Жан Оторва с Малахова кургана - Буссенар Луи Анри (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗

— Я разбудила вулкан, и он сожжет этих негодяев дотла! Теперь ничто не сможет спасти их от моей мести!

Притаившись в своем углу, Жан слышал эти ужасные слова; и по его телу пробежала дрожь. В душе зуава вскипел гнев и ненависть к этой коварной женщине, которая казалась ему исчадием ада.

«О, с какой радостью я всадил бы ей в горло штык! — думал он, сжимая кулаки. — Если оставить ее в живых, она не успокоится и опять учинит что-нибудь мерзкое».

Да, это так! Но что потом? Их человек тридцать, и они растерзают Оторву.

Нет, он не имеет права так дешево отдать свою жизнь! Он должен жить, чтобы попытаться предотвратить катастрофу. Если же ему суждено погибнуть, пусть последним его поступком будет не просто акт мести.

Тем временем рабочие кинулись к отверстию. Они завалили его кирпичом, брусом, бутовым камнем [123], залили все это гипсовым раствором, и когда через десять минут образовалась единая глыба, Дама в Черном своим металлическим голосом скомандовала:

— Всем выйти!

Мимо нее прошли рабочие, потом двое офицеров, она вышла последней — бледная и сияющая. Оторва слышал, как с шумом захлопнулась дверь. Потом до него донесся стук, глухие удары, шарканье, и он подумал: «Черт возьми! Они замуровывают выход. Они заткнут и продухи. Пора действовать… Жан, мой мальчик, выпутывайся как знаешь, но ты должен пробить стену и добраться до бочонков с порохом».

Не теряя ни минуты, француз схватил свой штык и изо всех сил обрушил его на заложенное отверстие, где кладка была скреплена гипсом. Кладка затвердевала все больше и больше, превращаясь в монолит.

Оторва сыпал проклятьями и ворчал:

— Разрази его гром!.. Затвердело-то как… сюда бы кирку из каменоломни… Штык? Ерунда! Игрушка…

Крак!.. Сухой щелчок… оружие сломалось у самой рукояти!

— Проклятье! — прорычал зуав. Он оказался обезоружен, а препятствие — непреодолимо.

Он не хотел признать себя побежденным и сжал обломок штыка обеими руками. Нужно бороться, даже если нет надежды, но пока он лишь поранил себе ладони и пальцы.

В погребе становилось все темнее. Лучик света, пробивавшийся сверху, утоньшился и наконец совсем исчез. Наступила ночь, глухая, непроницаемая, страшная ночь в подземелье. Окошко замуровали. Ну и что же! Оторва был полон решимости продолжать эту отчаянную безумную борьбу. Он сел на каменную ступеньку и, обхватив руками голову, начал размышлять: «Итак, у меня еще четыре часа! От силы пять… Здесь четыре тысячи килограммов пороха, они взлетят в воздух, и я не могу ничего сделать, чтобы помешать взрыву. Значит, я должен выйти… должен пробиться через забитую дубовую дверь… У меня только ножик да обломок штыка… этого недостаточно… и времени мало… Если б ее подорвать… Эх, был бы у меня порох, но они все уволокли в этот проклятый склеп… [124] Хотя… О Боже… надо посмотреть…»

«Посмотреть» — это не более чем риторическая фраза [125], поскольку зуав находился в непроницаемой тьме. Он приподнялся и по памяти на четвереньках пополз вдоль погреба.

Позу нашего зуава нельзя было назвать солидной. Но она не могла унизить достоинства солдата, потому что помогала ему выполнить трудную задачу.

Он продвигался на четырех конечностях добрых десять минут, стараясь обследовать весь подвал. Внезапно Жан выпрямился и прокричал:

— Прекрасно!.. Замечательно!.. Великолепно!.. Будь у меня время, я бы пустился в пляс… Ну, мадама в черном… посмотрим, кто будет смеяться последним!..

Что это значило? Оторва сошел с ума?.. Ничуть! Тогда откуда же эта буйная радость?

А дело вот в чем. Оторва был не только храбр, но и догадлив. Он вспомнил о первой бочке, в которой пробил отверстие своим приказавшим долго жить штыком, и подумал, что в бочке — вино, а оказалось — порох. Тогда молодой человек испытал разочарование, но оно было забыто, когда он вскрыл вторую бочку с чудесным крымским вином.

