Обогнувшие Ливию - Маципуло Эдуард (лучшие книги TXT) 📗
Номарх, морщась от горечи, добросовестно жевал старческими деснами цветы. Потом эту горькую кашицу нужно было положить на больные зубы. Но вельможа вдруг схватился за сердце, кашица потекла по сморщенному подбородку. Не произнеся ни звука, номарх скончался.
Ахтой стоял над мертвым, оцепенев. По законам Египта, лекарю, умертвившему пациента, была уготована та же участь. Но совсем не это потрясло его до глубины.
— Мой милый господин, ты ничего не замечаешь?
— Никого и ничего не хочу видеть. Сейчас — только ты.
— Нет, во мне ничего не замечаешь?
— У тебя лукавый вид.
— У меня есть тайна. Если не будешь больше ругать меня за недосоленное мясо и прокисшее молоко, я, может быть, расскажу…
По доскам причала загрохотали конские копыта. Испуганный таможенный чиновник бежал впереди всадников и что-то говорил, показывая в сторону суденышка друзей.
— Вы приехали с лекарем по имени Ахтой? — спросил один из всадников, осадив коня у самого края дощатого настила.
Астарт кивнул, стараясь угадать, откуда ждать беды.
— Взять их! Они соучастники убийства великого князя!
ГЛАВА 19
Астарт в Бубастисе
— Еще в тюремных ямах мы не кисли, — недовольно бормотал Астарт, разглядывая толстую металлическую решетку, прикрывавшую тюрьму сверху.
Избитый Ахтой сплевывал кровью. Эред, которому тоже досталось, молча сидел рядом с ним на истлевшей соломе, слежавшейся в пласты вроде глины. Обитатели тюрьмы — мелкие воришки, ионийские купцы, промышлявшие шкурами и мускусом крокодилов, девушка-египтянка, обвинявшаяся в том, что зналась с «поганым» эллином, — негромко переговаривались в ожидании приговоров. Им грозили не более чем публичные экзекуции. Правда, ионийцы, посягнувшие на жизнь и честь священных животных Египта, должны были по закону поплатиться головами, но их друзья из Навкратиса внесли в Саисский храм бога Себека столь солидный куш, что правосудие выразило готовность сделать исключение.
Ахтой собрал вокруг себя друзей и сообщил шепотом:
— Один из нас может спастись.
— Ну да! — усомнился Эред.
— У меня в мешке остался кусочек дурманящего корня. Если его разжевать и проглотить, то человек какое-то время будет выглядеть мертвее покойника.
— Кто же должен спастись? — спросил Астарт.
— Конечно ты. Только ты можешь выручить нас всех. Эред ничего не сделает при всей его силе. Я тоже не смогу. Здесь нужен такой пройдоха, как ты.
— Как же я вас вытащу отсюда?
— Пусть боги подскажут, ты их любимец, раз они простили тебе все твои смертные грехи. Со мной они молчаливы.
Ларит обвила руками шею Астарта и зашептала в самое ухо:
— Помнишь, я говорила про тайну? Мой милый господин, ты будешь отцом…
Астарт лежал на узком, ничем не покрытом каменном столе. Два лысоголовых парасхита готовились бальзамировать финикийца, получив за это перстень Ларит.
— Мертвец-то как живой, — сказал один парасхит, с кряхтением подтащив к столу каменный сосуд с текстами заупокойных молитв на стенках.
Астарт приоткрыл глаза. Крышку сосуда венчала грубая и тоже каменная статуэтка Анубиса с головой шакала.
«Канопа, — догадался он, — черепок для внутренностей». И почувствовал, как ладони стали липкими.
Судя по канопе, Астарта ожидал неплохой саркофаг, а затем и гробница, не глинобитная, конечно, а высеченная в скале, как у богача: перстень Ларит с невзрачным камнем — сердоликом был оценен неожиданно высоко. Сердолик почитался в Бубастисе как священный камень.
