Порфира и олива - Синуэ Жильбер (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Но истина и так очевидна! Квадратус всегда был твоим товарищем по кутежам. По какой-то причине, касающейся только вас двоих, он на тебя обиделся, вот и...
— Ну уж нет! — против всех ожиданий вмешался Квадратус. — Тебе не выкрутиться ценой двойного предательства!
И, обращаясь к Коммоду, произнес с силой:
— Это все она, Август! Она желала твоей смерти, хотела захватить власть. В награду за это деяние она мне поклялась стать моей женой...
— Что?! Ты обещала выйти за него? — возопил Квинтиан.
— Помолчи! — зарычала Криспина, испепеляя его взглядом.
— А, так она и тебе ту же награду посулила? — догадался Коммод.
Квадратус откликнулся с горькой усмешкой:
— Наш милейший Квинтиан тоже должен был тебя пырнуть. Если ты все еще жив, то лишь потому, что этот трус спасовал. Только мы оба не знали, что ввязались в это дело ради одного и того же приза: думали завладеть порфирой, женившись на этой дряни.
Квинтиан хотел было возмутиться, но стражники-гвардейцы окружили его и обыскали. Через мгновение в одной из складок его тоги был обнаружен кинжал.
Коммод с застывшим лицом щелкнул пальцами, процедил сквозь зубы приказ увести их. Указав на свою супругу, уточнил:
— Ее тоже!
Взял за руку Марсию и прибавил:
— А теперь пусть все нас оставят!
Стража, не медля более, отсалютовала ударом сжатого кулака по кирасе. И удалилась со своими узниками, все скрылись из глаз, но топот подбитых гвоздями воинских подошв еще долго отдавался в коридорах амфитеатра. Коммод повернулся к Марсии, обнял ее, прижал к груди:
— Все хорошо... Ты спасла мне жизнь. Ты одна достойна своего императора.
Глава X
Аполлоний совершал обычную прогулку по внутреннему саду своего «островка», когда там внезапно появились носилки Карпофора. Носильщики опустили их на землю и помогли всаднику выбраться наружу.
Заинтригованный, Аполлоний поспешил навстречу другу: у того отнюдь не было в обычае наносить визиты, не послав слугу предупредить об этом заранее. По выражению лица вновь прибывшего он тотчас понял, что произошло нечто серьезное.
— Аве, Карпофор, каким ветром...
— Приветствую тебя. Мы можем потолковать один на один?
— Разумеется. Хочешь, устроимся здесь, в саду?
— Я бы предпочел более укромное место. — И старик покачал головой.
— В таком случае следуй за мной.
Он отвел своего приятеля в галерею предков. Указав на посмертные маски и бюсты усопших, Аполлоний пошутил:
— Никто не потревожит нас в этом коридоре ужасов. Ну, так что такого конфиденциального ты намерен мне сообщить?
— Я здесь, чтобы тебя предостеречь: ты должен бежать.
— Бежать? Но почему?
— Потому что всем известна твоя дружба с Помпеанусом, ближайшим единомышленником Марка Аврелия; он также и муж Луциллы.
Аполлоний застыл в ошеломлении:
— Ты хочешь сказать, что Помпеануса могут арестовать?
— Если это уже не случилось. И тут еще надобно уточнить: весьма вероятно, что его друзей постигнет та же участь. А ты из их числа.
— Не верится, что Помпеанус мог быть замешан в этой истории с покушением. Он поклялся Марку Аврелию бдительно охранять его сына.
— Да открой же, наконец, глаза! Тебе отлично известно, что после кончины императора власть поделили между собой два клана. С одной стороны верные приверженцы Аврелия, которые, сплотившись некогда под покровительством Помпеануса, худо-бедно продолжают управлять Империей...
— Притом честно и со знанием дела!
— Возможно. Но они при этом загораживают дорогу приближенным Коммода, а те имеют своего человека в лице Перенния, префекта преторских когорт. Вот уж кого не обременяют угрызения совести!
Аполлоний прошелся взад-вперед, низко опустив голову. Карпофор заговорил снова, еще настойчивее:
— Друг мой, заклинаю тебя: беги! Не медли! Люди из преторских когорт могут заявиться сюда с минуты на минуту.
Старик-сенатор поднял голову, взглянул на него и спокойно проговорил:
— Тебе пора возвращаться к своим носилкам. Если они застанут тебя здесь, зная, что ты связан с дворцовыми службами, они не преминут догадаться, что ты хотел предупредить меня. Поторопись же.
