Персиянка - Городников Сергей (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Скорым шагом пройдя мимо домов местной знати, странно тихих и каких?то настороженных, Удача увидал, что казак пропал в полутьме входа в собор. Ему же надо было свернуть от палат земского собрания к приказным палатам, где присылаемый царём воевода должен судить и править дела и тяжбы, собирать государевы налоги и наказывать преступления, совершаемые во вверенных его управлению земских городах и селениях.
Судя по беспризорному унынию и пыльной запущенности высокого крыльца и внутренних помещений палат, где даже воздух казался затхлым, а мухи словно перемёрли от тоски, новый воевода не был обременён заботами. Единственным человеком, кого Удача обнаружил, когда прошёл к вытянутой от окна сводчатой приёмной палате, был поджарый дьяк с широкой залысиной, обрамлённой редкими светлыми волосками. Дьяк сидел за простым, сиротливо пустым столом, на который бледно падал упрямо пробивающийся сквозь пыль на стекле дневной свет и лениво отхлёбывал из чашки слабо заваренный чай, запивая ватрушку, которая была несвежей и сухо крошилась под его желтыми и цепкими, как у голодной крысы, зубами.
– Ты кто? – спросил он так, словно был и удивлён и озадачен появлением человека, явно не обязанного выполнять тяжкие обязанности чиновной службы.
Его серые глаза, казалось, вмиг оценили, что неожиданный посетитель заявился не для судебного разбирательства и не с прошением, не за казённой печатью для письма, а потому заработать на нём нечего, и опять подёрнулись поволокой скуки. Не удостаивая дьяка ответом или вопросами, Удача толкнул дубовую дверь, переступил порог служебного помещения воеводы. Дьяк лишь вяло отмахнулся ему в спину, де, поступай, как знаешь, раз ты такой решительный – мне до тебя дела нет.
Крупный, с резкими чертами властного лица воевода был на своём месте, то есть сидел в кресле за большим дубовым столом. Хмуро оторвавшись от расчётов, он цепким и умным взглядом тяжело уставился на Удачу. Заметив его беглое внимание к исписанной цифрами бумаге, перевернул её и вернул гусиное перо в чернильницу. Удача успел всё же заметить, что расходный столбик на листке был значительно длиннее доходного и догадался о поводе для дурного настроения у главы земской власти.
Князь Иван Семёнович Прозоровский был в это время в том состоянии внешней вялости и упадка духа, когда внутри зарождается, зреет и вызревает невидимая снаружи буря страстей, способная даже зрелого летами и жизненным опытом мужчину, как бы вдруг, толкнуть на самые безрассудные, самые разрушительные поступки. Такие поступки, когда сжигаются все мосты для отступления. И вызревать этой буре чувств было с чего.
Получить назначение на воеводство в Астрахань было не просто. Богатый торговый город, важный по своему пограничному расположению и по суммам доходов, которые собирались в государеву казну, за два?три года управления в нём предоставлял возможности при умном ведении дел составить достойное состояние на всю дальнейшую жизнь. Немаловажными были и прочие следствия – после удачного завершения астраханского воеводства неизменно шло повышение, как по служебной лестнице, так и в положении при царском дворе. И князю пришлось прибегнуть к вмешательству влиятельных, представленных в боярстве родственников, чтобы добиться?таки этого назначения.
Но ему не повезло. Он не учёл, что государство внешними событиями втягивалось в Большую войну в Восточной Европе. Развитие военного противоборства с Польшей и Швецией вынуждало правительство в Москве самым решительным образом предотвращать поводы, какие дали бы Турции оправдания разорвать договорённости о перемирных годах и выступить на юге России с военными действиями. Никогда ещё царское правительство не делало таких суровых предупреждений донским казакам, прекратить разбойные грабежи турецких галер и прибрежных городов оттоманской империи. И оно не просто предупреждало, а впервые за сотни лет направило в низовья Дона надёжные стрелецкие и солдатские полки с приказом намертво запереть выходы в Азовское и Чёрное море.
