Изгнанник из Спарты - Йерби Фрэнк (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Тебе меня жалко? – только и смог прошептать Орхо-мен. – Тебе, илот, жалко МЕНЯ?
– Да, – кивнул Тал, – ведь, обладая двумя этими качествами, умом и гуманностью, ты вынужден оставаться спартанцем.
Орхомен выронил табличку и выхватил из ножен кинжал, который сверкнул на солнце. Тал не пошевелился. Он спокойно сидел и улыбался спартанцу. И даже не взглянул на высоко занесенное блестящее лезвие. Похоже, он знал, что кинжал так и застынет в воздухе. Илиарх посмотрел на него в упор, но Тал не опустил взора. Наоборот, это Орхомен не выдержал, и его суровые глаза забегали по сторонам, столкнувшись с непробиваемым спокойствием илота.
– Ты знаешь, что я могу тебя убить, собака? – чуть ли не восхищенно воскликнул Орхомен.
– Я знаю, что тебе это дозволено, – ответил Тал.
– Что ты имеешь в виду?
– Ваш пресловутый закон. Эфоры ежегодно объявляют нам войну, и молодые парни из криптеи могут безнаказанно убивать илотов. Это, как я уже говорил, само по себе является признанием вашей вины. Ибо если бы вы считали себя правыми, то убивали бы нас, не заручившись заранее формальными оправданиями. Но есть огромная разница между «можно» и «могу», мой молодой господин. Тебе можно убить меня кинжалом, который ты держишь в руке. Только ты не сможешь.
– Почему не смогу? – огрызнулся Орхомен. Тал опять улыбнулся:
– Потому что ты – это ты. Так что засунь в ножны свою глупую, жестокую игрушку, сын мой, и сядь. Перестань изображать из себя кого-то другого… осла в доспехах – благодарю тебя за это выражение! – и становись таким, какой ты есть на самом деле, каким ты должен стать: гуманным и добрым.
Орхомен потрясенно глядел на Тала. В его мозгу, душе, сердце шла жесточайшая борьба. Он такого еще ни разу в жизни не испытывал. Орхомена так и подмывало убить этого странного, властного бородача и освободиться от противоречивых чувств, захлестнувших его. Он подозревал, что, если этого не сделать, вся его жизнь пойдет вкривь и вкось. Единственной загвоздкой в выполнении этого элементарно простого решения было то, что Тал оказался прав. Орхомен не мог его убить.
Орхомен медленно засунул кинжал в ножны.
– Вы нас боитесь, – сурово произнес Тал. – И причина страха в том, что вы сознаете, насколько несправедливо взвалили на нас бремя рабства. Вот почему я изменил свое имя. Мне хочется жить, и я решил, что мудрее будет назваться Страдальцем, а не Пламенным, Флогием.
– Но в душе ты все равно остался Флогием, – сказал Орхомен. – И это имя намекает не только на цвет твоих волос. Тал означает «тот, кто страдает». Ха! Нет, ты других заставляешь страдать. Рыжебородый! И сдается мне, илоты обрели в твоем лице вожака, хотя для этого им нужно как-то возвыситься над собой. Ведь твои речи не имеют ничего общего с их животным мычанием, ты совсем не похож на илота. У тебя слишком белая кожа, а волосы и глаза как у северных варваров. Да и держишься ты…
Тал пожал плечами.
– Судьба переменчива, мой молодой господин, – сказал он. – Моя судьба менялась несколько раз. Некогда я был «ослом в доспехах» и охранял царя Македонии. Это, как и здесь, означает, что я высокого происхождения. Но я был Флогием, Пламенным. И убил приятеля в бессмысленной пьяной драке из-за какой-то шлюхи из притона. Мне пришлось убежать во Фракию. Но фракийцы не любят македонян, и они продали меня в рабство к афинянам, да благословят их боги!
Глаза Орхомена сурово заплясали.
– Ты предпочитаешь нас афинянам? – воскликнул он.
– Да, сын мой, – чистосердечно ответил Тал. – О, я знаю, что они изнежены, безнадежно продажны, ленивы и болтливы, но…
– Но что? – поджал губы Орхомен.
– Они свободные люди. Самые свободные, какие только жили на земле.
– А мы? – прошептал Орхомен.
