Тайна замка Аламанти - де ля Фер Клод (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗
Таким образом дядюшка Никколо не разговаривал раньше. Казалось, впервые между нами исчезла тонкая, но все-таки стена, за которой скрывалась его угадываемая, но ясно не видимая душа. Прежде он говорил со мной несколько насмешливо, ерничал, шутил, держа хоть маленькую, но дистанцию. Теперь он говорил как с равной. И это требовало ответной честности.
— Объясни мальчику, что с ним случилось, дядюшка Никколо, — попросила я. — Если он захочет отомстить мне — я к его услугам.
И вот, покуда старик-призрак отсутствует, я пишу в тетрадь все, что произошло с мальчиком-пажом и со мной сегодня. Не знаю, когда они (или один он) появятся (появится) в стенах моей спальни или в лаборатории, потому беру опять калам (простите, перо), чиню его острым, как бритва, ножом — подарком турецкого аги, макаю в слоновой кости чернильницу и пишу исповедь о событиях, свидетелем которых пажу так и не удалось быть…
1566 год от Рождества Христова. Остановилась я, как вы помните, на том месте, когда сознание мое прояснилось и я увидела рядом с истерзанным телом кузнеца нашего волка с каплями человечьей крови на морде и огромные ноги гоблина за его спиной.
Я слабо пошевелилась и попыталась встать.
Гоблин тотчас исчез, а волк довольно заурчал и лизнул мою руку.
Сев, я оглянулась. Тела Антонио не увидела. Только широкая кровавая полоса тянулась в сторону орешника. Проследив за ней, я увидела нелепо вывернутые большие мужские голые ступни, понятно чьи.
— Спрятал про запас? — спросил я волка.
Тот сыто зевнул, обнажив белые острые клыки в кроваво-алой пасти, встал на лапы. Всем своим видом он словно показывал, что ничего плохого делать не собирается.
— Может ты и по-человечьи понимаешь? — спросила я.
Волк опять зевнул, выдавив невнятный звук откуда-то из нутра. Глаза его стали ленивыми, как у собаки. Какие же они бывают, когда волк голоден? Подумала — и испугалась. Но не за себя, а за тех людей, кого нужда загоняет порой в лес. Волк, познавший вкус человечины, может оказаться чудовищем пострашнее великого полководца. Надо скорее, пока волк мирволит ко мне, бежать в деревню и сообщить о случившемся нашему егерю.
Волк глухо заурчал и обнажил клыки.
— Ты меня понимаешь? — поразилась я, и задрожала от страха.
Волк кивнул. Мне стало дурно.
— Не удивляйся, — раздался за моей спиной чей-то голос. — Он — не просто волк, он — сын Матери-Волчицы.
Я сидела ни жива ни мертва, страшась обернуться и увидеть того, кто присутствовал в историях о Матери-Волчице, слышанных мною на вечерних посиделках еще в те времена, когда я и мечтать не могла, что стану важной синьорой и стану изучать науки, отвергающие само существование волшебных существ.
— Да, ты убила Мать-Волчицу, — продолжил между тем голос. — Но ты и спасла ее дитя. Это были честный бой и великодушный поступок. Ты не должна бояться нас. Мать-Волчица была не вечна, как не вечны и все мы на земле. Старое должно уступать место новому и молодому. Она ушла со спокойной душой, ибо сын ее остался с той, кто оказался сильнее ее.
— Но он… жил с Антонио, — попыталась я возразить, пересиливая рвущийся изнутри меня крик.
— Антонио был орудием в твоих руках, не более, — ответил голос. — И ты не должна бояться нас. Все в этом лесу теперь живут того лишь ради, чтобы повиноваться тебе.
— И он… не будет убивать?
— Коли ты не позволишь — нет… — ответил голос. — А коли прикажешь убивать… — и не закончил.
— Но если волк вкусил человечьей крови… Голос меня прервал совсем уж непочтительно:
— Не повторяй человечьих глупостей.
— Значит, гоблин все-таки был? — решилась я на вопрос, чувствуя, как силы возвращаются ко мне и я могу обернуться.
— Да. И ты с ним познакомишься.
— А этот… Антонио. Он меня?…
— Нет, — твердо ответил голос. — Никто не смеет надругаться над тобой в этом лесу.
