Любовь, опрокинувшая троны - Прозоров Александр (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Даже сам государь Федор Иванович не погнушался на этой свадьбе посидеть, вина заморского испить, «совета и любви» пожелать. И не один пришел – с супругой Ириной, крепкая любовь к которой вот уж двадцать лет в царе не угасала, да с братом жены Борисом, тоже уж четверть века в своей половинке души не чающем. Вот они – примеры настоящей любви и истинной супружеской верности! Глядя на такие семейные пары, любой зануда поверит, что нет для человека большего счастья, нежели вечные брачные клятвы принести!
Три дня гуляла вся Москва на свадьбе царского брата и Ксении Шестовой. А после того молодые собрались в паломничество по святым местам, в долгое свадебное путешествие, затеянное с обычной в таких случаях целью: чтобы родить первенца подальше от любопытных глаз. Там, где некому будет посчитать срок, прошедший между днем венчания и днем появления на свет счастливого младенца.
– Поперва в Сергиев Посад. – Внутри богатой, крытой кожей и обитой бархатом кибитки Ксения сидела у мужа на коленях, мягко пощипывая его бородку. – Оттуда в Горский монастырь, из него – в Белозерскую обитель. Оттуда до Вологды рукой подать, и аккурат к марту мы попадем в Павло-Оборскую пустынь. Там нашего мальчика и окрестим. Хочу, чтобы это сделал тамошний инок отец Пафнутий.
– Полагаешь, это мальчик? – погладил живот жены Федор Никитич.
– А кто еще может родиться у лучшего мужчины обитаемого мира? – поцеловала кончик его носа Ксения.
– Моего сына должен крестить московский митрополит, а не монах захудалого монастыря! – твердо заявил боярский сын Захарьин.
– Не спеши, мой милый, дай я тебе кое-что расскажу, – погладила мужа по щеке женщина. – Когда-то очень давно в моей жизни случилась беда, огромное несчастье. Если бы не оное горе, то сидела бы я сейчас хозяйкой на какой-нибудь усадьбе да девок дворовых гоняла. И никогда бы в жизни не встретила тебя, не познала бы настоящей любви, не стала бы счастлива. Но ведь тогда я не знала, что, пережив позор, ступила на дорогу к тебе! Тогда я думала, что рухнула в пучину безнадежности, намеревалась наложить на себя руки… Но нашелся инок, который убедил меня поверить в Промысел Божий. Смиренно пройти свой путь и узнать, что за награда ждет меня в конце? Если бы не он, то лежала бы я сейчас в сырой земле за кладбищенской оградой, а не целовала тебя в сахарные уста! Так неужели сей монах не достоин права принять нашего сына в лоно церкви? Назови мне хоть одного митрополита, более достойного, чем он!
– Если это правда… Если сей послушник действительно сотворил подобное чудо и сохранил мне тебя… – провел пальцем по щеке и шее жены Федор Никитич и твердо пообещал: – Тогда я сделаю его митрополитом! Как достойнейшего из достойных! И тогда все равно наших детей будет крестить митрополит.
– Все-то ты по-своему завсегда переворачиваешь, – рассмеялась Ксения и забросила руки мужу за шею. – Как же я жила без тебя, мой любый? Почему же ты не затоптал меня еще десять лет назад?!
– Я пытался. Но ты слишком редко ходила на торг… – крепко обнял супругу боярин и уткнулся лбом в ее лоб. – Какое странное чувство… Ты больше никогда и никуда не убежишь, ты будешь просыпаться в моей постели каждое утро и проводить со мной все дни и ночи, ты станешь встречать меня дома после любой моей отлучки. Но мне почему-то все равно боязно оставлять тебя одну. Вдруг вернусь, а в доме опять пусто?
– Больше никогда, мой любимый! Никогда более ни одна сила в мире не сможет нас с тобою разлучить. Я тебе в этом клянусь!
Супруги уезжали из Москвы, крепко удерживая друг друга за руки и глядя друг другу в глаза. В эти часы в мире не было никого счастливее их.
Ксения и Федор Захарьины вернулись в столицу только через год. Вернулись с крепким мальчиком по имени Борис и найденным где-то в Костромских чащобах, чуть растерянным от обрушившихся на него почестей духовником. К общему изумлению, сей духовник почти сразу стал настоятелем дворцового Чудова монастыря – обители царственных особ и резиденции православного патриарха, а вскорости Пафнутий возвысился и до места архимандрита, стремительно вознесясь из безвестных иноков в высшие иерархи христианского мира.