– Вы рабы. Рабы даже по сравнению с нами, которых вы поработили. Вы рабы ежечасной необходимости держать нас в повиновении, необходимости подавлять периэков. Рабы вашего сурового воспитания, в результате которого вы все равно не становитесь хорошими воинами. Вы становитесь только храбрыми. Но трусы афиняне бьют вас снова и снова, потому что они свободны и у них гибкий ум. Они способны принимать неожиданные решения. Они свободны до такой степени, что могут бросить щиты и кинуться наутек, как простые смертные, которым страшно. И оставить за собой возможность вернуться и в один прекрасный день победить вас. Но вы, рабы своей железной дисциплины, обязаны стоять не дрогнув, словно железные ослы, и умирать…
– Продолжай, – сказал Орхомен.
– У вас нет крепостных стен, ибо вы считаете, что достаточно заслонить город телами ваших сыновей. А афиняне, укрывшись за высокими стенами, которые вы их заставили возвести, потрясают весь мир бессмертной силой идей. Где ваши Софоклы, Еврипиды, Эсхилы?
– Поэты? Ха-ха-ха! – развеселился Орхомен.
– Да, поэты. Они заставляют душу воспарить. Это благородней, чем протыкать человеку мечом кишки, сын мой. И когда вы разрушите Афины – а когда-нибудь вы это сделаете, потому что вы упрямей, сильней и непреклонней, а главное, что хуже всего, ужасно тупы, – то потомки будут помнить только этот ваш «подвиг». И проклянут вас как разрушителей того, что вы не в состоянии построить: цивилизации. Прости меня, но Тал-Страдалец кое-чему научился на своем веку. В том числе видеть и говорить правду. В то время как горячий, упрямый рыжий козел Флогий умел только убивать людей. Это недостойное занятие для мужчины, мой сын илиарх. Ведь убитых нельзя даже съесть.
– Коли ты так любишь афинян, то почему не остался жить у них? – спросил Орхомен. И в его голосе невольно зазвучала обида.
– Я хотел, – вздохнул Тал. – Но мой хозяин был купцом, хотя в душе – поэтом и философом. Он научил меня всему, что я теперь знаю о жизни, об искусстве, науках, людях. Однажды мы поздно ночью пересекали Го Пон-гтос, направляясь в Сиракузы, что на острове Сицилия, возле мыса большого полуострова, похожего на сапог… там живут италийцы. Начался шторм. Корабль наш был невелик. Мы плыли на пентаконте, ибо хозяин, более склонный к философии, чем к торговле, никак не мог наскрести денег, чтобы купить бирему. При первой же волне судно перевернулось. Я поплыл на берег, таща хозяина, который цеплялся за мою бороду. Но, когда мы достигли берега, его тень уже сошла в Аид. А берег оказался пелопоннесским, и…
– Ты стал не афинским, а спартанским рабом, – сказал илиарх.
– Я стал рабом подающего надежды молодого буагора, который вскоре сделался стратегом. Его имя Теламон, – с улыбкой произнес Тал. – Он заставил меня пасти коз на холмах, в своем дальнем поместье. Но затем, примерно семнадцать лет назад, ему вдруг, без всякой на то причины, не понравился цвет моих волос и бороды. Поэтому он продал меня другому спартанцу. С тех пор меня не раз покупали и продавали. Нынешняя моя хозяйка – вдова, она во всем полагается на меня, бедняжка. Хозяйка разрешает мне пользоваться некоторой свободой… Но я тебе уже наскучил своей печальной историей, молодой господин. Не могли бы мы вернуться в дом? Я хочу посмотреть на мальчика.
– Он будет спать много часов подряд, Тал, – сказал Орхомен. – Однако мне нужно выяснить еще кое-что. Какое отношение ты имеешь к сыну военачальника? Ты был его педагогом?
Тал поднялся со стула и бросил быстрый взгляд на улицу. К удивлению Орхомена, голос илота заметно дрожал, когда он отвечал на последний вопрос.
– Я не имею никакого отношения к прекрасному Аристону, – ответил Тал. – Кроме разве что уважения и благодарности, которые я испытываю к его матери. Пожалуйста, добрый илиарх, можно я войду в дом?
Но илиарх, который был далеко не глуп, уже проследил за взглядом илота. И тоже встал. К ним приближалась величественная, высокая и стройная женщина, лицо ее было скрыто покрывалом, рука, как и полагалось, покоилась на плече маленькой рабыни. Но шла женщина гораздо поспешней, нежели допускалось правилами приличия или же соответствовало представлениям о женском достоинстве.
– Это ведь ее имя весь день было готово сорваться с твоего лживого языка? Да, Тал? – прищурился Орхомен. – Мать Аристона, жена великого Теламона. Я никогда ее прежде не видел. А ты, похоже, не желаешь видеть. Почему?
