Сёгун - Клавелл Джеймс (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
– Родригес? А вам не хотелось бы рюмочку?
– Благодарю вас, – моряк посмотрел, как Алвито наливал орехово-коричневый напиток в хрустальный сосуд. Все вино и коньяк прислали из личных запасов отца-инспектора как личный дар его другу иезуиту.
– Конечно, Родригес, вы можете тоже пользоваться этими запасами наряду с отцом Алвито, – сказал тогда дель Аква. – Идите с Богом, может быть, он присмотрит за вами и поможет благополучно вернуться в порт и домой.
– Благодарю вас, ваше святейшество.
«Да, благодарю, но не за то, – горько подумал Родригес, – что вы приказали моему адмиралу принять на борт проклятую лодку под командованием этого иезуита, который разлучил меня с женой, бедной крошкой. Мадонна, жизнь так коротка, слишком коротка и слишком ненадежна, чтобы тратить ее на сопровождение этих противных священников, даже отца Алвито, который из них самый приличный человек и из-за этого самый опасный. Мадонна, помоги мне!»
– О! Вы уезжаете. Род-сан? Уезжаете так быстро? О, как жаль…
– Я скоро вернусь, моя дорогая.
– О, извините… я буду скучать, и я, и дитя. На миг он задумался, не взять ли ее с собой на борт «Санта-Филиппы», но сразу же отбросил эту мысль, зная, как это будет опасно для нее, для него и корабля:
– Извини, я скоро вернусь.
– Мы будем ждать, Род-сан. Пожалуйста, прости меня, что я так расстроена, извини.
Хотя и с трудом, с сильным акцентом, она все же пыталась говорить на португальском, настаивая, чтобы он называл ее христианским именем Грэйси, а не так мило звучащим Ньян-ньян, что означает «Кошечка» и так подходит ей, а главное, гораздо больше нравится ему.
Он покинул Нагасаки с большим нежеланием, проклиная всех священников и адмиралов, страстно желая, чтобы поскорее кончились лето и осень и он смог поднять якорь Черного Корабля, трюмы которого уже распирало от слитков, и направиться, наконец, домой, богатым и независимым. А что потом? Вечный вопрос, полностью завладевший им. Что с ней и ребенком? «Мадонна, помоги мне решить этот вопрос».
– Прекрасный обед, Родригес, – сказал Алвито, играя хлебным мякишем.
– На доброе здоровье, – Родригес сразу стал серьезным. – Какие у вас планы, отец? Мне хотелось бы… – он остановился на середине предложения и выглянул в окно. Потом, не удовлетворившись этим, он встал из-за стола и, мучаясь, прохромал к иллюминатору, выходящему на берег, и посмотрел в него.
– В чем дело, Родригес?
– Я подумал, что прилив переменился. Сейчас хочу проверить со стороны моря, – он дальше отодвинул занавеску, но все еще не мог разглядеть носовой якорь, – Извините меня, я на секунду, отец.
Он вышел на палубу. Вода плескалась о якорную цепь, которая углом поднималась из мутной воды. Никакого движения. Потом появился легкий след и корабль начал слегка освобождаться, занимая новое положение по мере убывания воды. Он проверил, как он стоит, потом посты. Все было в полном порядке. Поблизости не было ни одной лодки. День был прекрасный, туман давно рассеялся. До берега было около кабельтова, достаточно далеко, чтобы не допустить внезапного вторжения на борт, но и далеко в стороне от морских путей, ведущих к пристаням.
Его корабль представлял собой лорчу – японский корпус, приспособленный для современных португальских парусов и такелажа: быстроходный двухмачтовый, с такелажем, как у шлюпа. На нем было четыре пушки в центре корабля, по два маленьких носовых и кормовых орудия. Он назывался «Санта-Филиппа», команда состояла из тридцати человек.
Родригес осмотрел город и холмы за ним.
– Песаро!
– Да, сеньор.
– Приготовьте баркас. Я собираюсь попасть на берег еще засветло.
– Хорошо. Он будет готов. Когда вы вернетесь?
– На рассвете.
– Ну и отлично! Я поведу береговую партию – десять человек.
– Не спускайтесь на берег, Песаро. Киндзиру! Мадонна, что с твоими мозгами? – Родригес широко расставил ноги и облокотился о планшир.
– Скверно, что все так страдают, – сказал боцман Песаро, опустив крупные мозолистые руки. – Я поведу всю группу и обещаю, что все будет спокойно. Мы уже две недели сидим здесь, как в клетке.
