Волонтер девяносто второго года - Дюма Александр (книги полностью TXT) 📗
Молодые аристократы прекрасно поняли, что борьба бесполезна.
— Что ж! Сила на вашей стороне! — воскликнул виконт. — Убейте нас так же, как ваши парижские друзья прикончили де Лонэ, Фуллона и Бертье.
— Наши друзья допустили ошибку, убив де Лонэ, Фуллона и Бертье, если учесть, что трое этих мерзавцев заслуживали смерти только от руки палача; но, ничего не поделаешь, народ так долго требовал справедливости, а ему в ней отказывали, что нет ничего удивительного, если он сам ее добился, когда появилась возможность. Однако поскольку вы, господа, не тюремщики, как де Лонэ, не спекулянты, создающие голод, как Фуллон и Бертье, то заслуживаете не смерти, а всего лишь урока; позвольте преподать его вам.
— Что еще за урок?! — дрожа от злости, вскричали молодые люди.
— Да, урок, хотя это, господа, будет урок доброты, а не злобы. Сегодня — день братства. Если вы наши братья, почему бы вам не присоединиться к нашему празднику?
Забудем об этом злосчастном случае, поссорившем нас на несколько минут, спишем на счет злой богини, именуемой богиней Раздора, те недобрые слова, какими мы обменялись. Как видите, столы накрыты; садитесь с нами, мы отведем вам лучшие места. И первый, кто не проявит к вам должного уважения, будет изгнан из наших рядов как недостойный нашего общества. Вы согласны со мной, друзья мои? — спросил Друэ, обращаясь ко всем, кто его слушал.
— Да! Да! Согласны! — в один голос ответили все, кроме хранивших молчание молодых аристократов.
— Ну, а если мы отказываемся? — спросил кто-то из них.
— Если вы отказываетесь, если вы приехали в город по частному делу или для развлечения и поэтому не хотите оказать нам любезность сесть с нами за стол, — ответил Друэ, — то ступайте в «Золотую руку» или в гостиницу «Великий Монарх». Обедайте в своей компании, делайте все что хотите, но в четырех стенах; дайте слово ни в чем не мешать нашему празднику, и вы вольны делать все то же, что и мы. Правильно, друзья мои? — спросил Друэ, снова обращаясь к толпе.
Ответом ему было полное согласие.
— А если мы не желаем давать слово? — спросил кто-то из молодых аристократов.
— Тогда все убедятся, что вы дурные граждане, сеете раздор и жаждете драки, и мы предложим вам отправиться туда, откуда вы приехали, предупредив, что, если вы не хотите ретироваться по доброй воле, мы будем вынуждены выпроводить вас силой.
— Браво! Браво! — закричали все собравшиеся, хотя на этот раз г-ну Друэ не пришлось спрашивать их мнения.
Виконт де Мальми испытующе посмотрел на своих спутников и, увидев, что в их глазах горят те же чувства, какие испытывает он сам, обратился к толпе:
— Господа, от имени моих спутников и от себя, сожалею, что мы не можем принять ту великую честь, какую вы нам оказываете. Еще больше сожалею о том, что мы не в состоянии дать вам слово, ибо мы пока не настолько рассудительны, чтобы с полной уверенностью сдержать его. Наконец, так как в городе у нас никаких дел нет — мы приехали сюда ради удовольствия, — мы просим вашего позволения откланяться и отправиться искать развлечений в другом месте.
— И правильно сделаете, господин виконт, — с поклоном ответил г-н Друэ, — мы вас не держим.
Потом, снова заговорив командирским тоном, что так ему шел, он приказал:
— Пропустите этих господ, и без ругани! Иначе тот, кто скажет хоть слово, будет иметь дело со мной.
Воцарилась глубочайшая тишина.
В этой тишине молодые аристократы снова сели на коней и шагом поехали по дороге, по которой галопом ворвались в город. Никто не сказал ни слова, никто не шелохнулся. Люди провожали глазами горстку всадников до тех пор, пока она не скрылась за поворотом дороги на Клермон.
Лишь после этого Друэ абсолютно спокойным, но властным голосом, распорядился:
— Лейтенант Бертран, поставьте по паре часовых у входа и выхода с каждой улицы… И пусть никто из господ не показывается в городе, пока длится праздник.
