Капитан Ришар - Дюма Александр (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Генерал посмотрел на молодого человека внимательнее, чем в первый раз, и, разглядев в нем все признаки изысканного воспитания, сказал:
— Охотно, сударь.
Затем, повернувшись к слуге, он произнес:
— Иоганн, дайте лошадь… Ваше имя, сударь?
— …усталому путнику, господин граф, — ответил молодой человек.
— Усталому путнику, — повторил генерал с улыбкой, показывающей, что он уважает инкогнито молодого человека, пожелавшего остаться неизвестным.
Иоганн повиновался, и молодой человек под полунасмешливыми взглядами обоих адъютантов сел на лошадь с ловкостью, доказывающей, что он был знаком если не с искусством, то, во всяком случае, с основными принципами верховой езды.
А потом, словно считая, что его место не рядом со слугой, он пустил свою лошадь в аллюр и таким образом оказался в одном ряду с адъютантами.
Генерал не упустил из виду ни одной подробности из действий молодого человека.
— Господин студент, — обратился он к нему после некоторого молчания.
— Да, господин граф? — отозвался молодой человек.
— Ваше желание сохранить инкогнито до такой степени сильно, что вы не желаете ехать рядом со мной?
— Совсем не то, — сказал молодой человек, — прежде всего я не имею никакого права на эту вольность, и потом, позволив себе это, я боюсь отвлечь ваше превосходительство от тяжелых раздумий, которыми вы несомненно должны быть поглощены.
Офицер посмотрел на молодого человека с большим любопытством, чем до этого.
— Послушайте, сударь, — сказал он. — Вы меня называете «господин граф», значит, вы знаете мое имя?
— Я полагаю, — сказал студент, — что имею честь ехать бок о бок с господином генералом графом фон Бубна.
Генерал кивнул в знак того, что молодой человек не ошибся.
— Вы говорили о тяжких раздумьях, в которые я погружен, значит, вы знаете, с какой целью я еду в Вену?
— Ваше превосходительство едет в Вену, чтобы вести непосредственные переговоры о мире с императором французов, не так ли?
— Простите, дорогой мой, — произнес граф фон Бубна, смеясь, — вы могли оценить мою сдержанность, когда речь шла об инкогнито, которое вы желаете сохранить, но, согласитесь, что мы не в равном положении, учитывая, что я не знаю ни кто вы, ни что будете делать в Вене, в то время как вам известно не только о том, кто я такой, но даже о моей миссии.
— Если уж говорить о том, чтобы быть с вами на равных, господин граф, вашему превосходительству достаточно посмотреть на мой костюм и вспомнить о милости, которой я у вас только что попросил, чтобы убедиться: мое положение намного скромнее вашего.
— Но, тем не менее, — настаивал граф фон Бубна, — вы ведь меня знаете? Вы, вероятно, знаете и то, что я буду делать в Вене?
— Знаю ваше превосходительство потому, что видел вас в самой гуще огня, где я сам был в качестве добровольца: сначала в Абенсберге, потом в Регенсбурге. Мне известно, что ваше превосходительство будет делать в Вене, потому что я иду из Альтенбурга, где происходят совещания между австрийскими и французскими уполномоченными, а к тому же прошел слух, что император Франц, устав от бесплодных переговоров, которые вели господа фон Меттерних и фон Нугент, вызвал вас в замок Дотис, где он живет после битвы под Ваграмом, чтобы передать вам неограниченные полномочия.
— Должен признать, что вы прекрасно осведомлены, господин студент, и о моих званиях, и о моей миссии, но позвольте мне в свою очередь прибегнуть к проницательности, коли уж вы не удостаиваете меня доверием. Прежде всего по вашему выговору я догадываюсь, что вы баварец.
— Да, господин граф, я из Экмюля.
— Следовательно, мы враги?
— Враги? — сказал молодой человек, глядя на графа фон Бубна. — Как это понимать, ваше превосходительство?
— Враги, черт возьми! Потому что мы, баварцы и австрийцы, только что дрались между собой.
— Когда я видел вас в Абенсберге и в Регенсбурге, господин граф, — сказал студент, — я не сражался против вас, и если мы когда-либо станем врагами, то это случится не тогда, когда вы будете воевать, а скорее тогда, когда вы заключите мир.
