Робин Гуд против шерифа - Кинг Диана (книги без регистрации полные версии .txt) 📗
Что ж, обратимся к тому человеку, который, возможно, был главным участником этой трагедии, разыгравшейся в одну из ночей богатого на события 1202 года в самом центре графства Ноттингемшир, на берегу реки Уз (чертовски популярное в Англии наименование!) — одного из небольших притоков крупнейшей североанглийской реки Деруэнт. Есть и еще один Уз — он впадает в ту же реку, но не справа, как его тезка, а слева, недалеко от устья самого Деруэнта. Такой же запутанной, как английская география, была в тот момент и политическая обстановка. Впрочем, не Англия ли та самая страна, в которой и появилось такое понятие, как «политические интриги»?
Еще совсем недавно бестолковый король Иоанн Беспросветный… Иоанн Беспробудный… о, вспомнил, — Иоанн Безземельный — так облапошил своих подданных, советников и соплеменников, что в конце концов был вынужден поставить свою подпись под Великой Хартией Вольностей, которая стала праматерью и прабабушкой европейских конституций. Вслед за этим бароны снесли башку брату короля Эду Четвертому и при попустительстве его тугодумного младшего братца основали парламент. Именно там, брызгаясь слюной, они учились выражать свои простые и неуемные желания языком, который хотя бы немножко отличался от грубого наречия бродячих лицедеев.
А тут еще Гроб Господен. Славные малые, чьи прадеды ходили в Палестину еще лет сто тому назад, давно уже, отрастив бороды, пребывали в наспех сооруженных да богато отделанных ливанских замках. Правда, не изменив своей вере, они боялись удара в спину от сарацин. Не забывая, откуда они родом, они не раз привечали рыцарей-соплеменников, опоздавших к дележу пирога невероятно сладких и пышных восточных богатств. На берегу Средиземного моря, там, где нынче находятся государства Ливан и Израиль, возникали целые объединения таких вот замков с общим правителем, с общей политикой — настоящие государства крестоносцев.
А вот участники последних крестовых походов испытали на своей шкуре всю горечь настоящих разочарований. Колумб к тому времени еще не открыл свою Америку, и даже прапрадед его, распоследний генуэзский лавочник-меняла, еще и не думал открывать свою торговлю, — а пылкие сердца, ищущие умы и ленивые до работы руки уже стремились к сказочной золотой стране Эльдорадо. Однако тем из них, кого не застала в лютую зиму 1189-го черная смерть чума, тем, кто уцелел во время бурных штормов, — тем пришлось несладко. Изможденные, полуголодные, они едва выдерживали натиск бедуинских разбойничьих отрядов, вцепившихся в армию Трех королей, как собаки в раненого оленя. Когда же перед ними предстало стотысячное войско великого египетского султана Саладдина, даже доблестные испанские пикадоры, закаленные в бесконечных войнах, — и те оказались беспомощными. Не было никакой надежды на то, что они, отвоевав вновь захваченный сарацинами Иерусалим, вернутся на родину. Но кроме отчаянных голов, полунищих бродячих рыцарей и ленивых крестьян в войске Трех королей хватало истовых ревнителей веры христианской. Может быть, поэтому всевидящий Господь проявил милость и не дал сильных духом, но слабых числом и изможденных в нелегком пути крестоносцев на растерзание верным псам султана Саладдина. Затем были полугодичная осада Аккона, взятие Эдессы, трагическая смерть старшего из трех королей — германского Фридриха Барбароссы. Много было жестоких, кровавых и страшных схваток, но славному войску крестоносцев так и не удалось отвоевать Гроб Господен. Смута, посеянная руководителями некоторых разместившихся в Палестине рыцарских орденов, посеяла раздор между сражавшимися бок о бок королем Англии, Ричардом I, более известным под именем Ричард Львиное Сердце, и королем Филиппом П. А войско, которое не смогло подавить внутренний раскол, представляло невеликую опасность для искуснейшего полководца Саладдина. Отступление европейцев было тяжелым и очень, очень горьким. Третий крестовый поход оказался неудачным.
Однако, как во все времена, были люди, которые за счет войны наживали и преувеличивали свои и без того немалые богатства. Например, некий грек Пигмалидис, как свидетельствуют рукописи, даже умудрился продать одну и ту же партию подпорченных съестных припасов и в лагерь Филиппа II, и в лагерь сарацин (так называли европейские рыцари всех представителей мусульманского Востока, независимо от национальностей). На вырученные деньги Пигмалидис доверху нагрузил свои корабли индийскими пряностями и отправился домой. Но был захвачен ионикийскими пиратами, сохранившими это ремесло еще с незапамятных гомеровских времен, и после был продан в рабство к не менее богатому египетском купцу.
