Корона для миледи - Брейсвелл Патриция (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Взгляд Эммы блуждал по головам гостей, сидящих за бесконечными рядами столов, затем по украшенным замысловатой резьбой дубовым колоннам, которые в два ряда стояли вдоль длинного зала и поднимались так высоко, что исчезали там в темноте. Это был огромный дворец, намного больше, чем замок ее брата в Фекане или даже Руане, построенный явно для того, чтобы вызывать благоговение и трепет. Обе задачи были успешно выполнены, и в гигантском полутемном зале она чувствовала себя маленькой и незначительной… и ей было холодно. Сквозняки проникали под тростниковую крышу, шевеля яркие знамена, свисающие с поперечных балок наверху. От их дуновения трепетали огни факелов на стенах и толстых свечей в канделябрах, отбрасывая зловещие тени, которые затем снова исчезали. Непрекращающийся сквозняк холодил ей спину, и Эмма жалела, что не надела под платье вторую сорочку.
Она отхлебнула медовухи из серебряной чаши, на которой были искусно выгравированы переплетающиеся виноградные лозы. Эта чаша, как и два кольца на ее пальцах и корона, что венчала сейчас ее голову, были свадебными подарками короля. Сладкий хмель обжег ей горло, зато согрел внутри и придал ей смелости. Она решилась взглянуть на человека, сидевшего рядом с ней, чье мрачное выражение лица, как ей показалось, вполне соответствовало холодному темному залу дворца.
Эмма знала, что он на несколько лет моложе ее брата, но выглядел он намного старше Ричарда. Длинные золотистые волосы, о которых ей рассказывал Эльфрик, были тронуты на висках сединой, а лицо короля было изборождено морщинами, рассекающими лоб и окружающими его рот и глаза. Изучая его внешность быстрыми взглядами исподтишка, она отметила для себя, что он не был счастливым человеком. Он выглядел как человек, измученный заботами, хотя то, что она узнала от отца Мартина об убийстве короля, за которое никто не был покаран, заставляло ее предположить, что не заботы, а чувство вины оставило морщины на его лице.
Его голову венчала массивная золотая корона, усыпанная драгоценными каменьями, сияющими в свете огней, и ей было его жаль. Это украшение, видимо, было очень тяжелым, и долго носить его — наверняка сущее наказание. Его белая рубаха, перехваченная ремнем на поясе, была сшита из тонкого льна, а рукава ее затканы нитями ярких цветов. Переливающаяся пурпурная накидка, подбитая золотистым шелком, была сколота на плече огромной золотой брошью, усеянной рубинами.
В целом король производил впечатление могущественного человека. Но даже если бы он был одет в грубую шерсть, все равно выглядел бы привлекательно. Несмотря на вес этой жуткой короны, он держал себя с благородным изяществом. Правда, глядя на него, она не могла определить, был ли он добрым и снисходительным, обладал ли чувством юмора и в состоянии ли он хладнокровно убить брата.
От этой последней мысли, промелькнувшей у нее в голове как раз в то мгновение, когда она подносила чашу к губам, руки Эммы задрожали так сильно, что она едва не пролила спиртное себе на платье. Она поставила чашу на стол, пытаясь успокоиться. Теперь она стала думать, о чем можно заговорить с королем, но у него был столь неприступный вид, что она не знала, с чего начать. История с гибелью короля Эдварда по-прежнему не давала ей покоя, грызла ее сознание, словно настырный червь. Эмма не могла этого забыть и, конечно же, не могла спросить короля прямо, является ли он братоубийцей и убийцей короля.
В свою очередь, он тоже не сказал ей ни слова, и она уже начала гадать, а знает ли он вообще, что она понимает его язык. «Нет, безусловно, — подумала она, — Эльфрик ему сказал, что я владею английским». Тем не менее все, что до сих пор они сказали друг другу, — это те латинские слова, которые их обязывала произнести церемония, ничего в них не меняя. Ей советовали ждать, когда король сам начнет с ней разговор, и она последовала этому совету. Но он продолжал хранить строгое молчание.
