Колумб - Sabatini Rafael (читать книги онлайн бесплатно полные версии .TXT) 📗

— Вы очень добры к незнакомцу, господин приор. — Колон с достоинством принял приглашение, на которое он рассчитывал.

По натуре действительно добрый, приор тем не менее отдавал себе отчёт, что подвигнула его на это не только доброта. Он разбирался в людях и ясно видел, что не обычный путник постучался в ворота монастыря. Разговор с таким человеком мог принести немалую пользу. А если и нет, то хоть немного разнообразить теперешнюю довольно-таки скучную жизнь фрея Хуана.

Колон, однако, не поспешил в келью, а постарался убедить приора в глубине своей веры.

— Отдохнуть я ещё успею. Сначала я хотел возблагодарить Господа нашего и Святую деву за то, что они привели нас к столь гостеприимному дому. Если вы позволите, святой отец, я пойду с вами на вечернюю молитву. Малыш, конечно, устал. Я был бы очень благодарен, если б мог поручить его заботам нашего брата.

Он наклонился, чтобы поговорить с ребёнком, который, родившись и получив воспитание в Португалии, не понимал ни слова по-кастильски. Выслушав отца, пообещавшего ему долгожданный отдых и сытный ужин, мальчик с готовностью последовал за светским братом. Отец проводил сына нежным взглядом, а затем повернулся к приору.

— Я задерживаю ваше преподобие.

Доброй улыбкой приор пригласил его войти в маленькую часовню Святой девы Рабиды, славящейся чудодейственной силой, хранящей от безумия.

Колокола затихли. Монахи уже собрались на клиросе, и приор, оставив Колона одного в нефе часовни, прошёл на своё привычное место.

Глава II. ПРИОР ЛА РАБИДЫ

— Dixit Dominus Domino Meo: sede a dextris Meis… [3]

Молитва наполнила часовню, и фрей Хуан, щурясь от дыма свечей, с удовлетворённостью отметил должную набожность коленопреклонённого гостя.

И столь велико было любопытство приора, что он распорядился пригласить Колона к своему столу, а не кормить его в холодном зале, предназначенном для бездомных странников.

Колон принял приглашение как должное, без удивления или колебания, и братья, сидевшие за длинными столами вдоль стен трапезной, украдкой разглядывали скромно одетого незнакомца, гордо, словно принц, вышагивающего рядом с приором, и спрашивали себя, что за идальго пожаловал в их скромную обитель.

Фрей Хуан подвёл Колона к небольшому возвышению в конце трапезной, на котором стоял его столик. Стену за возвышением украшала фреска, изображающая тайную вечерю. Судя по качеству работы, автором её был один из монахов. На потолке тот же художник нарисовал святого Франциска, причём и эта фреска не блистала мастерством. Теперь фрески освещала подвешенная к потолку шестирожковая масляная лампа. На стенах, вдоль которых стояли столы, выкрашенные белой краской, друг против друга висели портреты двух герцогов Медина-Сели, изображённых в полный рост, с одеревеневшими конечностями, торсом, головой. Герцоги сердито хмурились друг на друга. Окна, квадратные, забранные решётками, были лишь на северной стене и достаточно высоко, так что увидеть в них можно было только небо.

Разносолами в монастыре не баловали, но кормили хорошо: свежая, только что выловленная, рыба в остром соусе, бульон с телятиной. Белый хлеб и ароматное вино из Палоса, с виноградников на западных склонах, что начинаются за сосновыми лесами.

Трапеза проходила под монотонное бормотание одного из монахов, читающего с кафедры у южной стены главу из “Vita et Gesta” святого Франциска.

Колон сидел справа от приора, между ним и раздающим милостыню. Слева от фрея Хуана расположились его помощник и наставник послушников. В сумеречном свете, отбрасываемом масляной лампой, фигуры францисканцев за длинными столами внизу казались серыми тенями.

Когда монах на кафедре произнёс последнее слово, серые фигуры зашевелились, и над столами простых монахов поплыл приглушённый шумок разговора. А за стол приора тем временем подали блюда с фруктами — апельсины, финики, яблоки — и кувшин сладкого вина. Фрей Хуан налил полную чашу своему гостю, возможно, с намерением развязать тому язык. А уж потом решился на прямой вопрос.

