Невеста каторжника, или Тайны Бастилии - Борн Георг Фюльборн (бесплатные серии книг .txt) 📗
Офицер подтолкнул его.
— Вставай и следуй за мной!
Маркиза долгим взглядом, в котором читалось удовлетворение, проводила понуро шагавшего негра, которого подталкивал в спину офицер стражи. Теперь это важнейшее открытие останется тайной для других. Только она одна сегодня знает: маркиз Спартиненто — сын короля Франции. Этой догадкой маркиза поделилась только с Леоном, попросив его держать пока все в тайне.
Отправляясь в Версаль, сопровождаемая пажом Леоном и многочисленной свитой, маркиза обдумывала, что же делать дальше?
А тем временем дежурный офицер отвел Гассана в тюрьму и, проверив запоры, удалился.
Негр, яростно меряя шагами крошечную темницу, бормотал под нос несвязные проклятия, время от времени вскрикивая:
— Если бы я успел отомстить этому проклятому герцогу! Нет, нет, он не уйдет от меня. Он натравил меня на маркиза, а потом вместо награды выгнал меня. Этого Гассан не забудет! Тебе не придется, как ему, долго ждать расплаты! Гассан скоро будет свободен, и тогда — берегись!
XVI. ПРИЗНАНИЕ СТАРОЙ СЛУЖАНКИ
Король подолгу бродил по окружавшему дворец лесу. Сопровождаемый лесничим и камердинером, он отыскивал те укромные и навсегда запечатлевшиеся в памяти и в сердце места, где некогда он проводил долгие и радостные часы с незабвенной юной Серафи.
Здесь в те далекие годы молодой Людовик встретил прелестную юную девушку. И здесь, вдали от глаз и ушей любопытных соглядатаев, началась пламенная и короткая история их любви.
Теперь король с грустью видел, что деревья стали выше и толще, кусты буйно разрослись, полянки и лужайки, разбросанные в гуще леса, почти исчезли — немало лет пролетело с тех пор, как деревья, и не только деревья, были молоды.
И все?таки она сохранилась — дерновая скамья у подножия высокого дерева. Здесь он привязал тогда своего коня. Здесь, взявшись за руки с Серафи, они рвали цветы на опушке. А вон на том холме он, обняв Серафи, в первый раз поцеловал ее…
Воспоминания нахлынули на короля, радуя и печаля, — все прошло, все пропало…
Хитрый и всезнающий камердинер посмеивался про себя, понимая причины настроения, владеющего королем. Но, конечно, помалкивал, не подавая виду, — только глупец позволил бы себе смеяться вслух над королевскими глупостями.
Сидя на знакомой скамейке в лесу, Людовик погрузился в воспоминания, словно наяву видя перед собой юную Серафи, которую с тех давних пор ему ни разу больше не довелось встретить.
И если бы кто?нибудь в эти минуты осмелился незаметно приблизиться, он бы с удивлением услышал, что король негромко разговаривает с кем?то. Но как бы он, этот случайный свидетель, ни осматривался, он не увидел бы собеседника короля. Потому что Людовик разговаривал с Серафи, которую видел только он сам — каким?то внутренним зрением.
— Тебя уже нет между нами, милая Серафи… Горе и беды обрушились на тебя, и я не смог защитить тебя, несмотря на всю мою любовь! Мне кажется, что я слышу твой нежный голос… Это была любовь, Серафи! Все, что было после, не заслуживает этого названия, потому что никто на свете не любил меня так, как ты! И временами мне слышится, словно откуда?то издалека, как тихо–тихо ты спрашиваешь меня о чем?то, как ты горюешь и плачешь. И имя Марселя еле слышно доносится до моего слуха. Ты спрашиваешь о ребенке, которому подарила жизнь, — и я с горечью должен признаться, что мне не удалось отыскать нашего с тобой сына… Я многое бы отдал за то мгновение, когда, отыскав его, мог бы встать рядом с ним перед твоим портретом и сказать: «Посмотри, моя милая! Я прижимаю к сердцу твоего и моего сына! О, Серафи, если твой дух парит над этими местами, дай мне знак, что ты прощаешь меня!» — Людовик умолк, охваченный смятением. Когда его губы вновь зашевелились, невольный свидетель услышал бы: — Все прошло, все пропало! Мне сказали — Марсель умер. Мне показали его труп… Мне никогда прежде не доводилось видеть моего сына, а этот мертвый выглядел таким чужим, что я едва поверил, что это он. Ни одной чертой он не походил на тебя… И жестокая судьба навсегда лишила меня возможности увидеть его живым и отдать ему мою любовь… О, Серафи, простишь ли ты меня? Если еще существует какая?то связь между тобой и мной, то дай мне почувствовать, что ты меня простила…
Только к вечеру Людовик очнулся от своих воспоминаний и, окликнув томившихся в отдалении камердинера и лесничего, велел подвести коня. Он доехал до домика лесничего и, спрыгнув с коня, велел подать легкий ужин. Слуги быстро вынесли походный столик и поставили его на лужайке. Король сидел на раскладном стуле, с наслаждением вдыхая прохладный лесной воздух, всегда казавшийся ему целительным.
