На стороне царя - Городников Сергей (книга жизни TXT) 📗
11. Цена власти
Переживая размолвку с ближними придворными, царь Алексей искал и нашёл достойный повод для примирения. Он повелел всем быть следующим вечером на потешном светском представлении, которое устраивали французские актёры из Иноземной слободы. До сумерек во дворе Кремля расставили полукругом лавки и скамьи, а перед ними французы и придворные слуги установили выпиленные и сбитые, разукрашенные щиты с изображениями средневекового французского замка и его внутреннего помещения. К назначенному часу из палат Теремного дворца явился празднично одетый царь с беременной женой, за ним в строгом порядке собрались, пришли сумрачные вельможи и родственники царской семьи. Три десятка стрельцов зажжёнными светильниками разгоняли сгущающуюся темноту, выстроились вокруг сидячих мест, все в красочных кафтанах с золотыми шнурками, без предписанного оружия, лишь с саблями на поясных ремнях.
Все наконец расселись на покрытые мягкими персидскими коврами скамьи и лавки. По знаку дворецкого Ртищева из?за щитов появился худой горнист, протрубил короткий призыв к вниманию и вышли актёры в одеждах знати двора французского короля Людовика Тринадцатого. Сняв шляпы с перьями, они с расшаркиваниями низко поклонились русскому государю и молодой красивой царице. Внешний их вид и необычная одежда понравились царю Алексею, и он добродушно хлопнул в ладоши, объявляя так открытие потешного зрелища. Дробно забарабанили два барабанщика, оба разом замерли с вскинутыми палочками, разошлись в стороны от сцены, и представление началось.
Слов актёры не произносили, однако их ужимки, выразительные движения и широкие жесты делали суть потехи удивительно понятной.
Худой и стареющий граф, владелец замка, прощался с женой, показывал ей, что уходит, и исчезал за щитами. Жена с плачем и ладонями на груди провожала его, а, вернувшись, повеселела, накрасилась перед зеркалом и взмахом платка у окна позвала молодого вертлявого любовника. Едва он появился, сразу упал на колени и стал изображать страдания лица и сердца перед жеманной ветреницей. Признания его были приняты благосклонно, и она без долгих уговоров оказалась в его объятиях, жеманно ответила на страстный поцелуй. Но граф всё это подслушал. Убедившись в неверности молодой жены, он в гневе выхватил из ножен шпагу, явился перед ними, чем перепугал обоих. В приступе ревности он убил любовника, затем изменницу жену. Но тут соглядатай кардинала Ришелье в одежде слуги, который следил за ним, махнул в окно красным платком, и в замок не медля заявился сам кардинал вместе с гвардейцами. С довольной ухмылкой кардинал видит, как несчастного графа схватили гвардейцы, связали руки и увели с собой. За окном замка под звуки барабана взмахнул топор, после чего на пол выкатилась восковая голова графа, прямо к ногам кардинала.
Светское представление увлекло царя, он воспринимал его так же живо, непосредственно, как и потешные зрелища в церкви, чем подавал пример жене и остальным. Когда эта первая картинка закончилась, Ордин?Нащокин поднялся со своего места. Тихонько приблизился к царю Алексею, наклонился и негромко попросил:
– Государь, дозволь откланяться. Я ещё не виделся с домашними.
Не отрывая взора от приготовления к следующей картинке, царь слегка махнул рукой.
– Хорошо, хорошо, – отозвался он на просьбу. – Отправляйся, Афанасий. Ты такое уж, наверное, видел за границей. А нам внове и любопытно.
Нащокин поклонился с выражением признательности и отступил, направился в обход сидящих вельможных зрителей. В нескольких шагах от задней лавки, будто сдерживая широкоплечей спиной напор темноты, застыл Матвеев, он не скрывал, что внимательно наблюдает не только за стрельцами своего полка, но и за всеми придворными. Ордин?Нащокину пришлось идти мимо него, и неожиданно он услышал тихое предупреждение:
– Пахнет заговором против нас.
Как если бы споткнулся на ходу, Нащокин на мгновение приостановился, глянул на давнего соперника за влияние на внешнюю политику. Но у того лицо мало чем отличалось от лица безмолвного идола, полковой голова и виду не подал, что слова были произнесены именно им. Это заставило руководителя Посольского приказа и хранителя царской печати серьёзно задуматься.