Впрочем, оставим бедолагу Пигмалидиса и вернемся в Палестину, незадолго до отплытия изрядно потрепанного войска Трех королей. Как это всегда бывает, даже из неудачно закончившихся походов можно привезти домой немало нажитой честным грабительским трудом добычи. Однако командующие своими армиями постановили, чтобы каждый крестоносец, чьи трофеи по весу и объему превышали установленный минимум, выплатил немалую сумму, якобы на возмещение убытка в казне. Иначе его добычу строжайше запрещалось грузить на корабли.
Мало кого из простых воинов, почти половина из которых были к тому же серьезно ранены, коснулся этот указ. Они сами не один раз за время похода попадали в осаду, и чтобы воспользоваться помощью местного населения, без которой наверняка погибли бы, им приходилось расставаться практически со всей добычей. Эта война, как и все другие войны, принесла прибыль только разнообразному корыстному сброду. Почему? Да потому: всем известно, когда ворота сдавшегося на милость победителей города распахнуты, — внутрь начинают неспешно входить крысы. Мародеры, снабженцы, маркитанты, бордельеры, полунищие торгаши — они выгребают из покинутых домов все, что не было предано огню. Пока настоящие воины расправляются с противником, трусливые крысы за их спиной собирают свою добычу.
Таких людей в войске короля Ричарда было немного. Один из них — некий Таумент, богатый лондонский мещанин. Пользуясь покровительством барона Коннора, он получил выгодное местечко по поставкам продовольствия и торговле с бедуинами. Барон Коннор во время взятия Акконы был убит, но Таумент, ловко провернувший несколько операций, занял весьма влиятельное положение в английском стане. При посадке на корабли его груз, возможно, в несколько десятков раз превышал тот багаж, с которым он прибыл в Палестину, и уж, конечно, был больше, чем установленный минимум, который можно было вывезти бесплатно. Однако Таумент и не думал о том, чтобы платить что-то в государственную казну. Он через своих подручных принялся делить награбленное добро на малые доли и распределять его среди воинов-неудачников, которые возвращались без добычи. Каждый, кто провозил добро Таумента, делал это добровольно, причем одну десятую долю перевозимой добычи, что, в сущности, было очень немного, купец обещал перевозчику груза.
Робин из Локсли, предводитель отряда из тридцати йоркширских мелкоземельных дворян и вольных стрелков йоменов, после того, как один из сподручных Таумента подошел к нему с подобным предложением, нехорошо улыбнулся и велел передать следующее: «Если я узнаю, что кто-нибудь из парней согласился служить твоему пауку хозяину, он не поплывет на одном корабле с моей командой. А я за сохранность его смердящего добра и его собственной шкуры не ручаюсь».
Полгода тому назад, во время жесточайшей обороны христианской крепости Эдесса, Робин уже имел дело с Таументом. Тогда, выполняя важное поручение, отряд Робина оказался в дозорном форте на территории врага. Воины были практически безоружны перед грозными отрядами сарацин. Несколько долгих дней они провели без пищи, не имея ни малейшей надежды на помощь. Когда отряду смельчаков удалось-таки вырваться из форта и подойти к городским воротам, Таумент, который тогда был комендантом Эдессы, сославшись на опасность вторжения сарацин, отказался открыть ворота отряду, тем самым намекнув на возможность измены со стороны Робина.
Он открыл ворота через полчаса, как раз за несколько минут до того, как авангард Надреддина, младшего брата султана Саладдина, должен был настигнуть беглецов и уничтожить их возле крепостной стены. Но Сэмюэль Таумент, комендант Эдессы, сделал это не по доброте душевной. Он пообещал героям из форта снять с них «подозрение в измене», если они уплатят приличную сумму в золотых дублонах. Робин смог убедить Таумента, что из такой заварушки, в какую попал его отряд, с дублонами не возвращаются, и купец великодушно поверил, но не Робину, а его долговой расписке. Под чудовищные проценты Таумент «одолжил» Робину необходимую сумму «за снятие подозрения», сохранив при себе мерзкий документ с перечислением имен йоркширских воинов с приходящейся на каждого суммой долга. Робин — командир отряда — был чернее ночи, когда один за всех своих товарищей скреплял своей родовой печатью этот документ.