У помощников лесничего, живших в домике, была белая косуля. Несколько лет назад они подобрали ее совсем маленькой в лесной чаще, взяли к себе и, вырастив, отпустили на волю. Но она никогда не забывала дом, ставший ей родным, и никогда не уходила надолго. И сейчас она подошла к сидевшему на стуле королю и уставилась на него долгим вопросительным взглядом. И Людовику, который не верил в переселение душ, вдруг почудилось, что это Серафи, принявшая облик грациозной косули, и он стал гладить ее, что?то негромко приговаривая.
А Марсель тем временем, оставшись в одиночестве и никем не сопровождаемый, бродил по залам и коридорам дворца, тоже вспоминая былое.
Король и не подозревал, что испытывал маркиз Спартиненто, а Марсель не знал, что привело короля в этот заброшенный дворец и что испытывал он.
Неужели за то время, что они пробудут во дворце, король так и не узнает в нем своего сына? В таком случае он, скорее всего, не узнает этого никогда, потому что герцог Бофор не остановится ни перед чем, чтобы убить Марселя.
Осторожность и предусмотрительность уберегли его от предательского удара неблагодарного негра, но судьба не может оставаться неизменно благосклонной.
Уже само по себе чудом было то, что Марсель — ублюдок, как презрительно именовал его герцог, — счастливо избежал множества опасностей и остался жив, хотя смерть множество раз грозила ему. Этот Бофор не пренебрегал никаким, даже подлым средством, чтобы избавиться от ненавистного ему ублюдка–племянника, но бог хранил и спасал его.
Теперь же Марсель наконец достиг того положения, которое давало ему надежду на месть. Благодаря собственному мужеству и несметным богатствам, унаследованным от погибшего грека, он был свободен в своих поступках на пути к цели. И Марсель с растущим нетерпением ждал того часа, когда он сможет насмерть схватиться с подлым герцогом, и отомстить за свою несчастную мать, за грека и за самого себя — любой ценой, даже ценой собственной жизни.
Марсель бродил по дворцу, ненадолго заглянув в покои, в которых когда?то жила его матушка. Потом, когда уже опустились сумерки, а король все еще не возвратился со своей затянувшейся прогулки, Марсель вошел в комнаты, которые были ему знакомы с самого раннего детства, потому что здесь прошли его юные счастливые годы. И вот здесь, присев на старенькую софу и рассеянным взглядом обводя комнату, он вдруг снова услышал тот странный отрывистый хохот, донесшийся откуда?то с нижнего этажа. И вновь им овладело подозрение или предчувствие, что во дворце Сорбон кроется какая?то странная и, может быть, важная тайна.
Он напряженно прислушивался, пытаясь понять, почему этот непонятный и необъяснимый звук производит на него столь тягостное впечатление. Но сейчас его больше всего поразило то, что он всего несколько мгновений назад, выглянув в окно, увидел в саду старушку–кастеляншу. И она никак не могла в то же самое время находиться в нижних комнатах дворца, откуда доносились эти странные звуки, временами похожие скорее на стон, чем на смех. Значит, там наверняка кто?то находился, и старушка всеми силами старалась сохранить это в тайне.
Но почему? И кто скрывался там? И почему этот «кто?то» так странно кричит и хохочет? Нет, это надо выяснить. И немедленно!
Какой?то внутренний голос говорил Марселю, что он обязательно должен раскрыть эту тайну. И хотя он и подумать не мог ничего худого о старушке–кастелянше, ее упорство в сокрытии чего?то тайного, раздражало его.