Афанасий Лаврентьевич возвращался в Зарядье небольшой лёгкой каретой с одним сидением. Пара резвых иноходцев вкатила её в подворье, и кучер остановил их напротив резного крыльца. Вблизи своего дома новоиспечённый думный дворянин расслабился, в предвкушении краткого отдыха почувствовал, как тяжким грузом наваливается усталость от дороги, от переживаний во дворце и от предупреждения Матвеева. Он выбрался из кареты на землю и, растирая виски, попытался ослабить начинающийся приступ головной боли. Затем только ступил на крыльцо. Едва кучер откатил карету к конюшне, над соборами и дворцом в Кремле вспыхнула и с хлопком разорвалась ракета, разбросав в вечернем небе россыпь жёлтых и красных светляков. Ордин?Нащокин мучительно поморщился, и, словно ощущая его состояние, домочадцы не посмели отозваться на восторженные крики и восклицания на улице и в соседних дворах, хотя немногочисленная дворня высыпала из дома и из конюшни, смотрела из окон.
Под следующий хлопок огненного изделия он по?хозяйски толкнул дверь и переступил через порог в переднюю. Там его ждали в нарядных платьях, и красивая девка с русой длинной косой поднесла чашу с квасом. Отпив глоток, он поцеловал девку, затем вполголоса, опять морщась от постепенного усиления головной боли, спросил:
– Где Дарья? Что отца не встречает?
Няня его детей шмыгнула к нему за спину и на выход, а с крыльца в подворье. Опять взлетели и вспыхнули ракеты, опять на россыпи горящих искр живо отозвались криками восторга многочисленные зеваки за всеми заборами. Среди плавных изменений и перемещений теней она скоро приблизилась к сараю рядом с конюшней и вслушалась.
– И ты пришёл только ради встречи с отцом? – послышался из сарая тихий голос Дарьи.
Ответ прозвучал не сразу.
– Да, – признался Удача едва слышно.
– И я?.. Я тебе совсем не нравлюсь?
– Ну что ты, – с мгновением колебания признался он. – Слишком нравишься.
Убедившись, что никто во дворе её не видит, няня нырнула в щель между створками. Присмотрелась, вслушалась в шорох у навала свежего, душистого сена.
– Отец вернулся, – сердито зашипела она в темноту. – А она тут, бесстыдница!
Однако Дарья отозвалась сбоку, откуда выступили две тени.
– Ты чего шумишь? – просто спросила она.
– Да иди же скорее домой. А то отец начнёт искать, всполошит весь дом. – И няня кивнула на молодого человека. – Если его увидит с тобой? Что подумает?
– Ах, мне всё равно, – прошептала Дарья с безнадёжной горечью. – Я всего лишь женщина.
Она порывисто вышла из сарая, шаги её удалились к крыльцу, там ловушкой захлопнулась дверь, подтверждая, что её поглотило чрево дома.
– Не нагулялся же ещё, так чего ей голову морочишь, – проворчала няня Удаче. – Ей замуж надо, а не отца позорить.
– А может, я женюсь на ней?
Однако в сказанном им возражении были и насмешка, и неуверенность, и недовольство собой.
– Ты? – оживилась няня. – У тебя ж на лбу написано. Женишься, когда от первой седины побежишь. – Она ласково ткнула кулаком в его лоб. – Если только голову до того на плечах сохранишь. Тебе легкомысленные девки нужны, зрелые женщины, а не порядочная девушка.
Он не отозвался, и няня выглянула наружу и предупредила:
– Выходи не сразу за мной.
Оставшись один, он отступил к сену, на притоптанный земляной пол скинул охапку, освободил место на навале и завалился в нём. Раскинул руки, и рассеяно уставился в балки потолка. Он знал, что няня девушки была права, но смириться с такой правдой не хотелось. Постепенно веки сомкнулись, он погрузился в хоровод мрачных видений и тревожных предчувствий. Зашуршало платье, задевая створки входа, и он вмиг очнулся, однако не подал виду. Няня мягкими пальцами толкнула его ногу.