Дядя Бернак - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
8. КУЗИНА СИБИЛЛЬ
На резком лице старика отразилось полное удовлетворение и отчасти удивление, при виде этого знака нашего внезапного примирения. Его прежний гнев улегся, но несмотря на ласковый тон его голоса, я видел, что кузина смотрела на него с недоверием.
– Мне необходимо заняться рассмотрением важных бумаг, – сказал он, – я буду занят часа на полтора. Вполне понятно, что Луи захочет осмотреть места, с которыми в его памяти связано так много воспоминаний, и я уверен, Сибилль, что ты будешь лучшим проводником для него, если, конечно, тебя не затруднит это!
Она ничего не возразила на это, я же в свою очередь был очень рад предложению дяди, тем более, что оно давало мне возможность поближе познакомиться с моей оригинальной кузиной которая так много сказала мне и, казалось, знала еще больше. Но что могло значить это предостережение против ее же отца, и почему она так стремилась узнать о моих сердецчных делах? Эти вопросы особенно занимали меня. Мы пошли по тисовой аллее, обошли весь парк и затем кругом всего замка, осматривая серые башенки и старинные с дубовыми рамами окна, старый выступ зубчатой стены с ее бойницами и новые пристройки с прелестной верандой, над которой группы цветущей жимолости образовали купол. И когда Сибилль показывала мне свои владения, я понял, как дороги эти места были для нее. Кузина шла с виноватым видом, словно оправдывалась, что хозяйкой здесь оказывается она, а не я.
– Как хорошо здесь, и как в то же время тяжело мне! Мы подобны кукушке, которая устраивает свое гнездо в чужом, выгоняя оттуда их обитателей. Одна мысль, что отец пригласил вас в ваш собственный дом приводила меня в очаяние.
– Да, мы долго жили здесь, задумчиво ответил я, -Кто знает?! Может быть, и это все к лучшему: отныне мы должны сами себе пробивать дорогу! – Вы говорили, что идете на службу к императору?
– Да!
– Вы знаете, что его лагерь находится неподалеку отсюда. – Да, я слышал об этом.
– Но ваша фамилия значится в списках изгнанников из Франции? – Я никогда не пытался вредить императору, а теперь я хочу идти просить его принять меня на службу.
– Многие зовут его узурпатором и желают ему всякого зла; но я уверяю вас, что все, сказанное или сделанное им, полно величия и благородства! Но я думаю, что вы уже сделались вполне англичанином в душе, Луи! Сюда вы явились с карманами полными английских денег и с сердцем, склонным к отмщению и к измене! Не так ли, Луи?
– В Англии я нашел самое теплое гостеприимство, но в душе я всегда был французом.
– Но ваш отец сражался против нас при Квибероне?!
– Предоставьте прошлому поколению отвечать за свои раздоры; по этому вопросу я держусь одного мнения с вашим отцом.
– Судите об отце не по его словам, а по его делам, – сказала она, в знак предостережения подымая палец кверху, – и кроме того, если вы не хотите иметь на совести мою гибель, умоляю вас, не говорите ему о том, что я предостерегала вас от приезда сюда!
– Вашу гибель?! – воскликнул я.
– О, да! Он не остановится даже перед этми. Ведь он же убил и мою мать! Я не хочу сказать, что он действительно пролил ее кровь, но его жестокость и грубость разбили ее сердце. Теперь вы, я думаю, понимаете, почему я говорю так о нем!
И когда она говорила, я видел, что она коснулась самого больного места ее жизни. Горькая затаенная злоба, разраставшаяся в ее душе, теперь достигла своего апогея. Яркая краска румянца заливала ее смуглые щеки, и глаза Сибилль блестели такой ненавистью, что я понял нечеловеческую силу ее души!
– Я говорю с вами вполне искренно, хотя знаю вас всего несколько часов, Луи, – сказала она.
– С кем же вы могли говорить свободнее, чес с вашим близким родственником по крови и по духу?!
– Все жто верно, но я никогда не думала, что мы будем с вами в таких отношениях. Я с тоской и грустью ожидала вашего приезда! И эти чувства с новой силой возрастали во мне, когда отец ввел вас в комнату. – Да, это не укрылось от меня, – сказал я, – мне сразу стало понятно, что мой приезд не был вам желателен, и сознаюсь, испугался этого. – Да, очень нежелателен, но не столько для меня, сколько для вас или, вернее, для нас обоих, – сказала она. – Для вас, потому что намерения моего отца не очень-то дружелюбны по отношению к вам. А для меня… – Почему для вас? – удивленный, переспросил я, видя, что она остановилась в затруднении.
– Вы сказали мне, что любите другую; я со своей стороны скажу, что моя рука отдана другому вместе с моим сердцем.
– Мое счастье зависит от любимой женщины, – сказал я, – но все же почему это обстоятельство делает мой приезд нежелательным? – Ну, знаете, кузен, насыщенный парами воздух Англии затуманил ясность вашего соображения, – сказала она; – если уж на то пошло, буду откровенна с вами до конца и сообщу тот проект, который должен быть так же ненавистен как мне, так и вам! Знайте же, что если бы мой отец мог поженить нас, то он укрепил бы все свои права на землю за наследниками Гросбуа! И тогда ни Бурбоны, ни Бонапарты не были бы властны поколебать его положение.
Я вспомнил его заботливость о моем туалете сегодня утром, беспокойство о том, произведу ли я благоприятное впечатление, его неудовольствие, когда он видел, что Сибилль холодна ко мне, и, наконец, довольную улыбку, озарившую его лицо при виде нашего примирения. – Вы правы! – воскликнул я.
– Права? Конечно, права. Но будем осторожны, он следит за нами. Мы шли по краю пересохшего рва, и когда я посмотрел по указанному направлению, в одном из окон я увидел его маленькое, желтое лица, обращенное в нашу сторону. Заметив, что я смотрю на него, Бернак приветливо замахал рукою.
– Теперь вы знаете, что руководило им, когда он спас вашу жизнь, как вы мне сказали, – проговорила она. В его интересах женить вас на своей дочери, и потому он оставил вас в живых. Но, если отец поймет, что это невозможно, о тогда мой бедный Луи, берегитесь, тогда ему, опасающемуся возвращения де Лавалей, не останется ничего иного, как уничтожить последнего их представителя!
Эти слова и желтое лицо, караулившее нас из окошка, показали мню всю громадность грозившей мне опасности. Во Франции никто не мог принять во мне участия! Если бы я вовсе исчез с лица земли, никто даже и не осведомился бы обо мне; следовательно, я был вполне в его власти. Все, что я видел сегодня ночью своими глазами, говорило мне о его жестокой беспощадности, и с этим-то зверем я должен был бороться! – Но ведь он же знает, что важе сердце принадлежит другому, – сказал я.