Отон-лучник - Дюма Александр (библиотека книг txt) 📗
С той цветистостью и многоречивостью, что так присущи старым воинам, Карл начал свой рассказ и поведал о том, как английские, брабантские и имперские войска под предводительством самого Эдуарда III подошли под стены Камбре и осадили город, предавая все на своем пути огню и мечу; о том, как две армии сошлись под Бюиронфосом, но так и не скрестили мечей: перед самым началом битвы во французский лагерь было доставлено послание сицилийского короля, слывущего весьма искусным астрологом, в котором предсказывалось, что рок обернется против Филиппа Валуа в сражении с англичанами, если вражеским войском будет командовать король Эдуард (и впоследствии это пророчество сбылось в битве при Креси); наконец, о том, как по ходатайству и просьбе мадам Жанны де Валуа, сестры французского короля, было заключено годичное перемирие, скрепленное противоборствующими государями на Эсплешенской равнине.
Ландграф слушал это повествование молча, казалось даже со вниманием, но время от времени вставал и с явным беспокойством подходил к дверям праздничного зала. Однако всякий раз он возвращался на прежнее место, и Карл, прервав себя на мгновение, вновь продолжал свой рассказ, полагая, что такое поведение вполне пристало хозяину, которому надлежит во время празднества самому наблюдать за исполнением своих приказаний и следить за тем, чтобы гости не испытывали недостатка в удовольствиях. Но под конец ландграф, словно забыв о госте, так долго стоял в дверях, что граф Карл, которому наскучило сидеть в ожидании на дубовой скамье, также поднялся с нее и присоединился к другу. На этот раз, когда Карл подошел к двери, через которую в полутемную уединенную комнату лился поток света, ландграф услышал его шаги: не поворачивая головы, хозяин предостерегающе поднял руку. Граф Карл встал на указанное ему место, и рука ландграфа судорожно сжала плечо старого соратника.
В душе Людвига явно происходила какая-то мучительная борьба, но, сколько граф Карл ни всматривался в проносящуюся вихрем перед ним веселую толпу, он не видел ничего, что могло послужить причиной для таких терзаний. Карл, как и подобает истинному другу, обеспокоился: нельзя было не заметить, какую муку претерпевает ландграф. Однако Карл не торопился с расспросами, понимая, что первейший долг дружбы — уважительное отношение к чужим секретам, особенно если с тобой не спешат ими поделиться. Но если людей связывает подлинная искренняя приязнь, то они без слов понимают друг друга. Ландграф, оценив деликатное молчание старого соратника, тяжело вздохнул и, проведя рукой по лбу, после недолгого колебания глухо проговорил, указывая на сына:
— Карл, не кажется ли тебе, что Отон разительно похож на того молодого дворянина, который танцует теперь с его матерью?
Граф Карл содрогнулся. Эти скупые слова ошеломили его подобно молнии, что блеснула в ночном небе прямо над головой путника, заблудившегося в пустыне: лишь на мгновение небесный огонь разрывает ночной мрак, но и этого достаточно, чтобы заметить разверзшуюся впереди пропасть. Как ни любил Карл ландграфа, но сходство юноши и взрослого мужчины было столь велико, что даже понимая всю серьезность своих слов, он не мог не признать:
— В самом деле, Людвиг, они похожи, как родные братья. Чувствуя, что при этих словах его друг затрепетал всем телом, граф поспешил добавить:
— Но ведь это еще ничего не доказывает!
— Ничего, — глухо отозвался ландграф, — однако мне важно было знать твое мнение. А теперь расскажи, чем закончилась ваша кампания.
И он повел Карла к той же дубовой скамье, где началась их беседа, и более не прерывал его рассказа.
Едва граф умолк, как у боковой двери появился какой-то человек. Ландграф мгновенно вскочил со скамьи и подошел к нему. Они о чем-то переговорили, но так тихо, что Карлу не удалось разобрать ни единого слова. Однако по жестам их он понял, что ландграфу принесли какое-то чрезвычайно важное известие, и когда хозяин вновь подошел к скамье, то по его мрачному виду Карл решил: он не ошибся.
