Колен Лантье - Оливье Жан (читать книги без сокращений .TXT) 📗
Продираясь сквозь кустарники, путники спустились к берегу Уазы, оставив по правую руку большое селение Бомон, над которым навис приземистый замок, опоясанный толстыми стенами.
– Сейчас мы съедим с тобою, Колен, по куску хлеба и расстанемся. Дальше нам уже не по пути. До Бове рукой подать, а тебе надо идти к верховьям Уазы. Отсюда по берегу реки добрых четыре лье до Сен?Ле?де?Серан. Этот путь длиннее, но безопаснее других. Сначала ты пройдёшь мимо деревушек Боран и Преси, а потом будет селение, где живёт твой дядя. Солнце поднялось уже высоко. Если ночь застанет тебя в лесу, заберись в какую?нибудь ложбинку и спокойно дожидайся рассвета. Между Преси и Сен?Ле ты увидишь лесную поляну. Это место называют Буковым Крестом. Ты узнаешь его по расщеплённому молнией старому буку, он стоит как раз посередине.
Сидя на больших камнях, они наспех съели по куску чёрствого хлеба с луком, глядя на плавно катившиеся воды реки.
Колен тепло распрощался с Данселем. Он не боялся одиноко продолжать путь в этом огромном лесу. Узкая тропка вилась вдоль реки под сенью высоких деревьев. В пышной листве щебетали птицы, и этот разноголосый хор развлекал мальчика. Время от времени он останавливался, прислушиваясь к мерному постукиванию дятла, искусным трелям длиннохвостых синиц или крикам перепелов, приветствующих солнце.
Закинутая за плечо котомка не обременяла Колена, и он продолжал путь, не замедляя шага. В некоторых местах после недавнего паводка ещё не просохли болотца, которые нужно было обходить. Из зарослей тростника, где кишела таинственная жизнь, пронзительно крякая, вылетали потревоженные нырки и водяные курочки. Не отводя глаз от этого беспрерывно меняющегося зрелища, Колен продолжал мечтать. Не появится ли вдруг в просвете зелени Одри и не предложит ли ему разделить опасную жизнь его бесстрашных друзей, не признающих ни короля, ни закона. Конечно, Колен не колеблясь последовал бы за ним. Разве тугой ясеневый лук не стоит всех эдиктов в мире? К тому же неясно, как встретит своего незнакомого племянника Луи Лантье, который двадцать лет сражался под знамёнами сенешаля[37] Шампани. В награду за верную службу сенешаль даровал ему мызу и земельные угодья, свободные от налогов и арендной платы. Живописец вывесок сохранил о своём старшем брате смутные воспоминания. Он говорил о нём, как о властном, угрюмом и всё же отзывчивом человеке. Но таким ли он остался по истечении стольких лет?
Солнце уже склонялось к западу, когда Колен сквозь деревья увидел первые хижины Преси, раскинувшиеся полукругом в зелёной излучине Уазы. Лес поредел, уступив место ореховой рощице, граничащей с пахотными землями. Вид этих опустошённых и заброшенных полей, окаймлённых терновником, производил удручающее впечатление. Там, где в прежние времена развевалась по ветру золотистая грива колосьев, теперь всё поросло бурьяном и чертополохом. Кое?где виднелись ещё похожие на шрамы следы старых борозд, напоминавших о вложенном в эту землю человеческом труде.
Когда Колен подходил к деревне, у него мучительно сжалось сердце. Осевшие или продырявленные соломенные крыши, поломанные ограды, разрытые дворы свидетельствовали о вопиющей нищете и запустении. Остов церковной колокольни ощетинился в деревянных лесах, как гигантский скелет, почерневший от дождя. По всему видно было, что строители давно забросили свою работу.
Чёрный одичавший боров, низко опустив рыло, пробежал через загон и исчез в кустарниках. Едва успел он скрыться, как на обочине дороги появился старик в дырявой рубахе и ветхих полотняных штанах. Босой, лохматый, с всклокоченной бородой и сверкающими глазами, он походил на безумного, пляшущего в хороводе смерти, каких изображают художники на кладбищенских стенах.
– Ты не видел, куда побежала чёрная свинья? – спросил он Колена.
– Она умчалась, как затравленная, туда, в самую чащу, – ответил мальчик, указывая на колючие заросли.
Старик печально пожал плечами.
– Земля, небо, ад – всё против нас. А ты куда, сынок? На дорогах опасно. Наши женщины и дети прячутся в лесах.
– Я иду в Сен?Ле?де?Серан к моему дяде Луи Лантье.