Решив, что больше ждать она не может, Эмма подыскивала подходящую тему для начала беседы, решив наконец спросить короля о его детях. По крайней мере, некоторые из них присутствовали на венчании и коронации: в боковом приделе собора она видела стайку роскошно одетых молодых людей в сопровождении тех, кого она сочла воспитателями и наставниками. Однако здесь она никого из них не увидела. Это ее в некоторой степени удивило, поскольку она ожидала, что хотя бы самые старшие его дети будут присутствовать на пиршестве.
— Милорд, — заговорила она, — я не вижу здесь ваших детей. Я надеялась сегодня всех их встретить. Им не позволено быть на пиру?
Большим куском хлеба король подбирал жир, стекающий с толстого ломтя жареной баранины, сосредоточенно предаваясь этому занятию так, словно бы она вообще ничего не сказала. Эмма уже начала отчаиваться получить от него ответ, как он, не отвлекаясь от своего блюда, спросил:
— Почему ваш брат прислал вас, а не вашу старшую сестру? Она не пожелала стать женой короля Англии?
Эмма обмерла, почувствовав угрозу, скрытую за его обманчиво беспечным тоном. «Итак, начинается», — подумала она. Уже сейчас она должна недоговаривать, сообщив ему достаточно правды, чтобы успокоить его подозрения, но так, чтобы он не догадался о намерении ее брата нарушить данные обещания.
— Мы с сестрой, — ответила она непринужденно, — делаем то, что нам прикажут, независимо от того, склонны мы к этому или нет. Мы не требуем объяснений, и я не спрашивала брата, почему он решил послать сюда меня.
В сущности, это было правдой. Она спрашивала об этом у своей матери, но не у Ричарда.
— Если попробовать угадать, то, думаю, он побоялся того, что моя сестра, чье здоровье довольно слабое, не справится с обязанностями, возлагаемыми на королеву.
Она подумала о том, какие обязанности она должна будет выполнить еще до наступления ночи, и отхлебнула из своей чаши.
— Тогда, пожалуй, — сказал король, — мне нужно было настоять на том, чтобы взять вашу сестру в жены. Тогда я не был бы обременен, как сейчас, супругой, потребовавшей титул королевы.
У Эммы, потрясенной его грубостью и явным недовольством брачным договором, который он заключил, перехватило дыхание, и она лишь молча смотрела на него. Но вскоре она ощутила тяжесть золотого венца на своей голове, равно как и вескость последних слов, сказанных ей братом: «Ты должна требовать от него уважения». Она решилась на ответ.
— Полагаю, что мой брат выдвинул бы это требование независимо от того, какую из сестер отправил бы к вам. А поскольку вы не настаивали на том, чтобы была послана моя старшая сестра, — сказала Эмма, скрывая свое огорчение улыбкой, — вместо жены, которая могла бы стать вам обузой, у вас есть королева, способная разделить с вами любые тяготы, если они будут ниспосланы вам судьбой. Думаю, такова моя доля.
Покончив с хлебом и подливой, король взял свой кубок, и Эмма подумала, сколько еще раз он его опустошит до конца этого вечера. Он по-прежнему не смотрел на нее, устремив взгляд поверх толпы собравшихся в зале гостей.
— Вы еще почти ребенок, — проворчал он. — Что вы вообще можете знать о тяготах…
Он замолчал, не закончив мысль, лицо его побелело. Она проследила за направлением его взгляда и увидела нескольких мужчин и женщину с ними, направляющихся к их столу по центральному проходу зала.
Этельред безотрывно смотрел на приближающийся призрак, на дух своего брата, шагающий к нему сквозь дымный сумрак зала. Его сердце, казалось, вот-вот разорвется у него в груди, а затем, к еще большему ужасу, он осознал, что это было не привидение. Это был живой человек из плоти и крови. Боже милостивый, это оживший Эдвард вернулся из могилы, чтобы вынести ему приговор! Безжалостный обвиняющий взгляд знакомого лица пронзал его, и, невзирая на его беззвучные протесты, зловещая фигура продолжала на него надвигаться.
Король с силой сжал в ладони свой кубок, а его сердце билось так тяжело, что сидящая рядом с ним девушка, должно быть, услышала это, так как он вдруг ощутил прикосновение ее пальцев на своей руке.