Граф пристально, со всей проницательностью, на какую был способен, посмотрел на молодого человека.
— Господин студент, — сказал он ему, помолчав немного, — вы знаете, что в этом мире всё либо счастье, либо несчастье; случай помог вам встретить меня, случаю было угодно, чтобы у моего слуги оказалась свободная лошадь, случаю было угодно, чтобы вы, устав, попросили у меня лошадь, наконец, случаю было угодно, чтобы я вам предоставил как другу то, в чем другой отказал бы как незнакомцу.
Студент поклонился.
— Вы выглядите грустным, несчастным, ваша грусть из тех, что можно утешить? Ваше несчастье из тех, что можно облегчить?
— Вы хорошо видите, — ответил молодой человек с глубокой печалью, — что у меня нет никакого преимущества перед вами, и вы меня знаете так же хорошо, как я вас! Не спрашивайте теперь меня больше ни о чем: вам известно, из каких я краев, вы знаете мои взгляды, понимаете мое сердце.
— Нет, я все-таки спрошу у вас еще кое о чем. Повторяю свой вопрос: могу ли я утешить вашу грусть? Могу ли смягчить ваше несчастье?
Молодой человек покачал головой.
— Мою грусть нельзя утешить, господин граф, — ответил он, — мое горе непоправимо!
— О! Молодой человек, молодой человек, — сказал граф фон Бубна, — тут замешана любовь!
— Да, хотя эта любовь не единственная моя забота.
— Возможно, но я утверждаю, что это ваше самое большое несчастье.
— Вы попали в точку, господин граф.
— Женщина, которую вы любите, вам неверна?
— Нет.
— Она умерла?
— Так было бы лучше!
— Как так?
— Она была обесчещена французским офицером, сударь!
— О! Бедное дитя! — сказал граф фон Бубна, протягивая руку своему молодому попутчику в знак двойного сочувствия, которое он выражал ему и девушке, о чьем несчастье он только что узнал. — Таким образом… — начал он снова, расспрашивая явно не из любопытства, а скорее из симпатии.
— Таким образом, — продолжал молодой человек, — я только что отправил отца и обеих сестер, — есть еще вторая сестра, ребенок девяти-десяти лет, — в Баден, где, скрыв свое имя, бедный отец сможет спрятать свой позор; проводив их, я возвратился сюда.
— Пешком?
— Да… Вы больше не удивляетесь тому, что я был так утомлен, не правда ли? И желая во чтобы то ни стало прибыть сегодня вечером в Вену, я прибегнул к вашей любезности.
— Понимаю, — сказал граф, — человек, обесчестивший вашу любимую, находится в Вене?
— И тот, кто обесчестил мою родину, тоже! — прошептал молодой человек, но достаточно тихо, чтобы г-н фон Бубна не услышал этого.
— В мое время в Геттингенском университете частенько обнажали шпагу, — сказал граф, намекая на цель, что, по его мнению, вела молодого человека в Вену.
Но студент не ответил.
— Послушайте, — продолжал граф, — вы разговариваете с солдатом, черт возьми! С мужчиной, знающим, что любое оскорбление требует удовлетворения и что такого человека, как вы, нельзя безнаказанно оскорблять!
— Ну и что? — спросил молодой человек.
— А то, что, признайтесь, вы едете в Вену, чтобы убить человека, обесчестившего вашу любимую.
— Чтобы убить?..
— Законно, конечно, — продолжал граф, — со шпагой или с пистолетом в руке.
— Я не знаю этого человека, я его никогда не видел, не знаю его имени.
— А! — сказал граф. — Тогда вы едете в Вену не из-за него?
— Мне кажется, я вам сказал, сударь, что любовь не единственная моя забота.
— Я у вас не спрашиваю о другой.
— И вы правы, так как я вам о ней не скажу.
— Таким образом, вы ничего больше не хотите мне сообщить?
— О чем?
— О вас, о ваших планах, о ваших надеждах.
— Мои надежды! У меня их больше нет! Мои планы совпадают с вашими, только вы хотите мира для Австрии, я же хочу мира для всего света. Я бедный студент, слабый, неизвестный; мое имя вам ничего не скажет, хотя оно может стать когда-нибудь знаменитым.
