Норманны в Византии - ле Ру Гюг (электронная книга txt) 📗
– Наш супруг из финансистов…
– А, сотоварищ! Тем лучше!
И, обратясь к Ирине, он добавил:
– Когда настанет срок платежа, а ваш кошелек окажется пустым, вы, красавица, сумеете, конечно, его наполнить. Вы знаете любимые кушанья вашего ревнивца! Не жалейте только вина и пряностей, угощая его. Потом, не дав ему совсем осоловеть от сытных блюд, возьмите его нежный подбородок и проводите к себе в спальню. Ваши требования будут исполнены. Какой муж устоит перед такой любовной комедией?..
– А ты не боишься, старый плут, что в один прекрасный день твоя собственная жена даст тебе такое представление?
– Моя жена?
Несмотря на то, что Ирина никогда не давала серьезного повода к ревности, Никифор в эту минуту страшно испугался, так что даже мысль о барыше выскочила у него из головы. Лицо его налилось кровью, он сжимал кулаки, причем зрачки его вытянулись и сверкали как две блестящие черточки. Едва сдерживая дрожь, от которой тряслась его борода, Никифор с искаженным лицом посмотрел на Дромунда и сказал:
– Хорошо! Ты просишь у меня взаймы сотню червонцев?
– Или две сотни, – небрежно прибавил Дромунд. Никифор не стал спорить и отвечал:
– Так! Но я ставлю одно условие.
– Скажи какое?
– Я хочу, чтоб эта незнакомка на минуту открыла свое лицо, – сказал Никифор, протягивая руку, чтоб сорвать покрывало с Ирины.
Но Дромунд с такой силой отшвырнул его, что он ударился об стену и расшиб до крови руку.
– Ты шутишь!..
– Я требую…
– Ты с ума сошел!..
– Я во что бы то ни стало узнаю, кто эта распутница, взявшая тебя в любовники!
Испуганная Ирина, покидая таверну, едва успела заметить, что Никифор, разъяренный своим бессилием, как кошка, бросился на Дромунда, который, превосходя его ростом и силой, схватил его за горло. И Дромунд задушил бы Никифора, если бы товарищи не высвободили последнего из тисков. Они хохотали между тем и кричали:
– Ура, Никифор! В атаку на Дромунда! Вот храбрый ростовщик! Покачаем его на щите. Ура, ура, Никифор!
И, перевернув большой щит, которым можно было укрыться с головы до ног, взвалили на него Никифора. Руки и ноги последнего болтались, голова поднималась от ужаса, но, не обращая внимания на крики и мольбы своей жертвы, норманны подбросили его до потолка таверны.
Барахтаясь, с выпученными глазами, взбешенный от злобы, Никифор все еще искал Дромунда с его таинственной спутницей. Но их уже не было. Тогда Никифор гневно взглянул на Евдокию, которая танцевала, чествуя его шутовской триумф.
При выходе из таверны, она обернулась и игриво сказала ему: – Будь скромен, Никифор! Честь – самое дорогое сокровище для банкира, так же как и для женщины.
Глава 26
Коварные замыслы
Перепуганная насмерть Ирина между тем поспешно бежала по темным улицам, и когда Дромунд настиг и остановил ее, то долго не узнавала своего возлюбленного и вырывалась из его рук.
Наконец, увидав, что ее отчаяние приводит его в ярость, она сдержалась и покорилась. Дромунд был человек настолько горячий, что способен был возвратиться назад в таверну и убить Никифора, как некогда убил Ангуля.
Неспособная к хитростям и уловкам, Ирина не могла долго переносить затруднений, в которые вводила ее эта связь; она не сомневалась, что последняя неминуемо должна кончиться, и только желала, чтобы время расплаты наступило не так скоро. Сердце Ирины готово было разорваться от горя, когда, подходя к саду ее дворца, Дромунд простился с ней, решив не проводить эту ночь в ее объятиях, а возвратиться в Кабалларий.
Напрасно всю ночь Ирина в слезах обращалась с наивной просьбой к Богу и ниспосланий ей некоторой беззастенчивости для того, чтоб спокойнее перенести первую минуту встречи со своим супругом. Высказывая, в порыве отчаяния, такие желания, противоречившие всякой святости, она была, однако же, настолько искренна, чтоб не обещать, в знак благодарности за поддержку, принести в жертву свою любовь. Грех был для нее еще слишком мил, чтоб от него отказаться.
Заря застала Ирину коленопреклоненной в своей молельне.
Но день прошел, а Никифор не появлялся; прошла и еще ночь, и еще день, и так целая неделя.
Едва живой и весь покрытый синяками вырвался Никифор из рук своих преследователей.
Переплыв в ладье Босфор, он укрылся на одной вилле на левом берегу, которая примыкала к загородному дворцу. Поселившись там, чтоб переждать, пока исчезнут следы побоев с его лица, он страшно мучился мыслью, что Ирина узнает обо всем с ним случившемся. К тому же он слышал, что Фока жаловался на испорченный провиант, которым снабжали его армию; при этом Никифор, конечно, не сомневался, что Хорина не пощадит его, если автократор настоит на отыскании виновного. Он знал тоже, что и общественное мнение обрадуется его несчастию. Поэтому он измышлял уловку, с помощью которой можно бы было отклонить внимание и молву от совершенного им мошенничества при поставке хлеба.
Обуреваемый таким беспокойством, он находил даже некоторое удовольствие в мыслях об измене жены. Он знал, что Дромунд встречается с Ириной то в базарных лавках, то во дворце Евдокии.
Затруднение, в котором они очутились, благодаря громадному долгу за триумфальную колесницу, заставило их поступать неосторожно. Их тайна была в руках ростовщика, который, конечно, не даст пощады и непременно потребует полной уплаты своей ссуды.
Ожидание этого момента было приятно Никифору. Скандал, который произойдет в Византии, при обнаружении проступка Ирины, слывшей такой благоразумной, даст пищу толкам и утолит ненасытную злобу общества.
Привыкший постоянно вызывать смех своими странностями, Никифор не мог остановиться на каком-нибудь решении. Жестокое убийство, например, могло удовлетворить только одну его ревность, а он мало думал об этом.
Ему нужен был кричащий процесс, который бы привлек общее внимание. Тогда все клиенты обратятся к Никифору ради одного только любопытства, чтобы посмотреть на его унижение; и он давал себе слово заставить дорого людей поплатиться за насмешки, гримасы и намеки, обманутого мужа, положение которого среди всеобщей веселости на его счет, действительно, трагическое. Надо было, однако же, хорошенько обдумать все обстоятельства и условия этого страшного скандала.
Никифор хорошо помнил набожность Ирины и знал, что это качество, свойственное ее мягкой натуре, сильно развилось еще от постоянной грусти. Он не сомневался, что даже в пылу любовного увлечения оно не могло в ней не сказаться. Он знал, что, дав религиозный обет, она никогда бы его не нарушила, а потому остановился на решении обратиться к патриарху. Один Полиевкт мог принудить Ирину к полному сознанию.
Его монашеская строгость к грешнице не смягчится никакими мольбами. Он был способен потребовать от преступной супруги публичного покаяния на паперти большого собора.
Придя к такому мудрому решению, Никифор терпеливо ждал, пока его синяки не пройдут через все цвета радуги.
Как только ожидание это исполнилось, а лицо Никифора приняло приличный вид, он отправился к патриарху доложить ему, что молитвой святых отцов поправился от болезни, что жертвует на приют для старцев еще большую сумму денег в память своего выздоровления, и просил Полиевкта почтить своим присутствием праздник, устраиваемый в честь благополучного своего возвращения.