– Я знаю Луи. Хоть он и с достатком, но человек порядочный. А сам?то ты издалека? Тебе не встречались по пути вооружённые люди?
– Я из Парижа.
– Из Парижа, боже правый! У нас говорят, что парижане прогнали дофина и образовали коммуну. Это великое, славное дело. Ходят слухи, что и Этьен Марсель перешёл на сторону народа и хочет освободить всё королевство. Если так, мы пойдём за ним и сожжём все замки, от которых все наши беды. Погляди, малыш! Земли заброшены. Нивы зарастают сорняком. Всюду рыщут англичане. Наваррцы и немецкие наёмники короля грабят, жгут, убивают. А после того, как вся эта свора всласть наглумится над нами, появляются и наши сеньоры, все эти де Сир, де Крамуази, де Клермон, и, приставив нож к горлу, требуют: «Отдай хлеб! Отдай свиней! Отдай коров!» А нам уже больше нечего отдавать.
От волнения он с трудом переводил дух. Подняв худые, костлявые руки, несчастный грозил небесам, словно видел на горизонте четвёрку коней из Апокалипсиса[38], несущих за собой разорение, голод, ужас и смерть. О присутствии Колена он забыл. Выпрямившись во весь рост, крепко упираясь ногами в землю, он от имени бедняков предавал анафеме сильных мира сего:
– Берегитесь, выродки! Жак Простак возьмётся за косу и топор. В наших лесах ещё достаточно дубовых стволов, чтобы разрушить таранами ваши подъёмные мосты и крепостные стены. В наших очагах ещё достаточно углей, чтобы зажечь фитили и спалить ваши сторожевые башни.
В его словах звучала такая безудержная ненависть, что Колен задрожал. Только теперь он по?настоящему понял всё то, о чём ему рассказывал Одри. В тёмных лачугах, в лесных убежищах бурлила невиданная ярость, взращённая на горьких семенах страдания и несправедливости.
– А в твоей деревне у мужчин есть луки и стрелы? – спросил мальчик. – Мой друг Одри в Рибекурском округе поднял народ и даёт отпор английским стрелкам и королевским стражникам.
Тусклый взгляд старика скользнул по лицу мальчика. Он, казалось, не понял вопроса.
– Мужчины? Какие мужчины? – переспросил он.
– Да из твоей деревни. Пересчитали они свои стрелы и подтянули тетиву на луках?
Ясная улыбка внезапно осветила морщинистое лицо старика.
– Луки и стрелы запрятаны в лесной чаще. Сейчас это единственное наше богатство, и мы оберегаем его так, как прежде берегли ячмень и рожь. Послушай… – Он понизил голос, как бы опасаясь посторонних ушей. – Все мужчины из деревни уже три дня как там (он указал пальцем на лес). В воскресенье, после вечерни, вооружённые слуги сеньора из замка Крамуази налетели на нас и увели последних трёх коров. Тогда наши устроили засаду в лесу на дороге из Сен?Ле. Они сразили стрелами трёх стражников и среди суматохи отобрали угнанный скот. С тех пор наши люди скрываются в чаще. Сеньор до того разгневался, что поклялся повесить всех мужчин и заживо сжечь вместе с домами стариков, женщин и детей. Вот какое у нас несчастье! А кюре нас всех проклял.
И он визгливым голосом стал передразнивать деревенского священника: «Горе вам, нечестивцы! Небеса разверзнутся, и молнии испепелят вас. Вечно гореть вам в адском пламени!» А затем добавил обычным тоном, что священник покинул их и нашёл приют в замке Крамуази.
– Ну, а ты сам, дедушка, разве не боишься мести сеньора? – спросил Колен. – Ведь если ты останешься здесь, тебя ждёт смерть.
– Я уже стар. Смерть придёт, когда пробьёт мой час. Кому?нибудь ведь нужно оставаться в Преси. Я слежу, чтобы в церкви не погас огонь, и подливаю масло в лампаду. Когда эти головорезы появятся снова, я ударю в набат и предупрежу всех наших в лесу. Ну, а потом пойду без страха на меч, который меня проткнёт.
– Мне нравится твоя речь, дедушка! Не могу ли я чем?нибудь помочь тебе?
– Иди своим путём, мальчик, и, куда бы ты ни пришёл, заставляй умолкнуть трусов и барских прихвостней. Все наши беды не от бога, а от сеньоров. А когда услышишь набат, ступай за людьми, которые никогда не дрогнут. Пришло время Жаков! Пришло время Жаков!