Непривычное к такому вмешательству Москвы, да ещё и в защиту извечных врагов, турок и зависимых от них крымских татар, донское казачество заволновалось. Однако под влиянием семей зажиточных старшин не решилось выступить против царя, который лишал большинство донцов возможности добывать необходимые средства к выживанию. Поощряемые укоренёнными обычаями, преданиями и песнями, вдохновляемые на разбойные промыслы сказочными примерами древнерусских князей Олега и Святослава, малоимущие донцы всем разгульным и разудалым товариществом хлынули на Низ Волги, увлекая за собой и сородичей из украинских слобод. Кое?как устроившись возле Астрахани, они занялось на побережьях Хвалынского моря тем же, чем занималось с незапамятных веков на море Чёрном. А именно, принялись совершать челночные набеги повсюду, где только подворачивалась к тому возможность, обкладывая малые нерусские города и селения, морскую торговлю своей собственной данью. И даже ринулись в Персию, двинулись к столице шаха с требованием выдать земли для поселения, чтобы было где укрыться в случае опасного столкновения с царской Москвой. У занятого внутренними распрями шаха всё же достало сил отказать в землях, но отогнать казачьи челны и струги от побережий он был не в состоянии. Когда же казаки обрели чудо?вождя в Степане Разине, то уже открыто повели себя хозяевами низовий Волги и Хвалынского моря, к ним потянулись бесшабашные удальцы со всей Руси, и справиться с ними стало невозможно ни Персии, ни московскому правительству.
Потому?то, едва приняв дела от предшественника, Иван Прозоровский оказался в двусмысленном положении. Являясь воеводой по царскому приказу, он не имел сил стать полновластным распорядителем в прикреплённых к Астрахани землях, и почти всё время находился в крепости Белого города вроде обложенного в берлоге медведя. Он не получал личных доходов, на которые рассчитывал, и считал, что их у него отбирают казаки. А без согласования с казачьими старшинами Разина не смел отлучиться даже в полученные с должностью обширные пригородные поместья или выехать в степь на соколиную охоту, которую по московской привычке любил не меньше царя Алексея.
Всё раздражение, что накапливалось и накапливалось в князе против такого подлого своего положения, стало день за днём, неделя за неделей, всё отчётливее направляться против олицетворения казачьего ига, против их удачливого и изворотливого вождя. Когда же Разин последним, почти невероятным по дерзости морским набегом, в сражении у Ленкорани захватил и привёз не только богатую добычу, но и любовь?персиянку, шахскую родственницу, о красоте которой только и говорили на Низу, он стал испытывать к казачьему вождю и вовсе далёкие от терпимости чувства.
Но на кого он мог рассчитывать в навязчивом желании намертво посчитаться с Разиным? На городских стрельцов? Так для них атаман, который щедро награждал верных людей из несметной разбойной добычи, был едва ли ни большим героем, чем для казаков. Пока ещё стрелецкие полки, пусть неохотно, но подчинялись, если не воеводе, так своим полковникам и полуполковникам. Однако, что будет завтра? Верными оставались хорошо оплачиваемые из царской казны пушкари крепости. Надёжной опорой мог бы предстать и грозный военный корабль "Орёл". Но капитан «Орла», немец Бутлер, без подтверждённого в письме соответствующего приказа царя первым не выступит против казаков, о чём он предупредил в недавнем разговоре. Вот если бы Разин напал на город, на корабль, тогда бы другое дело, тогда он, капитан, обязан был бы доказать служебное рвение в наказании участников враждебных действий. Только Разин притих, отсиживался на Заячьем острове в старой небольшой крепости, либо что?то замышлял, либо, действительно, находился там под чарами персиянки.
И мысль, что разбойник позабыл в ласках княжны?красавицы о времени, тогда как для него, законного воеводы, каждый день повис над душой, как пудовая гиря на шее, особенно злобила его, лишала дух покоя. Кажется, всё отдал бы он, чтобы отомстить, излить озлобленное раздражение на связанном по рукам и ногам, а лучше закованном в цепи Разине. А приходилось сдерживаться, терпеть, смотреть на всё сквозь пальцы. При таком двоевластии, в городе не было никакой власти. Благо ещё, митрополит Иосиф был дружен с ним и имел влияние на казаков, угрозами отлучить и проклясть не позволял бесчинствовать в самой крепости и вблизи Троицкого монастыря.
