнит наше требование, я склонюсь к помилованию: не хочется марать рук этой гнусной кровью. Впрочем, вы можете быть спокойны, этот конец от него не уйдет, подлецу суждено быть вздернутым. Эхе! — вдруг вскричал он. — Лошадиный топот! Что я вам говорил? Ошибся я?

— Действительно, это настоящее чудо, вот и три фургона, — сказал Мишель, вставая.

— Ну, я прощаю молодцу, он не долго кобенился. Пойдемте поглядеть, что в них, полагаю, это любопытно.

— Ей-Богу, прелюбопытно! Один вы, друг Петрус, способны доставлять такие приятные неожиданности.

— Очень рад, что пришлось по вкусу, — скромно ответил сержант.

Вслед за тем все встали и вышли.

ГЛАВА VIII

Красивый тип трактирщика в горах

Петрус не ошибся: действительно, это и были три фургона, они подъезжали, окруженные вольными стрелками, радостные крики которых оглашали воздух. Контрабандисты, новобранцы капитана Мишеля, изъявляли свой восторг особенно живо; только трактирщик был бледен и дрожал как осиновый лист.

Этот презренный человек, кажется, начинал понимать значение преступного действия, им совершенного.

Петрус приказал четырем стрелкам тщательно осмотреть фургоны и дать подробный отчет, что в них, потом, предписав часовым величайшую бдительность, сержант вернулся в залу с командиром Мишелем, Люсьеном Гартманом, Паризьеном и Оборотнем, по пятам которого, как всегда, шел Том.

Бывший студент казался озабоченным: он хмурил брови и, в доказательство сильной душевной тревоги, дал погаснуть своей трубке. Тяжело опустившись на стул, он ударил по столу кулаком.

— Сакраблё! — вскричал он. — С ума сойти можно!

— Что вас донимает, дружище? — спросил Мишель. — Кто возбуждает в вас такой сильный гнев?

— То, что делается, черт возьми! — ответил Петрус с отвращением. — Есть от чего сойти с ума, измена окружает нас повсюду, нельзя, прости Господи, шагу ступить, чтобы не уткнуться носом в шпиона.

— Объяснитесь, я вас не понимаю.

— Немногих слов будет достаточно, чтоб вы поняли. Пруссия наводнила Францию своими шпионами, более десяти лет они, как кроты, роют под нашими ногами мину, чтобы взорвать нас; и в этой жалкой деревушке, так же точно, как в самых больших селениях, они имели агентов, что доказывается кражей трех фургонов. Меня и приводит в отчаяние, что тут француз, эльзасец, не побоялся служить оружием нашим ожесточенным врагам и изменять отечеству.

— Человек этот презренная тварь, изменник, для преступления его нет оправдания, он заслужил примерную казнь, которая, вероятно, и постигнет его.

— Разумеется, простить ему было бы то же, что признать себя его сообщником. Пусть пруссаки узнают, что мы безжалостны к изменникам. Но французу изменять, таким образом, своей родине — о! это для меня нож в сердце.