Но это случилось потом. А в августе тысяча пятьсот девяносто первого года Ксения и Федор просто радовались возвращению, радовались ребенку, радовались друзьям, из которых чуть ли не первыми их навестили князь Василий Шуйский и его неизменная зеленоглазая спутница.
Супруги приняли неразлучную пару в библиотеке, оставив младенца с няньками и кормилицами, а сами утонули среди подушек, вкушая молодое вино и удерживая друг друга за руки. Напротив точно так же развалились на коврах Василий Иванович и княжна Елена, попивая угощение и напоминая друг другу о себе легкими прикосновениями пальцев.
– Ну, сказывай, друже, как тут жизнь без нас текла? – предложил князю Федор Никитич. – Чего нового, чего старого? Что изменилось и каких нам теперь ждать неожиданностей?
– Положим, дружище, главная из неожиданностей сидит перед тобой, – широко оскалился Василий Иванович. – Вот уже три месяца, как я стал первым среди наследников русского престола. Если Федор Иванович так и не родит сына, то его трон отныне законно наследую я!
– Не может быть! Как же тебе это удалось?
– Ничего особенного, – сделал пару глотков из своего кубка князь Шуйский. – Пара росчерков пера и немного внимательности. И все! Я теперь наследник.
– Да не томи же, Василий Иванович, не томи! – взмолилась Ксения, крепко беря мужа за локоть и приваливаясь к его боку. – Поведай нам о случившемся чуде со всеми подробностями!
Часть вторая. Царский брат
15 мая 1591 года
Углич, княжеский кремль
Нынешний май выдался жарким. Даже сидя в тени высоких княжеских хором, сложенных из красного кирпича, мужчины расстегнули и распахнули кафтаны, а молодой казак так и вовсе его скинул, положив на край скамьи за спиной. Щебетали птицы, тихо плескалась Волга, невидимая за бревенчатой стеной, негромко напевал караульный на угловой башне, гомонили мальчишки, играющие под нею в тычку своими поясными ножами. Чуть в стороне скучала сторожащая царевича нянька. Или, вернее – «поповича», ибо вот уже больше года царского потомка в Угличе заменял Димка Истомин, сын ярославского священника.
Подмена устраивала всех. Семья Нагих более не беспокоилась за самого важного из детей в своем роду; худородный священник мог надеяться, что его отпрыск в будущем станет служивым человеком из княжеской, а коли повезет – то и из царской свиты, и его самого милостями тоже не обойдут; мальчонка же после нищей избы как сыр в масле катался: дорогие одежды, вкусные угощения, собственная постель. Кто же от такого счастья откажется?
И потому нянька спокойно дремала на скамеечке, вдовая царица безмятежно обедала у себя в горнице, а ее брат Михаил Федорович спокойно играл в зернь с сотоварищи.
– Черное! – Приказчик Русин Раков, в сбитой на ухо лисьей шапке и со всклокоченной русой бородой, затряс ладонями, выкинул костяшки на скамью, аккурат на три серебряные монеты.
Одна грань упала белой стороной вверх, другая черной.
– Пустой ход! – разом выдохнули боярин Михаил Нагой и казачий старшина Андрей Корела.
Кости радостно ухватил сидящий на березовом чурбаке гость с далекого Дона. Молодой еще воин, с едва пробившимися бородкой и усами, с по-молодецки наголо бритой головой, одетый в бордовую бархатную рубаху и синие шаровары, он был единственным, кого опоясывала сабля, а не просто ремень с парой ножей и поясной сумкой.
– Черное! – Казак разжал ладони, и костяшки покатились по скамье. Одна остановилась почти сразу, белой стороной вверх, вторая прокатилась на три пяди дальше, крутанулась на уголке. Мужчины на миг затаили дыхание… И опять – белая сторона!
– Да чтоб тебя! – Игроки полезли в поясные сумки, достали по серебряной монетке и бросили на кон. Боярин черпнул из стоящего прямо на земле бочонка ковш хмельного меда, сделал несколько глотков, передал Андрею Кореле. Тот тоже отпил, отдал приказчику. Русин Раков, приложившись, вернул корец Михаилу Нагому.