— Карл, — обратился к нему ландграф, явно не собираясь садиться, — после столь долгого путешествия ты нуждаешься скорее в отдыхе, чем в праздниках и развлечениях. Я распоряжусь, чтобы тебя проводили в твои покои. Спокойной ночи. Увидимся завтра.
Карл прекрасно понял, что ландграфу хочется побыть одному. Ни слова не говоря, он поднялся, пожал Людвигу руку и лишь напоследок пытливо заглянул в глаза другу; тот только печально улыбнулся в ответ, всем своим видом давая понять, что время для сердечных излияний еще не настало. Карл вновь пожал ему руку в знак того, что в любое время дня и ночи готов быть в его распоряжении, и удалился в комнаты, приготовленные для него в дальнем крыле замка, куда, тем не менее, долетал приглушенный праздничный гул.
Улёгшись в постель, граф некоторое время не мог уснуть: душу его томили печальные раздумья, а в ушах, как нарочно, звенела веселая праздничная музыка. Но телесная усталость поборола душевную тревогу. Мысли его стали путаться, комната поплыла перед глазами, истома навалилась на усталое тело, и наконец глаза закрылись сами собой. Рыцарь задремал, вернее, впал в состояние, возникающее на грани сна и бодрствования подобно сумеркам на стыке дня и ночи. Странное, таинственное забытье, сплетающее действительность с грезами, придает грезам яркость и полноту реальной жизни, после чего наступает покой и глубокий, крепкий сон. Рыцарь слишком давно довольствовался для отдыха лишь палаткой, где спал не снимая доспехов, и теперь с наслаждением отдыхал в хорошей постели, поэтому проснулся он поздно, когда солнце стояло уже высоко, и с изумлением обнаружил, что проспал чуть ли не до полудня. Но тут глазам Карла предстало зрелище, мгновенно воскресившее в его памяти вчерашние события и крайне его встревожившее: в кресле, склонив голову на грудь, неподвижно сидел ландграф. Казалось, он ждал пробуждения своего гостя и так глубоко задумался, что даже не заметил этого пробуждения. Несколько мгновений Карл молча наблюдал за своим другом, но, заметив две слезы, скатившиеся по впалым бледным щекам Людвига, не выдержал и, простирая к нему руки, воскликнул:
— Людвиг, во имя Неба, что случилось?
— Увы! Увы! — отвечал ландграф. — Случилось то, что у меня нет более ни жены, ни сына!
С этими словами он тяжело поднялся и, шатаясь словно пьяный, бросился в объятия Карла.
II
Дабы читатель мог разобраться в последующих событиях, нам придется сделать небольшое отступление и вернуться в прошлое.
Шестнадцать лет назад ландграф Людвиг взял в жены дочь графа Ронсдорфа, погибшего в 1316 году во время войны между Людвигом Баварским, на стороне которого сражался наш Ронсдорф, и Фридрихом Красивым Австрийским; владения графа простирались по правому берегу Рейна, включая земли, прилегающие к холмистой гряде, известной под названием Семигорье. Графиня Ронсдорф, славившаяся своим благочестием и незапятнанной репутацией, осталась вдовой с пятилетней дочерью. И после смерти мужа графиня, принадлежавшая к княжескому роду, сумела не уронить славу своего имени и двор ее по-прежнему был одним из самых блестящих в округе.
Через некоторое время после гибели графа в свите графини появилось новое лицо — молодой паж, которого вдовствующая графиня представила как сына своей покойной подруги, умершей в бедности. Мальчик был хорош собой и всего на три-четыре года старше Эммы; графиня, казалось, поступила в полном соответствии со своей репутацией добросердечной и щедрой женщины. Она по-матерински отнеслась к маленькому сироте, воспитывала его вместе с собственной дочерью, ничуть не обделяя малыша лаской и заботой, так что невозможно было отличить ее родное дитя от приемыша.
Так дети росли вместе, и многие думали, сама судьба предназначала их друг для друга, как неожиданно, к великому удивлению всей местной знати, юный граф Людвиг Годесберг — ему в ту пору было всего восемнадцать лет — обручился с десятилетней Эммой Ронсдорф, однако отец жениха, старый ландграф, и вдовствующая графиня договорились, что свадьба состоится только через пять лет, а до тех пор молодые люди будут считаться женихом и невестой.
