Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна (библиотека книг txt) 📗
— Пусть его, — подняв руку, сказал Виглафссон. — Теперь им распоряжается Ньерд…
Рагнар перетягивал Бьерну окровавленную руку, когда внизу, под ними, что-то тупо стукнуло в днище. Потом опять.
— Мертвец, — сказал Бьерн.
Но тут снизу послышалось царапанье, и оба вскочили, перегнулись через борт.
По дубовой обшивке, сдирая ногти, сползала страшная синяя рука.
Скрюченные пальцы шевелились, пытались зацепиться… и не могли.
Рагнар отшатнулся, но в следующий миг ему почудилось нечто знакомое. Не родимое ли пятно на запястье? Так и не вспомнив, где видел его, он все-таки свесился вниз и схватил уже ускользавшую руку, и та, вздрогнув, вцепилась в него смертным пожатием.
Рагнар храбро сражался с людьми — но не с выходцами из могил. Он мгновенно взмок от ужаса и завопил не своим голосом:
— Бьерн!
Бьерн обхватил его поперек тела, не пожалев раненого плеча… и в глубине проступило запрокинутое лицо Этельстана. Глаза англа были закрыты, из ушей и ноздрей темными струями плыла кровь. Подоспевшие на помощь рванули его вверх. Голова приподнялась над водой, но и только: что-то держало его там, внизу, точно камень, привязанный к ногам. Двое отчаянных выпрыгнули за борт…
Пальцы в волосах Рунольва не разомкнулись даже на палубе, когда обоих уложили и стали откачивать…
Три дня и три ночи бушевал шторм… Но потом занялось ясное, чисто умытое утро, и обледеневшие скалы засверкали на солнце.
В это утро к воротам Сэхейма верхом на лошади прискакал Сигурд Олавссон.
— Возвращаются! — крикнул он выбежавшим навстречу. — Наш идет впереди!
И первым звуком, ответившим ему со двора, был женский плач. Плакала красавица Гуннхильд, все три дня просидевшая с сухими глазами и молча. Теперь она обнимала подбежавшую Звениславку, и ноги у нее подгибались.
Люди Морского Дома, все это время державшие оружие под руками, высыпали на берег… Хотя корабли были, конечно, еще далеко. Эрлинг возвращался. Он победил в бою, из которого его ждали почти без надежды. Эрлинг вождь…
Потом подъехал Видга. Сын хевдинга не мог покинуть сторожевых скал прежде, чем корабли войдут в фиорд. Наверное, он видел их совсем близко. И даже разглядел на палубе нечто, укрытое кожаным пологом от ветра и брызг.
Видга спрыгнул с коня и отдал поводья рабу.
— Эрлинг отбил отца, — сказал он негромко. И тоже пошел на берег, обходя столпившихся людей. Скегги хотел было подойти к нему, но не посмел.
И вот наконец из-за поворота фиорда выдвинулись корабли… Совсем как тогда — один за другим. Но только теперь черный корабль шел впереди. И оба двигались медленно. Словно бы устало. На каждом трудилась едва половина обычного числа гребцов…
И Эрлинг Виглафссон действительно махал рукой, стоя на носу.
Видга жадно следил за тем, как два драккара входили в ограду и подтягивались к берегу, бросая якоря. Их не будут вытаскивать: завтра же, как рассветет, воины пойдут грабить Терехов!
Вот наконец причалили, и с берега понесли сходни — Видга держал их за один конец… И едва сходни легли, он в два прыжка взлетел по ним на борт.
Может быть, Эрлинг что-то сказал ему, но он не услышал. Видга не слышал голосов людей, сходивших с корабля и рассказывавших о бое. Не слышал горя женщин над телами восьмерых павших.
Халльгрим хевдинг лежал на палубе своего корабля… На разостланном кожаном плаще, закутанный в теплый мех. Тот не викинг, кто не умеет обогреть раненого и позаботиться о его ранах. И начертать на палочке руны, унимающие муку. И даже если вокруг море и палуба корабля уходит из-под ног…
Для Видги во всем мире существовало только лицо отца. Бескровное, с закрытыми глазами. Покрытое щетиной, как ржавчиной, облепившей железное острие…
Видга сел на палубу и провел ладонью по его щеке. Осторожно, чтобы не потревожить. Только четыре дня назад он, смеясь, садился в седло — ехать к Рунольву. Четыре дня назад!
