Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой (сборник) - Купер Джеймс Фенимор (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗
Слушатели были поражены порывом внезапного раскаяния, охватившим охотника, и вдобавок раскаяния в поступке, столь обыкновенном, ибо люди редко задумываются над физическими страданиями беззащитных и беспомощных животных. Делавар понял слова, сказанные его другом, хотя вряд ли мог понять одушевляющие того чувства, он вынул острый нож и поспешил прекратить страдания орла, отрезав ему голову.
– Одним злом меньше, Чингачгук, – продолжал Зверобой, – но не забудь, что у этой птицы остались теперь без пищи птенцы. Если бы честное слово не принуждало меня возвратиться к мингам на верную смерть, я бы непременно отыскал орлиное гнездо, хотя бы привелось для этого целый месяц лазить по деревьям.
– Эти слова делают вам честь, Зверобой, – заметила Хетти, – и я очень рада, что вы раскаиваетесь в бесполезном убийстве.
– Правда ваша, добрая Хетти! Я это особенно чувствую теперь, когда сочтены минуты моей собственной жизни.
Затем молодой охотник вышел из ковчега и молча сел на платформе. Солнце уже поднималось к зениту, и это обстоятельство заставило его подумать о приготовлениях к отъезду. Заметив намерение своего друга, могиканин и Уа-та-Уа поспешили приготовить для него лодку.
– Настал час разлуки, – сказал Зверобой, когда все сгруппировались вокруг него, – и я должен оставить моих лучших друзей. Да, дружба не может изменить путей провидения, и, каковы бы ни были наши чувства, мы должны расстаться. Я часто думал, что бывают минуты, когда слова, сказанные нами, остаются в памяти у людей прочнее, чем обычно, и когда данный нами совет запоминается лучше именно потому, что тот, кто говорит, вряд ли сможет заговорить снова. Никто не знает, что может случиться, и, следовательно, когда друзья расстаются с мыслью, что разлука продлится, чего доброго, очень долго, не мешает сказать несколько ласковых слов на прощанье. Я прошу вас всех уйти в ковчег и возвращаться оттуда по очереди, я поговорю с каждым отдельно и, что еще важнее, послушаю, что каждый из вас хочет сказать мне, потому что плох тот советчик, который сам не слушает чужих советов.
Чингачгук и Уа-та-Уа остались на платформе, обе сестры последовали за охотником.
– Хетти может выслушать ваши наставления на берегу, – сказала Джудит торопливо, – я хочу, чтобы она отправилась вместе с вами.
– Будет ли это благоразумно, Джудит?
– Что вы хотите этим сказать, Зверобой?
– Могут произойти такие вещи, которых лучше не видеть молодой девушке. Нет, уж лучше я поеду один, а Хетти останется при вас.
– Не бойтесь за меня, Зверобой, – сказала Хетти. – Ирокезы меня не тронут.
– Я убеждена, Хетти, что тебе действительно нечего бояться, – сказала Джудит, – и вот почему мне хочется, чтоб ты непременно отправилась в ирокезский лагерь с нашим другом. Это не повредит никому, и легко случится, что твое присутствие будет полезно для Зверобоя…
– Пусть будет так, как вы желаете, Джудит, не станем об этом спорить. Ступайте же, Хетти, готовьтесь к отъезду и дожидайтесь меня в лодке.
Оставшись одни, Джудит и Зверобой молчали, пока Хетти совсем не вышла из ковчега. Затем Зверобой заговорил спокойно:
– Не сразу, конечно, забываются слова умирающего друга, Джудит! Я желал бы поговорить с вами с полною откровенностью, как родной ваш брат. Прежде всего я намерен обеспечить ваше спокойствие от ваших врагов. Их у вас два, и они всюду следуют по пятам вашей жизни. Первый враг ваш – красота, иногда опасная для молодой девушки более всякого минга. Берегитесь и будьте внимательны к самой себе, иначе язык низкого льстеца отравит вашу будущность. Времена года сменяются одно другим, природа умирает и вновь оживает, но не суждено возобновляться исчезнувшей красоте.
– Понимаю вас, Зверобой, – отвечала молодая девушка с такою скромностью, которая несколько изумила ее собеседника. – Но вы сказали только об одном враге. Кто же мой другой враг?
– Другой гораздо менее опасен, и, вероятно, будет легко побежден вашим рассудком. Но так как я уже заговорил об этом предмете, то надо мне окончить свою мысль. Первый враг ваш, как я сказал, – ваша необыкновенная красота, вторым врагом является то, что вы сами хорошо понимаете это свое преимущество. Опасность со стороны первого врага значительно будет увеличена, если…
Трудно сказать, как долго продолжал бы в простоте душевной разглагольствовать в том же духе ничего не подозревавший охотник, если бы его слушательница не залилась внезапными слезами, отдавшись чувству, которое прорвалось на волю с тем большей силой, чем упорней она его подавляла. Ее рыдания были так страстны и неудержимы, что Зверобой немного испугался и очень огорчился, увидав, что слова его подействовали гораздо сильнее, чем он ожидал. Даже люди суровые и властные обычно смягчаются, видя внешние признаки печали, но Зверобою с его характером не нужно было таких доказательств сердечного волнения, чтобы искренне пожалеть девушку. Он вскочил как ужаленный, и голос матери, утешающей своего ребенка, вряд ли мог звучать ласковей, чем слова, которыми он выразил свое сожаление в том, что зашел так далеко.