— Но ведь опасность угрожает не мне, а тебе!
Аполлоний с нежностью положил руку на плечо всадника:
— Я всем сердцем благодарю тебя за то, что ты ради меня пошел на такой риск. Но меня ничто не переубедит: я остаюсь. Друзья познаются в несчастье, и если я смогу быть чем-то полезен Помпеанусу...
— Ты ничего больше не можешь для него сделать!
— Может быть, и так, но куда я поеду? Я стар, болен. Утомительное путешествие, тревоги, сопряженные с бегством, меня доконают. Долгие годы я готовился принять страдания и смерть во имя моей христианской веры. Так что теперь мне не страшно сделать это и ради дружбы.
Карпофор взирал на него, раздираемый противоречивыми чувствами, с укором и восхищением. Он достаточно хорошо знал старика, чтобы понимать, что он не отступит от принятого решения.
— Ты хорошо подумал? — выговорил он сдавленным от волнения голосом.
— Вполне. Только прошу тебя: если со мной стрясется беда, позаботься о моей сестре и моих рабах.
Они обменялись долгим прощальным взглядом. Затем всадник повернулся и зашагал к своим носилкам так быстро, как только мог. Этим двоим больше не суждено было увидеться.
Расставшись с Карпофором, Аполлоний созвал своих рабов в атриум. Там он встретил их, облаченный в тогу, с таким же, как всегда, безмятежным лицом.
— Друзья мои, час настал, мне пора вас покинуть. Я всегда думал, что мое тело, столь удрученное недугами, не даст мне возможности побыть среди вас подольше. Но вот каприз судьбы: ныне меня предает совсем не оно. По-видимому, мне предстоит стать побочной — и, надобно уточнить, невинной — жертвой дворцовой передряги. Скоро сюда явятся преторианцы и меня арестуют. Итак, я собрал всех вас здесь, чтобы проститься.
Если бы земля разверзлась у них под ногами или с ясного неба грянула молния, это не могло бы потрясти рабов сильнее, чем такое сообщение. Некоторые, потеряв голову, бессознательно забормотали: «Хозяин, о, хозяин!» Флавия, да и большинство женщин не могли сдержать слез. Другие, в том числе Калликст, когда прошли первые мгновения замешательства, задумались о том, как подобное событие отразится на их судьбе. Все знали, какой редкостной добротой отличался Аполлоний.
Такого хозяина им никогда уж не найти.
— Вам также ведомо, что я христианин. Это побуждало меня часто и подолгу размышлять над таким вопросом, как рабство. Несомненно, если бы я раньше отпустил вас на волю, это больше соответствовало бы моим убеждениям. Но это для меня означало бы разорение или, по крайней мере, утрату сенаторского ранга, а стало быть, и того влияния, благотворного для моих братьев, что я мог оказывать на обитателей императорского дворца. Таким поступком я привлек бы к себе внимание, что рано или поздно стоило бы мне смертного приговора — меня потащили бы к зверям. Но, быть может, все это лишь жалкие оправдания, к которым я прибегаю перед вами после того, как убедил с их помощью себя самого. Как бы то ни было, я сей же час отправляюсь составлять завещание, в котором наиточнейшим образом распоряжусь, чтобы все здесь присутствующие получили освобождение.
Как только прозвучало последнее слово, все рабы стали ошарашенно переглядываться. Решение, о котором только что объявил их господин, могло означать лишь одно: их отпускают! Они станут свободными людьми!
Калликст ловил взгляд Флавии, но не мог встретиться с ней глазами. Девушка, вся в слезах, неотрывно смотрела на сенатора, исполненная сочувствия.
Когда первоначальное потрясение стало спадать, рабов охватило лихорадочное возбуждение. Некоторые бросились к ногам старика, другие рвались целовать ему руки, однако большинство хранило молчание, пытаясь разобраться во множестве нахлынувших противоречивых мыслей.
— Ну же, друзья, возьмите себя в руки, — промолвил сенатор. — Используем с толком время, которое нам еще осталось. Ты, — он обернулся к Ипполиту, — не медля поспеши к цензору Клавдию Максиму. Он мне нужен, чтобы заверить мое завещание. Ты, Эфесий, собери все документы, необходимые для выражения моей последней воли. Что до всех прочих, возвращайтесь к своим занятиям.