Мятежная дочь Рима - Дитрих Уильям (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
— Когда-то хотел. Ну а теперь… нет, не думаю. Мне кажется, сейчас Рим бы меня разочаровал.
Валерии вдруг захотелось его подразнить.
— А я-то думала, все дороги ведут в Рим.
— Мой Рим — это граница, госпожа. А все, что меня интересует, — петрианская конница. Возможно, вам это покажется странным, но мой легион — это все, что у меня есть.
Только сейчас до нее вдруг дошло, что это значит, и острое чувство вины как ножом полоснуло ее по сердцу. Выходит, бедняга вынужден охранять ту, что невольно стала причиной его унижения! Из-за нее его понизили в должности…
— Но легионом петрианцев теперь командует мой будущий муж. Вы, должно быть, возненавидели нас… — «Останется ли он верным присяге? — мелькнуло у Валерии в голове. — Может ли Марк ему доверять?»
— Свой долг нельзя возненавидеть, госпожа. — Она почувствовала молчаливый упрек и слегка покраснела. — К тому же фортуна переменчива, знаете ли… — Трибун ударил шпорами коня и галопом поскакал вперед.
Иногда, когда они останавливались на ночлег на казенном постоялом дворе, одном из тех, что были разбросаны вдоль дороги через каждые двадцать пять миль, Валерия ловила на себе взгляд Гальбы. Но он всегда старался держаться на почтительном расстоянии. «Почему?» — гадала она. Давно успев привыкнуть к восторженным мужским взглядам, Валерия почти сразу приметила во взглядах Гальбы хорошо знакомое выражение, сказавшее ей о том, что и он тоже не остался равнодушным к ее красоте. Но было в нем еще нечто такое, чего она не понимала. Как будто суровый трибун все еще не мог разобраться в своих чувствах к ней. С апломбом, свойственным юности, Валерия нисколько не сомневалась, что умеет читать в душах мужчин, толпами увивавшихся за ней в Риме, словно в открытой книге, — она без труда разгадывала все их хитроумные планы и могла легко направить томившие их желания в нужное ей русло. Но сейчас она терялась в догадках… Валерия никак не могла понять, какие чувства испытывает к ней этот поседелый, хмурый, могучий человек. Заинтригован он, или это не более чем досада? Что на него так подействовало — ее высокое положение? Или же он наповал сражен ее юностью и красотой?
— Не обращайте внимания, госпожа, — твердил Тит. — Он у нас такой. Каждого нового человека он оценивает, как торговец свой товар, а взгляд у него — как у орла. И сам молчун, и не особо прислушивается к тому, о чем болтают другие. Не обижайтесь, ладно? Он со всеми такой, не только с вами.
— Из-за этого своего молчания он выглядит таким грозным…
— И сам это знает, — хихикнул Тит.
— А он действительно такой страшный человек, каким кажется?
— Вы заметили кольца, которые висят у него на поясе? — замявшись, бросил Тит.
Валерия улыбнулась:
— Из-за них я всегда слышу, когда он приближается. Они звенят, как маленькие колокольчики!
— Это не просто кольца, а трофеи. Каждое кольцо — это человек, которого он убил.
Улыбка слетела с лица Валерии.
— Шутишь! — Она была потрясена.
— Их ровно сорок. Так что мой вам совет: если хотите понять Гальбу, посмотрите на эти кольца.
Обычный для страны кельтов пейзаж — причудливо извивающиеся змейки тропинок и волнистые поля, — издалека смахивающий на диковинный гобелен, был настолько красив сам по себе, что налет цивилизации с ее неизбежными городами и прямыми дорогами мог только его испортить. Все вокруг утопало в свежей зелени. Пастбища, выгоны и поля чередовались с небольшими фруктовыми садами и огородами, которые сменялись зарослями молодых березок и ольхи. Склоны и вершины холмов, овраги и ущелья заросли лесом. За каменными стенами, которые они проезжали, мелькали хижины кельтов, лепившиеся друг к другу, словно пчелиные соты, овальные или прямоугольные каменные стойла для скота, из-за которых обычно выглядывали два или три круглых домика под высокими соломенными крышами. Здесь жили почтенные патриархи и матроны, их многочисленные дети и внуки, дяди, тетки, кузены, вдовы и совсем еще юные девушки, и рядом с ними ютились козы, свиньи, молочные коровы, собаки, куры, гуси и, конечно, неизбежные крысы — и весь этот суматошный мирок окутывало зловоние гниющей соломы и нечистот, к которому примешивался аромат цветов. Серые и зеленые пятна, составлявшие весь их мир, служили фоном для ярких флагов, торчавших над дверью каждого дома, и кусков ткани на крышах, весело полоскавшихся на свежем утреннем ветерке. Порой сами бритты в подражание завоевателям стремились как можно ярче украсить свои жилища — возможно, для того, чтобы унылая мрачность их собственной земли не так бросалась в глаза. Даже издалека они напоминали Валерии стайку разноцветных бабочек, присевших немного отдохнуть на зеленом лугу, и эти красные, желтые и голубые искорки заставляли ее сердце биться чаще.