— Подбери нюни, недоносок! — долетело через борт. Видга вскинул глаза — и рука сама собой метнулась к ножу! Ибо на пестром корабле только что подняли на ноги Рунольва. И отвязывали от мачты, чтобы вести на берег.
— Теперь-то меня может убить даже такой никчемный, как ты, — подметив движение Видги, сказал Рунольв. — Однако тот бой мог бы кончиться по-другому!
У Видги побелели скулы, но он ответил тихо:
— Тогда у него остался бы сын.
Рунольв издевательски засмеялся… Его толкнули в спину, и он шагнул по палубе к сходням. Но все-таки обернулся, чтобы насмешливо бросить через плечо:
— Ты не его сын, и потому-то он не спешит ввести тебя в род.
Рунольв спускался по сходням с высоко поднятой головой, навсегда покидая свой корабль.
Он совсем не выглядел измученным или ослабевшим. Он не был ранен в бою.
Да и на обратном пути ни холодом, ни голодом его не морили. Люди Эрлинга с радостью учинили бы над ним еще что-нибудь похуже того, что сам он сделал с Халльгримом Виглафссоном. Но Эрлинг расправу запретил. И Рунольв понимал, почему.
Он знал, что жизни ему не оставят. И полагал, что прощание с ней окажется долгим и трудным… Он с усмешкой оглядел Сэхейм, когда-то принадлежавший ему. Весь — вместе с хозяйкой! Потом мельком — стоявших во дворе людей. Когда будут раскраивать спину, он не позабавит их криком. Он, Рунольв хевдинг сын Рауда, по прозвищу Скальд! А над головой горело синее небо, и , где-нибудь там — скоро он узнает, где именно, — поднимется перед ним Вальгринд, кованая входная решетка обители Отца Богов!
Халльгрима вынесли с корабля на кожаном плаще… Один из углов — крепко, не выскользнет! — держал Видга. Халльгрим не застонал, когда поднимали плащ.
Воины осторожно сошли наземь и медленно пересекли двор, и люди подходили посмотреть на вождя. Халльгрима внесли в дом и уложили на его спальное место, на широкую лавку у очага… Они сделали для него все, что могли. Теперь он боролся сам.
Видга сел возле отца, взял холодную, изуродованную путами руку. Стал гладить ее, отогревать дыханием… Во дворе прокричал рог, созывая людей на домашний сход — хустинг. Видга не повернул головы.
Зеленоокая Гуннхильд ни на шаг не отходила от мужа. Эрлинг гладил ее растрепавшиеся волосы, целовал заплаканные глаза.
— Сколько наших погибло? — спросил его Хельги.
— Восемь… Семеро в битве, и еще один умер от ран.
— Кто?
Эрлинг назвал.
— А у Рунольва? Эрлинг ответил коротко:
— Мы привезли троих.
— Так! — сказал Хельги. — Давненько в Терехове не видели красного щита на мачте, брат!
Звениславка уже водила его на пестрый корабль. И он ходил по его палубе, трогая зрячими пальцами следы боя. Ему рассказали, каким был этот бой.
А потом хрипло проревел рог, и люди стали собираться в круг. Воины — и женщины позади них. Так присоветовала сыновьям еще Фрейдис: ведь и женщина может дать мудрый совет. И даже раб; потому-то рабам в Сэхейме многое позволялось…
А посередине круга стоял Рунольв Раудссон.
— Я был тебе соседом, — сказал ему Эрлинг. — А в этом доме ты сидел за столом! Ты заслуживаешь, чтобы зарыть твои кости на краю прилива, Рунольв. Там, где встречаются зеленый дерн и морская волна. Потому что ты поднял руку на гостей.
Рунольв повернулся к нему и плюнул на землю.
— Складно ты болтаешь. Приемыш, пока у меня связаны руки!
Круг сидевших загудел, как потревоженный рой. Но в это время рядом с Эрлингом во весь рост выпрямился Хельги:
— Не тебе, Рунольв, говорить о связанных руках! Тут люди разом притихли.
Что-то еще скажет средний Виглафссон?
А Хельги поднял слепое лицо к солнцу и обратился, казалось, прямо к нему:
— Пусть Рунольву завяжут глаза и дадут нам обоим по топору!
Звениславка ахнула подле него, но никто не услышал. Воины разом соскочили с мест, крича и плашмя колотя мечами в щиты! И называлось это — шум оружия, вапнатак! Чем бы ни кончился затеянный поединок, память о нем должна была остаться надолго… Память всегда живет дольше людей.
