В тени богов. Императоры в мировой истории - Ливен Доминик (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT, FB2) 📗
Историки давно разделили историю римской монархии на два периода – принципат и доминат. Первый представлял собой систему правления, созданную Августом через четыре года после того, как в 31 году до н. э. он вышел победителем из гражданских войн, которые разразились после убийства его дяди и приемного отца Юлия Цезаря в 44 году до н. э. Август был суровым и искусным политиком, власть которого опиралась на победу в гражданской войне и сохранение контроля над римской армией. Победив врагов на поле боя, он взялся за легитимизацию и консолидацию своего режима. Он понял, что римские традиции и ценности элит сделают чистую военную диктатуру или абсолютную монархию непопулярной и уязвимой. В связи с этим, сохранив в своих руках основные элементы власти, он передал небольшую ее часть сенатской аристократии, которой при этом гораздо более щедро раздавал высшие посты и оказывал покровительство. Он также внимательно следил за тем, чтобы не задеть гордость и самолюбие благородных классов, и вел себя с сенатской аристократией так, словно был не монархом, а дружелюбно настроенным первым из граждан империи. Научившись на ошибках Юлия Цезаря, он категорически запретил официально провозглашать себя живым богом и отказался перенимать королевские манеры и носить королевские одеяния в самом Риме, но с готовностью принимал божественный статус от местных элит в восточной половине империи, а также закрытых культов, почитавших его по всей западной части империи и даже в Риме.
Август был искусным и умелым политиком, но ему не приходилось брать на себя функции настоящего главного управленца. Центральная администрация была крошечной, рудиментарной и личной: ее ядро формировали собственные вольноотпущенники и рабы Августа. Управление империей было в высшей степени децентрализовано. Города вели свои дела и обращались к императору лишь в том случае, когда споры внутри сообщества или с другими городами не удавалось разрешить без арбитра. Август был главнокомандующим, важнейшим источником благ, выступал в роли первосвященника и руководил внешней политикой, однако во внутренних делах он был скорее верховным судьей, чем ведущим политиком. В этом отношении принципат не был исключением из ряда императорских монархий даже в период их расцвета, а представлял собой скорее одну из более децентрализованных империй. Удача и крепкое здоровье, благодаря которым Август дожил до необычайного (по римским меркам) возраста 77 лет, позволили принципату пустить глубокие корни4.
Созданный Августом режим по большей части сохранился до последней четверти III века, когда на смену ему пришел так называемый доминат, основателем которого стал Диоклетиан (пр. 284–305). Важнейшей причиной сдвига стала растущая внешняя угроза империи. Римские элиты впечатляющим образом адаптировались к новым испытаниям, подобно тому как Август со своими сторонниками адаптировался к новым испытаниям, с которыми республиканский режим столкнулся в I веке до н. э. После того как в 224 году н. э. на смену парфянской династии Аршакидов пришли куда более грозные Сасаниды, персидская угроза существенно возросла. Например, в 260 году сасанидский царь Шапур I разграбил Антиохию – крупнейший из восточных римских городов, который служил военной базой для всех кампаний, проводившихся в регионе. Шапур победил и взял в плен императора Валериана. Одновременно осложнилось и положение на европейском фронте, где германские племена стали объединяться в более крупные союзы – отчасти отвечая на вызов, а отчасти следуя примеру самих римлян. В свете растущих внешних угроз римскому режиму пришлось усиливать налоговое бремя и увеличивать численность армии. Вкупе с проблемами престолонаследия и военными мятежами это привело к возникновению внутренней напряженности и развитию конфликтов. С момента убийства Каракаллы недовольным солдатом в 217 году до восшествия на престол Диоклетиана в 284 году императоры сменяли друг с друга с головокружительной скоростью. Нередко мятежные полководцы управляли отдельными частями империи и воевали друг с другом. В лице Диоклетиана римская элита снова обрела правителя, который смог спасти империю и перестроить ее с учетом новых нужд.