– Портовые власти сказали «киндзиру», так что прости, но это все-таки «киндзиру», будь оно проклято! Помнишь? Это тебе не Нагасаки.
– Да, клянусь кровью Христа, очень жаль! – Здоровяк-боцман обиделся. – Подумаешь, прикончили одного японца.
– Одного убили, двух тяжело ранили, массу народу покалечили, изуродовали девушку, прежде чем самураи остановили вашу схватку. Я предупреждал вас перед выходом на берег: «Нумадзу не Нагасаки – так что ведите себя прилично!» Мадонна! Нам повезло, что удалось сбежать, потеряв только одного нашего моряка. Они имели законное право убить вас всех пятерых.
– Их закон, кормчий, это не наш закон. Проклятые обезьяны! Это был обычный скандал в борделе.
– Да, но его начали вы, власти наложили запрет на мой корабль, и вы все под домашним арестом. Вы тоже! – Родригес переставил ногу, чтобы облегчить боль. – Потерпи, Песаро. Как только отец уедет, мы уйдем отсюда.
– С приливом? На рассвете? Это приказ?
– Нет. Пока нет. Пока только приготовь баркас. Со мной поедет Гомес.
– Возьмите меня тоже, а? Пожалуйста, кормчий. Я загнусь от того, что меня засунули на эту проклятую посудину.
– Нет. И вам лучше не сходить на берег сегодня вечером, вам или еще кому-нибудь из наших.
– А если вы не вернетесь на рассвете?
– Вы будете гноить здесь якорь, пока я не вернусь. Ясно?
Недовольство боцмана усилилось. Он поколебался, потом ответил:
– Да, ясно, клянусь Богом.
– Хорошо, – Родригес спустился вниз. Алвито спал, но проснулся сразу же, как только кормчий открыл дверь каюты.
– Ну, все нормально? – спросил он.
– Да. Просто прилив сменяется отливом, – Родригес проглотил немного вина, чтобы отбить противный вкус во рту. Так было всегда после попытки мятежа. Если бы Песаро не повиновался сразу же, Родригес должен был прострелить ему лицо, заковать в кандалы или приказать дать ему пятьдесят линьков, протащить под килем или применить еще одно из ста наказаний, предусмотренных морскими законами для поддержания дисциплины. Без дисциплины любой корабль погибает. – Какой план дальше, отец? Мы выходим на рассвете?
– А как с почтовыми голубями?
– Они в хорошей форме. У нас их шесть штук – четыре из Нагасаки, два из Осаки.
Священник посмотрел на солнце. До захода еще четыре или пять часов. Времени для отправки птиц с первым зашифрованным сообщением достаточно, он его так долго обдумывал: «Торанага выполняет приказ Совета регентов. Я собираюсь в Эдо, потом в Осаку. Буду сопровождать Торанагу в Осаку. Он разрешил строить собор в Эдо. Детальное сообщение перешлю с Родригесом».
– Вы не попросили бы немедленно подготовить двух птиц для Нагасаки и одну для Осаки? – сказал Алвито. – Потом мы поговорим. Я не поплыву с вами обратно. Я думаю попасть в Эдо сушей. Это потребует от меня всю ночь и завтрашний день. А сейчас я сажусь писать подробное сообщение, которое вы отвезете отцу-инспектору, только лично ему в руки. Вы сможете отплыть сразу же, как только я кончу письма?
– Хорошо. Если будет слишком поздно, я подожду до рассвета. Здесь на десять лиг кругом полно отмелей и перемещающихся песков.
Алвито согласился. Еще двенадцать часов ничего не решат. Он знал, что было бы намного лучше, если бы он мог сообщить эти новости прямо из Ёкосе, покарай Боже того дьявола, который повредил там его птиц! «Потерпи, – сказал он себе. – К чему такая спешка? Разве это не главное правило нашего Ордена? Терпение. Все приходит к тому, кто ждет – и работает. Что значат двенадцать часов или даже восемь дней? Они не могут изменить ход истории. Смерть была предопределена еще в Ёкосе».
– Вы поедете вместе с англичанином? – спросил Родригес. – Как раньше?
– Да. Из Эдо я отправлюсь в Осаку. Буду сопровождать Торанагу. Мне хотелось, чтобы вы заехали в Осаку с моим письмом, если вдруг отец-инспектор окажется там, или он отправится туда, покинув Нагасаки до вашего приезда, или если он сейчас едет туда. Письмо вы можете отдать отцу Солди, его секретарю – только ему.