Потом, повернувшись к толпе, спросил:
— А вы как считаете, друзья мои?
— Да здравствует Друэ! Да здравствует нация! — хором отвечала толпа. Раздалось несколько выкриков «Долой аристократов!», но они не нашли
поддержки, ибо Друэ повернулся к крикунам, пригрозив им.
И праздник пошел своим чередом, как будто ничто его. не нарушало.
XII. СОФИ
Я уже писал, что мою спутницу сильно взволновала моя драка с г-ном де Мальми; волнение это можно было объяснить тремя причинами: пережитым страхом за собственную жизнь, тем участием, с каким она ко мне относилась, и, вероятно, симпатией к моему противнику.
Я помнил, что папаша Жербо говорил мне о склонности дочери свысока посматривать на его верстак и о том внимании, с каким она относилась к разодетым господам, останавливавшимся в «Золотой руке»; этими прекрасными господами, без сомнения, были те люди, с кем нам недавно пришлось столкнуться.
Естественно, я тоже смотрел вслед маленькой кавалькаде до тех пор, пока она не скрылась из глаз. Оглянувшись, я заметил, что бедная девушка сидит в полуобморочном состоянии. Я снова предложил ей свою помощь; взяв мою руку, она, дрожа всем телом, оперлась на нее.
— Ох, господин Рене, как же я испугалась! — призналась Софи. — Но я так рада, что все кончилось благополучно!
Для нас обоих? Или для прекрасных господ? Спросить Софи об этом я не посмел.
Господин Друэ прошел вместе с нами всю площадь. Через арку мы вышли на улицу Басс-Кур. Бийо жил в отдаленной от центра улице, Гийом — почти на самой окраине, поэтому трое молодых людей пошли в гостиницу «Золотая рука» и, вопреки уговорам братьев Леблан, желавших угостить их бесплатно, как гостей, настояли на том, чтобы оплатить обед.
Стол, за которым они должны были сидеть, стоял на другой стороне улицы, напротив нашего.
Колокол церкви святого Жангульфа прозвонил к трапезе. Народ совсем недавно вновь вступил во владение звенящей медью, отнятой у него церковниками, а во времена мятежей и революций она звучит очень громко, иногда даже громче пушек.
Этим колоколом били в набат, сзывая деревни на помощь друг другу, но сейчас он своим звоном звал к братской трапезе, забытой людьми со времен первых христиан.
Вначале были провозглашены два тоста: за короля и за нацию; потом подняли отдельный тост за жителей Варенна и всех тех, кто, считая их в опасности, поспешил к ним на помощь.
Софи почти не притрагивалась к еде, невзирая на мои ухаживания и настойчивые просьбы. За столом ее отец часто допускал грубые выпады против прекрасных господ, и она каждый раз опускала глаза; когда же отец выбранил их в последний раз, мне показалось, что на кончиках ее длинных темных ресниц блеснули слезинки.
После обеда музыканты, не перестававшие играть, пока длилась трапеза, тоже сели за стол.
Потом снова началось гулянье: жители нижнего города отправлялись в гости к жителям верхнего города, а обитатели верхнего города наведывались к согражданам в нижнем городе. Мы перешли мост через реку Эр. Образовалось два потока гуляющих: один поднимался вверх, другой устремлялся вниз. Площадь Великого Монарха была ярко освещена; столы на ней расставили кругом: свободными оставались только проходы на улицы и дверь в церковь, убранная, словно временный алтарь.
Кюре, истинный патриот, был избран в Национальное собрание и входил в число первых одиннадцати представителей духовенства, присоединившихся к третьему сословию во время разделения сословий; в его отсутствие церковную службу отправлял викарий.
Кстати, площадь Великого Монарха, ровная, засыпанная песком, в отличие от покатой и мощенной булыжником площади Латри, оказалась более подходящим местом для бала, чем та площадь, которой, ко всему прочему, придавало печальный вид соседство кладбища. Поэтому, наверное, три четверти городской молодежи собрались на площади Великого Монарха вокруг помоста с музыкантами, оставив площадь Латри в распоряжении любителей выпить и погулять на свежем воздухе. Сигнал к началу танцев подал веселый перезвон, раздавшийся с церковной колокольни; его подхватили десятка два скрипок, кларнетов и флейт, и тут же составились пары кадрили.