Я оглядела себя. Изодранное платье, синяки на коленях, царапины на руках. Подумала:
«В таком виде перед отцом лучше не показываться…»
— Кроме платья, — сказал голос, — мы все исправим. Тебе надо перейти на вон тот мшистый бугорок, лечь на спину и закрыть глаза…
Я поспешила подчиниться, все еще однако не решаясь обернуться в сторону обладателя магического голоса.
— Расслабься, — приказал голос, когда я легла в указанном месте. — Постарайся не думать о плохом. Лучше вспомни свою маму.
Как ни странно, но вспомнить матушку оказалось очень непросто. Перед внутренним взором моим мелькали всевозможные женские лица, но ни в одном из них не сумела я обнаружить милых черт. Я даже отчаялась, но вдруг, когда мне показалось, что лица матушки я не увижу больше никогда, из темной глубины, окружившей мое сознание, выступили ее печальные карие глаза, похожие на переспелые вишенки. Я сразу узнала их, ибо ни у кого, кроме как у нее, не было в левом зрачке зеленой искринки. В малолетстве своем, помню, любила я разглядывать эту искринку и спрашивала о ней маму, а она отвечала, что досталась та искринка ей от старого доброго волшебника, который нашел ее в лесу совсем-совсем крошкой…
И тут я все сразу поняла.
— Моя мама… Фея? — спросила я и открыла глаза.
Морщинистое лицо старика с длинными волосами и долгой до пояса бородой склонилось надо мной.
— Ты все поняла, девочка моя? — спросил Лесной царь (а это был он). — И ты не боишься нас теперь?
— Нет, — ответила я, и села. Оглядела свое тело — ни одной царапины, ни одного синяка. Мне даже показалось, что кожа моя стала еще более нежной, чем прежде, а дыхание стало таким легким, что я сама не замечала его.
— Ты хочешь объяснений? — спросил старик.
Я покачала головой. Матушка ведь рассказывала мне про Лесного царя, в том числе и о том, как юная дочь его полюбила смертного и отказалась от вечной жизни ради нескольких недель земной любви.
Но Лесной царь покачал головой и сказал:
— Ты, София, знаешь легенду, выдумку. Действительность много сложнее. Твоя мать родилась в глухой деревеньке много-много лет назад. Однажды на дом, где она жила…
История жизни моей мамы
В те далекие времена, когда моя мама появилась на свет, люди жили большими племенами, государств на земле почти не было. Те же, что были, воевали друг с другом не столько из-за земли, как сейчас (тогда ее всем хватало), сколько из-за торговых путей и городов, расположенных на перекрестках тех путей. В нашем же захолустье, которое ныне зовется Герцогством Савойским, была дорога через перевал Пьяной козы, да и та шла в сторону теперешней Франции, почти не задевая земель, где жили мамины пращуры с тех дальних времен, когда предки их предков покинули азиатские степи и перекочевали в Европу.
Деревенька, в которой она родилась, славилась тем, что тамошние жители не любили встречаться с жителями других сел, вели, как сейчас бы сказали, монашеский образ жизни. Впрочем, было это так давно, что рассказ о людях, которые окружали мою маму первые пять-шесть лет ее жизни, не может быть достоверным. Ибо никого из них не оказалось в живых именно в тот момент, когда моя мама, будучи шестилетней девочкой, пошла в лес и заблудилась.
В этот день на деревеньку напали враги. Многочисленная рать, прущая по дороге не то в сторону Франции, не то в сторону Италии, буквально стерла с лица земли и деревеньку, и окружающие ее поля, и всех ее жителей. Искать потерявшуюся девчонку оказалось некому.
Маму приютил и приголубил Лесной царь, когда девочка, проблуждав сутки, нашла наконец нужную тропинку и, обнаружив вместо родного очага пепелище, рухнула в обморок. Он взял ребенка на руки, успокоил, и увел в лес…
Много-много лет прожила она рядом-с Лесным царем, не старея, не изменяясь внешне. Многие поколения людей проходили мимо ее любопытных и вечно юных глазенок, когда лесная фея прокрадывалась неслышным шагом между кустов, чтобы увидеть, как живут те, чей мир она покинула ребенком и с кем нельзя было ни только словом перемолвиться, но даже встретиться глазами. Это было единственное условие Лесного царя, тяжесть которого она познала только пятнадцать лет тому назад.
