Алая линия - Свет Яков Михайлович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗

– А они португальцы?

– Чистой воды португальцы, ваша милость, и говорят, что едут в Барселону.

– В Барселону? Очень любопытно. Хорошо, ведите их сюда и поскорее давайте вашего гуся – я голоден как волк.

Да, несомненно, эти неожиданные сотрапезники были особами не простого звания. Португалец, который первым переступил порог – бравый старик со шрамом на лбу, – представился с величайшей учтивостью:

– Дон Руи ди Санди, комендант замка Торрес-Ведрас, имеет честь приветствовать достойного кавалера в стенах этого дома. -Дон Руи говорил по-кастильски довольно чисто и поклоны отвешивал с грацией старого придворного.

Его спутник, чернобородый рыцарь в берете, надвинутом на самые брови, отрекомендовался очень невнятно:

– Пасеко, Пачеко, Парехо.

Любое из этих трех имен могло быть истинным, но дону Лопе все они показались ложными.

Подали долгожданную гусятину. Принесли вино. Дон Лопе и его гости сели за стол.

Поговорили о дурных дорогах. О дождях. О видах на урожай. Подняли бокалы и выпили за короля Жуана (тост дона Лопе) и за королеву Изабеллу и ее царственного супруга (тост дона Руи).

«Мне их прощупывать все же легче, чем им меня, – думал дон Лопе, осушая довольно объемистые бокалы. – Они не знают, куда я направляюсь, а мне известно, что они оба спешат в Барселону и, стало быть, везут какие-то письма нашим королям от короля Жуана».

Между тем Пасеко, Пачеко или Парехо, пил за двоих и все время подливал вино дону Лопе. И при этом молчал как рыба.

Гуся съели, обглодали и обсосали все косточки. А затем гости тепло распрощались с доном Лопе. Чернобородый пропустил вперед дона Руи, на секунду задержался в дверях и сказал:

– Счастливого пути, дон Лопе де Эррера. Король Жуан ждет вас в Лисабоне…

Дон Лопе смахнул со стола объедки, между двумя винными лужицами вместил пять листов бумаги и, не переводя дыхания, написал пять писем: в Толедо, Куэнку, Валенсию, Таррагону и Барселону.

Местным властям и королеве он сообщал все приметы дона Руи и дона Пасеко-Пачеко-Парехо. И в обгон таинственных португальцев в полночь с 26 на 27 апреля из Талаверы помчался на восток курьер с этими указующими письмами.

Но странное дело: через Толедо, Куэнку, Валенсию и Таррагону в последние дни апреля проследовал старик со шрамом на лбу. Однако с ним не было чернобородого спутника. Черная борода исчезла бесследно.

Человек с гладко выбритым подбородком и в лекарской шапочке, надвинутой на самые брови, утром 29 апреля спешился с облезлого мула у таверны «Золотой петух» в Триане, заречном пригороде Севильи.

Борода вон – десять лет с плеч, – и путник этот был лет на десять моложе молчаливого португальца из Талаверы. И если верить бумагам, в Триану прибыл не Пасеко, не Пачеко и не Парехо, а га-лиссийский аптекарь Педро Прадо. А галиссийцы – соседи португальцев, и вполне понятно, что этот заезжий аптекарь так твердо выговаривал кастильские слова и что порой его речь звучала гулко и звонко, совсем на лисабонский манер.

Дон Лопе без дальнейших происшествий добрался до Лисабона. Шила в мешке не утаишь, и слухи о большой флотилии, которую Франсиско Алмейда должен повести на запад, к землям, недавно открытым адмиралом Колумбом, гуляли по всему Лисабону.

Дошли они и до дона Лопе. И, отправляясь во дворец в день, назначенный ему для первой беседы с королем Жуаном, дон Лопе еще раз освежил в своей памяти наставления доньи Изабеллы.

«Нам, – говорила она дону Лопе, – надо любой ценой выиграть время. К концу лета адмирал Колумб поведет на запад новую флотилию. До сентября осталось четыре месяца. Постарайтесь же связать королю Жуану руки, сделайте все, чтобы он не смог ни в мае, ни в июне, ни в июле, ни в августе послать свои корабли к островам, которые открыл адмирал. Конечно, можно и пригрозить королю войной, но этим мы откроем ему свои карты. Ведь ясно: раз мы готовы обнажить меч ради этих заморских земель, то они для нас дороже зеницы ока. А если так, то он постарается нас опередить и обязательно, пока суд да дело, пошлет корабли на Кубу и Эспань-олу. Так не лучше ли внушить королю Жуану, что мы готовы не только начать переговоры, но и уступить ему кое в чем, если он докажет свои права…»

Но, пожалуй, Изабелла пересластила пилюлю. Ее письмо, которое дон Лопе еще до аудиенции вручил королевскому секретарю Руи да Пина, насторожило дона Жуана.