— Так что же, сеньор, после столь длительных и далёких странствий, вы приехали в Уэльву, чтобы отдохнуть?

— Отдохнуть?! — воскликнул Колон. — Нет, Уэльва лишь шаг к новому путешествию. Я, возможно, проведу здесь несколько дней у родственника моей жены, которая отошла ныне в мир иной. Упокой, Господи, её душу. А потом я вновь отправлюсь путешествовать. — И чуть слышно добавил: — Как Картафилус.

— Картафилус? — Приор порылся в памяти. — Что-то я не припомню такого.

— Иерусалимский сапожник, который плюнул в Господа нашего и обречён ходить среди нас до второго его пришествия.

На лице фрея Хуана отразилось изумление.

— Сеньор, что за ужасное сравнение!

— Хуже. Это святотатство вырвано у меня нетерпением. Разве зовут меня не Кристобаль? Разве не видится знак Божий в имени, которым нарекли меня? Кристобаль. Носитель Христа. Вот моя миссия. Для этого рождён я на свет. Для этого избран. Нести знания о Нём в неизвестные ещё земли.

Вопрос вертелся уже на языке приора, но, прежде чем он успел открыть рот, к нему наклонился помощник и что-то прошептал. Фрей Хуан согласно кивнул, и все встали, после чего помощник произнёс благодарственную молитву.

Для Колона, однако, трапеза на этом не кончилась. Он было двинулся вслед за монахами, но приор удержал его и, заняв своё место во главе стола, предложил сесть.

— Спешить нам некуда, — он наполнил чашу Колона сладким вином. — Вы упомянули, сеньор, неизвестные земли. Что вы имели в виду? Атлантиду Платона или остров Семи городов?

Колон сидел, опустив глаза, чтобы фрей Хуан не заметил вспыхнувшего в них огня. Этого-то вопроса он и ждал, вопроса, указывающего на то, что учёный монах, к мнению которого прислушивается королева, угодил-таки в сеть, расставленную гостем.

— Ваше преподобие шутит. Однако такой ли уж миф Атлантида Платона? Может, Азорские острова — её остатки? И нет ли других остатков, куда больших размеров, в морях, ещё не нанесённых на карту?

— Они-то и есть ваши неизвестные земли?

— Нет. Я думаю не о них. Я ищу великую империю на западе, в существовании которой у меня нет ни малейшего сомнения и которой я одарю того государя, что поддержит меня в моих поисках.

Лёгкая улыбка заиграла на губах приора.

— Вы вот сказали, что у вас нет ни малейшего сомнения в существовании огромной империи. То есть вы видели эти земли?

— Мысленным взором. Глазами разума, который получил я от Бога, чтобы распространить в этих землях знание о Нём. И столь ясным было моё видение, ваше преподобие, что я нанёс эти земли на карту.

Как человек верующий, как монах, фрей Хуан воспринимал видения со всей серьёзностью. К провидцам же, однако, относился, исходя из жизненного опыта, с подозрением и зачастую не без оснований.

— Я немного интересовался космографией и философией, но, возможно, оказался туповат для столь сложных наук. Ибо мои знания не позволяют объяснить, как можно нанести на карту то, что не видно глазу.

— Птолемей не видел мира, который нанёс на карту…

— Но он обладал доказательствами своей правоты.

— Ими обладаю и я. Более чем доказательствами. Ваше преподобие, наверное, согласится со мной, что логические умозаключения позволяют перебросить мостик от уже известного к открытию. В противном случае философия не могла бы развиваться.

— Вы, разумеется, правы, если речь идёт о духовной сфере. Когда же дело касается материального мира, я бы предпочёл реальные доказательства умозаключениям, как бы логично вы их ни обосновывали.

— Тогда позвольте обратить Ваше внимание на реальные доказательства. Шторма, накатывающие с запада, выносили на побережье Порту-Санту брёвна с вырезанным на них странным узором, которых не касались железный нож или топор, гигантские сосны, которые не растут на Азорах, тростник столь невероятных размеров, что в одной полости между перемычками помещается несколько галлонов вина. Их можно увидеть в Лиссабоне, где они хранятся. И это лишь часть, малая часть.