Однако поселения свободных крестьян занимали всего лишь часть земли. И очень небольшую на самом деле часть. Были ли тому виной непролазная нищета, долги, болезни, бесконечные набеги или же лень и нежелание работать на покоривших их римлян, неизвестно. Как бы там ни было, но большая часть бриттов успела уже попасть в полную зависимость к крупным землевладельцам, тем самым увеличив количество рабов и оброчных крестьян. В каждом поместье, где стояли виллы римлян, число их обычно превышало сотню. Результатом всего этого стал архипелаг шедевров итальянской архитектуры, захлебнувшийся в бурном море кельтского примитивизма, — так изящно выразился Клодий.
— Меня больше всего удивляет, что, несмотря на все преимущества, которые имеет римский образ жизни, никто, по-видимому, не стремится следовать ему, — возмущался он, пока они ехали вперед. — Просто уму непостижимо! Жить бок о бок с цивилизованными людьми и даже не пытаться хоть что-то у них перенять! Никакого стремления к усовершенствованию!
С таким же успехом Клодий мог бы адресовать свое возмущение лошади, поскольку солдаты не обращали на него ни малейшего внимания. Зато Валерии было скучно, и она опрометчиво позволила ему втянуть себя в разговор.
— К какому усовершенствованию, дорогой Клодий? И как, по-твоему, какой-нибудь бедняга может к этому стремиться? Позволить, что бы и его собственное хозяйство перешло к кому-то из римлян?
— Нет, просто воспользоваться более современными удобствами. Для крыши использовать, например, черепицу вместо соломы. Сделать стеклянные окна. Обзавестись печами или жаровнями.
— А заодно и кучей рабов, от которых одна головная боль. Залезть по уши в долги. Платить бесконечные налоги. А в придачу получить бессонные ночи и полные тяжкого труда дни.
— Наверное, ты пытаешься представить себе жизнь нашего гостеприимного хозяина, Валерия. Уверяю тебя, ты будешь просто счастлива, когда мы попадем туда и ты сможешь насладиться привычными удобствами.
— Не сомневаюсь. Но на твоем месте я не стала бы заранее строго судить его соседей-бриттов, по крайней мере, пока мне не представится случай узнать их получше, познакомиться с кем-то из них поближе, собственными глазами увидеть, как они живут, и понять почему.
Он презрительно фыркнул:
— Все, что ты увидишь, — это грязь и стаи навозных мух!
— Ну, по-моему, лучше разок увидеть, чем презрительно фыркать, когда еще ничего толком не видел!
Клодий захохотал:
— Ты редкая женщина, Валерия! В твоей хорошенькой головке, оказывается, есть мозги!
— Ты тоже редкий человек, раз имеешь мужество это признать, — вернула она ему комплимент. Судя по выражению лица, Клодий почувствовал себя польщенным. Что ж, надо отдать ему должное — Клодий хотя бы обращал на нее внимание. В отличие от других мужчин — остальные предпочитали держаться от нее на почтительном расстоянии, они были неизменно вежливы, но не допускали ни малейшей фамильярности. Словом, она находилась под надежной защитой… и в то же время в своего рода почетной изоляции.
То же самое можно было сказать и о Клодии. Солдаты все как один игнорировали его, видя в нем лишь аристократа, сосланного в их полк на весьма непродолжительное время, и при этом ясно давая понять, что авторитет свой ему еще предстоит заслужить. Юный римлянин, не в силах забыть о собственном высоком происхождении, считал их грубыми мужланами, а солдаты платили ему той же монетой, ничуть не скрывая, что в их глазах он не более чем самодовольный павлин. Приуныв и соскучившись, гордый Клодий снизошел до того, что даже попытался свести дружбу с Кассием, невзирая на его темную и опасную репутацию.