– «Timeo danaos et dona ferentes» [3], – сказал король. – Донья Изабелла благодарит меня за то, что я тепло принял адмирала, она рассыпается в любезностях, она ночей не спит, сокрушаясь о моем здоровье…

И не известно, как бы принял король дона Лопе, если бы как раз в тот момент, когда он вступал в дворцовые ворота, его величество не получил спешного письма из Севильи. Вернее, даже не его величество, а Руи да Пина. И даже не Руи да Пина. Письмо королевскому секретарю принес молодой лисабонский аптекарь Томе Пириш, а получил он его от своего коллеги и компаньона Педро Прадо, который, путешествуя по своим надобностям, случайно забрел в Севилью.

Аптекарь жаловался, что в Севилье нет в оптовой продаже лекарственных трав, и что вряд ли стоит ему задерживаться в этом городе, потому что ни летом, ни осенью их здесь добыть не удастся.

– Итак, ваше величество, – сказал секретарь, – в Севилье с целебными травками туго. Отличная весть: дон Дуарте Паше… виноват, аптекарь Педро Прадо сообщает нам, что в севильской гавани пока еще всерьез не приступили к снаряжению новой экспедиции в западные земли и что адмирал до зимы в море не выйдет.

– Да, – проговорил король, – новость приятная. Смею надеяться, посол доньи Изабеллы, который сейчас поднимается по дворцовой лестнице, знает, что в Севилье так скверно обстоит дело с шалфеем, лакрицей и мятой.

Дон Лопе ни малейшего понятия не имел о севильских делах, но, будучи натаскан королевой, он держался с такой скромностью, что у короля Жуана окончательно сложилась мысль, будто у доньи Изабеллы и ее супруга все валится из рук.

Иначе с какой бы это стати королевская чета стала бы соблазнять его заманчивыми предложениями?

– Их высочества, – вещал дон Лопе, – полагают, что права португальской короны священны. Эти права не должны ущемляться, даже если новые открытия в море-океане совершают подданные других держав. Их высочества готовы с открытым сердцем внять пожеланиям своего доброго соседа. И уж конечно, королева и король сделают все, дабы уладить случайные недоразумения. Уладить к обоюдной выгоде высоких договаривающихся сторон.

– Я тронут пожеланиями их высочеств, – сказал дон Жуан. -Очень тронут. Но не кажется ли вам, сеньор Эррера, что ясности в наших отношениях все еще нет. Взять, к примеру, эти заморские острова, те самые, на которых с божьей помощью побывал ваш адмирал Колумб. Мы связаны с Кастилией договором 1479 года, мы чтим решения его святейшества, папы Сикста IV. А этот договор и булла папы Сикста точно указывают пределы наших владений в море-океане. Пусть их высочества подтвердят, что все моря и все земли, которые были и будут открыты южнее Канарской линии, должны принадлежать Португалии, и все недоразумения мигом уладятся.

Дон Лопе расцвел, как майская роза.

– Ваше величество, да ничего не может быть проще! Хоть я и не уполномочен вести на этот счет переговоры, но могу присягнуть на святом Евангелии: их высочества пришли к твердому и справедливому мнению о линии раздела в море-океане.

«Справедливое мнение о линии раздела»! Ах, какая чудесная формула! И как кстати она пришла на ум дону Лопе! И королю она по сердцу. Ведь дон Жуан не ведает, что поперечную линию донья Изабелла и дон Фердинанд собираются с помощью папы Александра заменить линией продольной.

Разумеется, король об этом узнает. Но сколько золотого времени пройдет, прежде чем дон Жуан убедится, что через одну точку можно провести бесконечное множество линий!

– Я уверен, – продолжал дон Лопе, – что, если ваше величество соблаговолит направить своих послов к королеве и королю, причины споров будут устранены на веки вечные. Как христианин и рыцарь? я в меру моих сил буду содействовать дальнейшим переговорам, в исходе которых сомневаться, впрочем, не приходится.