Второй парасхит рассказал довольно затасканный анекдот о пьянчуге, который так нализался, что перепутал дом и вместо своего ложа улегся на стол парасхита, а тот, ничего не подозревая, распорол ему живот. Астарт представил, что случится с этой парочкой веселых потрошителей, если он вдруг шевельнет пальцем или, чего доброго, чихнет.
Ему стало так смешно, что он с большим трудом удержался от смеха.
Один из парасхитов вдруг захлебнулся на высокой ноте. Потом начал пятиться, выпучив глаза, и наконец свалился в раскрытый саркофаг. Другой уставился на улыбающегося покойника, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой, и уронил на ногу бронзовый нож, которым потрошат трупы. Но и глубокая рана не могла привести его в чувство.
Из саркофага неслось громкое икание.
Астарт медленно сел, свесив ноги со стола.
— Я за вами, — сказал он, — в загробном мире вас ждут. Кого-то вы скверно просмолили, и на вас точат бо-ольшой зуб.
Парасхит прислонился к стене, чтобы не упасть. «Придется просидеть здесь до темноты», — решил Астарт и закрыл низкую дверь на засов.
…Наследственный князь Иму-Хента, восемнадцатого нижнеегипетского нома, возлежал на мягких подушках. Несколько женщин играли на систрах, лютнях и арфах. Наследник совсем не походил на убитого горем сына. Ел пригоршнями плоды земляничного дерева и шутил с музыкантшами. Он был молод, умен, самоуверен, умел обращать любое обстоятельство, даже неблагоприятное, себе на пользу. Чтобы не потерять права наследства, он выбился в чиновники: после реформ Саисской династии во главе номов Египта встали люди чиновничьего сословия. Отпрыск номарха уже не мог получить по наследству скипетр нома.
Этот получил.
Неожиданно женщины с визгом бросились из зала. Молодой номарх поперхнулся и зашелся кашлем.
Лопнули, застонали струны — кто-то наступил на арфу.
В оконном проеме мелькнула гибкая фигура Астарта. Опустившись на руках, спрыгнул прямо на подушки. Был он в одной набедренной повязке и без оружия.
— Извини, господин, я нарушил твой покой. Вот мой выкуп за сидящих в яме. — Астарт протянул самый красивый перстень Ларит.
Лицо номарха приняло обычный розовый оттенок. Он взвесил на ладони перстень, который она сохранила до последнего.
— Просишь за лекаря, который убил моего отца?
— И за невинных его спутников.
— Но они убили моего отца!
Два молодых человека пристально смотрели друг другу в глаза.
«Но ты рад этому убийству», — говорил взгляд финикийца.
«Но ты можешь принести более того, что принес», — отвечали глаза египтянина.
В зал ворвались вооруженные слуги. Номарх властным жестом выгнал их вон.
— Ты поступаешь разумно, обращаясь ко мне. Здесь только я властен даровать жизнь и смерть.
— Я наслышен о твоем добром сердце, господин, — нагло солгал Астарт.
— Я добр. Но не люблю воров. Этот перстень принадлежит царю Библа. О нем наслышан весь просвещенный мир, и я обязан отослать его хозяину.
Перстень никогда не принадлежал царю Библа. Это знали оба.
— Но…
— Хватит! Я устал от твоего голоса. Я согласен выпустить убийц моего отца за скромный выкуп: один талант серебра за голову. Сегодня — начало разлива Большого Хапи. Через год — с новым восходом Песьей звезды — я прикажу их умертвить.
— Я принесу выкуп. Но отпусти женщину. Она беременна.
Номарх дружелюбно улыбнулся:
— Женщины размягчают волю и ослабляют разум. Если ее не будет с тобой, ты наверняка успеешь к сроку. А теперь прощай! Пусть Тифон, бог ночи и преступлений, светит тебе. Эй! Кто там! Проводите господина!