– Простите меня, Джудит, – сказал он, – у меня были добрые намерения, и я вовсе не хотел до такой степени расстроить вас. Вот так-то и всегда бывает с дружбой! Либо не доскажешь чего-нибудь, либо слишком перескажешь. Все-таки я рад, однако, что дал вам этот совет, и вы не имеете права сетовать на человека, которого ожидает неминуемая пытка.
Джудит перестала плакать, и лицо ее в эту минуту было так обворожительно, что Зверобой смотрел на нее с невольным восторгом.
– Довольно, Зверобой, – сказала она, – я воспользуюсь вашим уроком и не забуду ни одного вашего слова. Прощайте, мой милый друг!
И с этими словами пожав руку молодому охотнику, она ушла в «замок». Ее место заняла Уа-та-Уа.
– Ты достаточно хорошо знаешь натуру и обычаи краснокожих, Уа-та-Уа, чтобы понять, почему я обязан вернуться из отпуска, – начал охотник на делаварском наречии, когда терпеливая и покорная дочь этого племени спокойно приблизилась к нему. – Ты, вероятно, понимаешь также, что вряд ли мне суждено когда-нибудь снова говорить с тобой. Мне надо сказать лишь очень немного. Но это немногое – плод долгой жизни среди вашего народа и долгих наблюдений за вашими обычаями. Женская доля вообще тяжела, но должен признаться, хотя я и не отдаю особого предпочтения людям моего цвета, что женщине живется тяжелее среди краснокожих, чем среди бледнолицых. Неси свое бремя, Уа-та-Уа, как подобает и помни, что если оно и тяжело, то все же гораздо легче, чем бремя большинства индейских женщин. Я хорошо знаю Змея, знаю его сердце – он никогда не будет тираном той, которую любит, хотя и ждет, конечно, что с ним будут обходиться как с могиканским вождем. Вероятно, в вашей хижине случатся и пасмурные дни, потому что такие дни бывают у всех народов и при любых обычаях, но, держа окна сердца раскрытыми настежь, ты всегда оставишь достаточно простора, чтобы туда мог проникнуть солнечный луч. Ты происходишь из знатного рода, и Чингачгук тоже. Не думаю, чтобы ты или он позабыли об этом и опозорили ваших предков. Тем не менее любовь – нежное растение, которое никогда не живет долго, если его орошают слезами. Пусть лучше земля вокруг вашего супружеского счастья увлажняется росой нежности.
– Бледнолицый брат мой очень умен. Уа-та-Уа сохранит в своем сердце его мудрые слова.
– Желаю счастья тебе от всей души. Пошли ко мне Великого Змея.
Уа-та-Уа не пролила ни одной слезы, оставляя своего друга, но в глазах ее сверкала твердая решимость, составлявшая поразительный контраст с обычной ее скромностью. Через минуту явился Чингачгук.
– Сюда, Великий Змей, дальше от слабых женщин, – начал Зверобой, – я хочу сказать тебе кое-что, чего никто не должен подозревать, а тем более подслушать. Ты хорошо знаешь, что такое отпуск и кто такие минги, чтобы сомневаться или питать ложные надежды на счет того, что, по всей вероятности, произойдет, когда я вернусь обратно в их лагерь. Итак, несколько слов будет достаточно… Во-первых, вождь, я хочу сказать тебе об Уа-та-Уа. Я знаю, что, по обычаям вашего народа, женщины должны работать, а мужчины охотиться, но во всем надо знать меру. Впрочем, что касается охоты, то я не вижу оснований, по которым здесь следовало бы ставить какие-нибудь границы, но Уа-та-Уа принадлежит к слишком хорошему роду, чтобы трудиться без передышки. Люди с вашим достатком и положением никогда не будут нуждаться в хлебе, картофеле или других овощах, которые рождаются на полях. Поэтому, надеюсь, твоей жене никогда не придется брать в руки лопату. Ты знаешь, я не совсем нищий, и все, чем владею, будь то припасы, шкуры, оружие или материи, – все это дары для Уа-та-Уа, если не вернусь за своим добром в конце лета. Пусть это будет приданым для девушки. Думаю, нет нужды говорить тебе, что ты обязан любить молодую жену, потому что ты уже любишь ее, а кого человек любит, того он, по всей вероятности, будет и ценить. Все же не мешает напомнить, что ласковые слова никогда не обижают, а горькие обижают сплошь да рядом. Я знаю, ты мужчина, Змей, и потому охотнее говоришь у костра совета, чем у домашнего очага, но все мы иногда бываем склонны немножко забыться, а ласковое обхождение и ласковое слово всего лучше помогают нам поддерживать мир в хижине, так же как на охоте.
