Побратимы меча - Северин Тим (книга регистрации .txt) 📗
Он указал на ряд маленьких клетей, расположенных прямо под покоями его дяди. Бритмаэр, подумал я, ест и спит на своих деньгах, как норвежский тролль, охраняющий свои сокровища.
Но тут мне пришло в голову, что в защитных мерах монетчика, пожалуй, имеется слабое место.
— А как же чеканы? — спросил я. — Разве не может кто-то скопировать или украсть и начать чеканить монету, неотличимую от настоящей?
Турульф покачал головой.
— Чтобы сделать чекан, нужно особое умение. Он ведь тяжелый — стержень из железа, а сама головка стальная. А чтобы правильно вырезать изображение, и вовсе требуется мастер. Новые чеканы выпускаются чиновниками короля, когда меняется рисунок на монете. Каждый монетчик покупает их у чеканщика, и он должен вернуть по счету все чеканы с прежним рисунком. Опять же складывай да вычитай. — Он вздохнул. — Но с недавних пор дядюшке было вменено в обязанность держать мастера-чеканщика здесь, в доме, и это большое облегчение. В конце концов, он служит монетчиком почти сорок лет.
— Ты хочешь сказать, что твой дядя был монетчиком при саксонских королях так же, как при Кнуте?
— Ну да, — ухмыльнулся Турульф. — Он был монетчиком при Этельреде Неблагоразумном задолго до того, как появился Кнут. Вот так дядюшка и скопил столько богатства. Короли сменяются, а монетчики остаются и продолжают исполнять свои обязанности.
Позже тем же вечером Турульф повел меня посмотреть, чем занимается его дядя в том помещении, что называлось «меняльной лавкой». Это был еще один крепкий дом, ближе к реке, у впадения ручья, называемого Уолбрук, в Темзу, рядом с причалами. Там я увидел Бритмаэра, сидящего за столом в задней комнате и записывающего цифры в толстую книгу. Он поднял голову, когда я вошел, и взгляд у него был все тот же — равнодушный и настороженный.
— Показал тебе Турульф кладовую драгоценностей?
— Еще нет, — ответил я. — Он показал мне монетчиков, а потом мы пошли поесть в таверне у причалов.
Бритмаэр отмахнулся.
— Это неважно. Коль скоро ты здесь, я объясню тебе, какое место занимают украшения и самоцветы в нашем деле, чтобы ты мог потрафить королеве.
На полу рядом с ним стояло три-четыре запертых сундука. Он кивнул на них.
— Вот здесь делаются предварительные оценки. Иноземные купцы, прибыв в Лондон, обычно первым делом приходят в эту лавку. Им нужно заплатить пошлины начальнику причалов, а поскольку это королевская пошлина, ее следует платить в английской монете. Если у них нет английских монет, они идут в мою лавку. Я даю им доброе английское серебро с вычеканенной головой короля в обмен на их чужеземные монеты или на то, что они могут предложить. Чаще всего это прямой обмен, и все происходит в передней лавке. Мои работники знают сравнительную цену фризской монеты, франкской монеты, монет из Дублина и так далее. Если монета неизвестна, ее взвешивают и оценивают по весу металла. Однако порой в обмен приносят и такие вот вещи.
Он достал тяжелый железный ключ и отпер самый большой сундук. Открыв крышку, сунул руку и вынул богато украшенную пряжку, блеснувшую золотом в слабом вечернем свете.
— Как видишь, это вещь ценная, но какова ее цена? Чего она стоит в английской монете, как ты думаешь? Будь любезен, оцени ее.
Он протянул мне пряжку. Я понял, что он меня испытывает, и стал внимательно разглядывать пряжку. По сравнению с изделиями, которые я видел у себя в ирландском монастыре, это была вещь грубая. И к тому же, она была повреждена. Я взвесил ее на руке. Для вещи, походившей на золотую, она была странно легкой.
— О цене не скажу, — ответил я, — но надо полагать, стоит она не слишком много.