Утолив жажду, Оторва замазал отверстие горстью земли, чтобы вино не вытекало зря. Но он и не подумал сделать то же с первой бочкой, той, что с порохом…

Стало быть, порох должен был сыпаться на землю в широкое отверстие, которое он пробил штыком. В этом Оторва и хотел убедиться, передвигаясь на четвереньках по погребу. Его ожидания оправдались. На земле оказалось фунтов сорок пороха.

Русские в спешке его не заметили. Оторва, обнаружив порох на ощупь, тщательно сгреб его в кучу. Он подпрыгивал, как кавалерист в седле, ликовал вне себя от радости, но не позволял себе вскочить, чтобы не наделать глупостей. Еще раз обдумав ситуацию, Жан сказал вполголоса:

— Время поджимает… никаких сумасбродств… порох у меня теперь есть… Остается только изготовить колбаску.

Сначала следовало раздобыть оболочку для изделия, которое лишь по названию связано с колбасным производством.

Оторве пришла в голову мысль использовать свои полотняные кальсоны. Великолепная идея! Он снял шаровары, потом кальсоны, снова надел шаровары. Завязал внизу узлом одну и другую штанину, разорвал верхнюю часть кальсон, и у него получились два длинных, узких мешка. На ощупь, с тысячами предосторожностей храбрец насыпал почти весь свой запас пороха в два эти вместилища и завязал их узлом с другого конца.

— Итак, мы имеем, — весело проговорил он, — не одну колбаску, а две. Ничего, кашу маслом не испортишь.

Двигаясь по-прежнему на ощупь, неуверенными шагами слепца, Жан втащил обе колбаски на верх лестницы и положил их одну на другую, прямо под дверь.

Вся эта возня передвижения в темноте заняла немало времени, и он с ужасом думал о том, что часы идут, фитили прогорают, и извержение вулкана может начаться в любую минуту.

Однако самое трудное, если не самое опасное, было уже позади. Теперь предстояло поджечь это примитивное, но грозное устройство, и девяносто шансов из ста за то, что зуава самого при этом разорвет в клочья. Тем не менее он сделал все, чтобы его колбаски вспыхнули как можно скорее и как можно дружнее, чтобы получился мощнейший удар.

Он взрезал ножом одну подрывную шашку, нижнюю, зачерпнул пригоршню, насыпал пороховую дорожку до края лестничной площадки, потом опустился вниз, к тому месту, где лежал остаток его припаса. Насыпав порох в феску, снова поднялся на лестничную площадку и, спускаясь со ступеньки на ступеньку, потянул дорожку пороха дальше.

Тем временем в его тюрьму снаружи врывались разнообразные шумы.

Он различил топот лошадей, стук колес, ритмичный шаг пехотинцев, потом — удары барабана, хрупкие трели горна, приглушенные, но все же ясные.

Надо всем плыл громкий прерывистый звук фанфар, поющих с каким-то бешеным воодушевлением:

Это был марш его полка!

Сердце у Оторвы забилось так, что, кажется, могло прорвать грудную клетку, в ушах стоял звон, перед глазами запрыгали искры.

Это французская армия! Его товарищи и штаб вот-вот сунут голову в дьявольский капкан!..

Давай же, давай, Оторва, время торопит! Фитили во мраке подвала отсчитывали последние минуты жизни тех, кто с веселой солдатской беззаботностью располагался сейчас наверху.

Страшная смерть поглотит их всех, не различая ни возраста, ни чина, ни пола. Старых ворчунов и юных усачей, увешанных орденами генералов и простых солдат, и мамашу Буффарик, и Розу, милую его подружку.

— Тысяча чертей, скорей же! — рычал зуав.

Он навалил на подрывные шашки все остатки пороха, которые мог собрать, стараясь при этом направить взрыв на нижнюю часть двери.

Наконец все было готово! Наш герой с трудом перевел дыхание, он взмок от пота, но теперь от него требовалось лишь одно — поджечь хитроумную адскую машину.

Чтобы уменьшить хоть немного — о, совсем немного — смертельную опасность, которой он себя подвергал, он решил поджечь самый конец пороховой дорожки.