Система правления, сформированная при Диоклетиане, отличалась от режима Августа и обликом, и методами администрирования. КIII веку армией уже не управляли сенаторы-аристократы из Рима. Теперь военачальниками стали закаленные в боях солдаты из провинций. Им часто не хватало образованности старой сенатской элиты, но они были всецело преданы римской имперской идее. Офицерский корпус спас Римскую империю в III веке, и Диоклетиан был его весьма компетентным лидером и представителем. Эти люди не понимали мысль Августа, что монарх – лишь первый среди равных аристократов в своей империи, и испытывали потребность в ритуалах и идеологиях, возвышающих их над подданными. На портретах императоров отныне изображали “в фиксированной фронтальной позе, доминирующими над всеми остальными”. Диоклетиана называли “государем и богом”. В то время как Август (и самые разумные из его преемников в эпоху принципата) позволяли, чтобы на приемах “их излюбленные друзья и люди, которым они благодетельствовали, [обращались к ним] так, как традиционно приветствуют покровителей”, перед Диоклетианом в глубоком поклоне склонялись даже представители элиты, которые целовали край императорской тоги на придворных церемониях. “Отныне только императору позволялось носить на публике пурпур” – император больше не был великодушным первым среди равных, которого в Риме традиционно описывали как справедливого, щедрого, добродетельного и мудрого человека, хотя и добавляли к его образу свойственное монархам милосердие. При Диоклетиане и его преемниках монарха изображали как “отстраненного, богоподобного, демонстративно воинственного и преимущественно вселяющего страх диктатора”. Необходимость соответствовать этому образу ложилась на императора тяжким бременем5.
Со времен Диоклетиана император постепенно брал на себя все больше обязанностей главного управленца, но продолжал играть и другие роли. Хотя в эпоху принципата имперская администрация разрослась и усложнилась, теперь ее численность еще сильнее увеличилась, а активность возросла. Даже в конце II века в Римской империи было всего несколько сотен штатных чиновников, но намного больше рабов и прикомандированных солдат выполняли функции посыльных, клерков и носильщиков. К концу IV века число штатных имперских чиновников достигло 30–35 тысяч человек. С помощью этого аппарата император мог собирать большую часть дополнительноых средств, необходимых для призыва и снабжения солдат, а также контролировать свои территории и поддерживать на них порядок. Историки расходятся во мнениях относительно того, правда ли новые громоздкие властные структуры обеспечили хоть что-нибудь, помимо краткосрочного увеличения чистого дохода императора. Неоспоримым представляется тот факт, что гнет этой административной машины ощущали на себе не только подданные, но и сам монарх. По словам одного историка, “бумажный след нарастал”. Бюрократы из элиты в имперской столице обычно были компетентны, но также имели множество политических и личных интересов. Формально разделенные на департаменты и специальности, они также формировали мощные патронажные сети в стремлении к повышению, обогащению и получению всевозможных привилегий. Расширение сферы деятельности департамента предполагало повышение доходов работающих в нем чиновников из тех областей экономики и общества, за которыми они осуществляли контроль. Результатом становилась ожесточенная борьба за сферы влияния6.
Ведущий современный эксперт по позднеимперскому аппарату власти наглядно описывает вариацию на тему, которая звучит в этой книге не раз: римский император, теоретически всемогущий и овеянный священным церемониалом, часто пребывал в заложниках у своих чиновников: “Бюрократия с ее предсказуемыми правилами и устоявшимися нормами не давала простора для капризов автократа. Императоры рисковали погрязнуть в роскоши закрытого от внешнего мира двора, невольно оказавшись в ловушке мерцающей паутины ритуалов, где их способности, наклонности и даже их время на вмешательство подчинялись бесконечной помпезности и церемониальное™”. В большинстве своем императоры чувствовали себя запертыми в этой позолоченной клетке. Многие из них намеренно и часто нарушали заведенный порядок вещей, чтобы показать своим подчиненным кто главный. Иногда вмешательство осуществлялось и по другим причинам. С некоторыми проблемами и большинством чрезвычайных ситуаций было невозможно справиться, следуя бюрократическим правилам и нормам. Решительное использование императорской власти порой было принципиально важно для быстрого и слаженного разрешения кризисов, из-за которых будущее государства оказывалось под угрозой. Но главное – правящая бюрократия была не только административным, но и политическим органом. Выбор верного политического курса часто имел большое значение для императора, но покровительство сторонникам имело такое значение всегда. Вкупе они имели собственную логику, которая для императора обычно стояла выше бюрократических правил7.