— Она ничего не стоит, — сказал старик. — Это не чистое золото, но позолоченная бронза. Я бы сказал, что когда-то она была частью конской упряжи, принадлежавшей вождю, который любил покрасоваться, скорее всего, перед своими вендами. Удивительно, чего только не бывает у этих купцов, особенно у тех, что прибывают из северных стран. Северяне славятся своими разбойными набегами. И вот купец, приплывший из Швеции, приносит на обмен кучку серебряного лома и малость какой-нибудь чужестранной монеты, а увидев, что этого не хватает на то, что ему требуется, лезет в свой кошель и достает вот такую вещицу…
Старик порылся в сундуке и вынул вещь, которую я тотчас узнал. Это был небольшой ковчежец, не больше моей ладони, сделанный в виде маленькой шкатулки, кованой из серебра и бронзы, и украшенный золотой инкрустацией. Вне всяких сомнений, ее унесли как добычу из какого-то ирландского монастыря. Это было совершенное произведение из металла.
— И как ты думаешь, чего стоит эта вещица?
Я снова напрягся. Что-то в поведении Бритмаэра насторожило меня.
— Прошу прощения, — проговорил я, — но я понятия не имею, сколько она может стоить. Не знаю, для чего она пользовалась и насколько ценен металл, из которого она сделана.
— Вот и тот невежественный варвар, принесший ее мне, тоже не знал, — сказал старик. — Для него это была всего лишь хорошенькая безделушка, а поскольку его жена или любовница не могли ее носить как фибулу или повесить себе на шею, он не знал, на что она годится.
— А почему вы ее купили?
— Потому что я хотел сделать выгодную покупку.
Бритмаэр снова опустил крышку сундука.
— Хватит. Я полагаю, твоя работа — сидеть здесь в меняльной лавке, и когда явится какой-нибудь купец или моряк с чем-то подобным, быть под рукой, чтобы решить, захочет ли королева прибавить это к своему собранию драгоценностей. Ступай в переднюю лавку, мои работники найдут для тебя место.
Так началось это долгое и скучное время в моей жизни. Я не рожден быть лавочником. У меня не хватает терпения сидеть часами и праздно смотреть из двери или, когда позволяет погода, стоять на улице и топтаться на месте, приветствуя возможного покупателя угодливой улыбкой. А поскольку было начало зимы и мореходная пора подходила к концу, совсем немного кораблей с грузами из Европы поднималось вверх по реке. Так что посетителей было тоже маловато. Можно сказать, в меняльную лавку Бритмаэра почти никто не заходил, не считая двух-трех купцов, которые, видно, были постоянными посетителями. Приходя, они имели дело не с работниками в передней комнате, их провожали прямо к Бритмаэру, в заднюю, и дверь за ними плотно закрывалась.
Всякий раз, когда скука становилась невыносимой, я ускользал из дома, крался к верфям и находил местечко, защищенное от ветра. Там я стоял и смотрел на воды Темзы, текущие мимо с их бесконечными узорами и рябью, отмерял медлительный ход времени по неумолимым подъемам и спадам уреза воды на илистом речном берегу, и — тосковал по Эльфгифу. Она ни разу не прислала мне ни словечка.
ГЛАВА 5
К середине декабря я так измучился от желания увидеть Эльфгифу, что попросил у Бритмаэра разрешения осмотреть имеющийся у него запас украшений на предмет того, что могло бы привлечь взгляд королевы. Он послал меня к Турульфу с запиской, в которой велел показать мне товар, лежащий в кладовой для ценностей. Турульф обрадовался, увидев меня. В доме Бритмаэра наши комнаты располагались рядом, но каждое утро каждый из нас шел своим путем: я в меняльную лавку, Турульф в мастерскую. Раза два в неделю мы встречались после работы и, если удавалось не привлечь внимания Бритмаэра, выскальзывали из дома, чтобы посидеть в таверне у причалов. Мы всегда старались оказаться у тяжелой охраняемой двери монетного двора к тому времени, когда два ночных работника Бритмаэра являлись на работу, и входили — незаметно, как мы надеялись, — вместе с ними. Ночные работники оба были старые монетчики, слишком старые и выработавшиеся, чтобы трудиться полный день. Один страдал глазами и почти ослеп, так что, садясь к верстаку, работал на ощупь. Другой был глух, как пень, оглох от многолетнего грома молотков. Каждую ночь эти люди проводили несколько часов на тех местах, которые хорошо помнили, на рабочих скамьях, при свете лампы, и я часто засыпал под терпеливое «тюк-тюк» их молоточков. И все считали, что со стороны Бритмаэра это милосердно — дать им работать неполный день.
