Катарское сокровище - Дубинин Антон (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Смирил Себя,
Быв послушным даже до смерти,
И смерти крестной…
Знать бы еще, Господи, что такое — смерть. У кого Ты вырвал жало? У кого Ты отнял победу? От чего Ты нас избавляешь? О чем говоришь — не бойтесь?
Весь смысл жизни христианской сводится к упованию жизни вечной, философски думал Аймер. И еще думал, что франкские сержанты не так уж неуместны, как они казались в самом начале.
6. То, что забыл брат Гальярд
На редкость свободный день выдался отцу Гальярду. Необычайно свободный для четвертого дня инквизиционного процесса. После заупокойной мессы за кюре и похорон такового он несколько часов просидел в компании остальных братьев, перечитывая перебеленные Люсьеном протоколы. Все в них было ясно и понятно: в лесу под Мон-Марселем, в каком-то гроте среди местных непролазных лесов жил давно искомый Церковью Совершенный. Регулярно снабжаемый едой и весьма почитаемый местными жителями, один из последних оставшихся «столпов» ереси, недобитая змея из разоренного змеиного логова. В деревню Мон-Марсель, столь, казалось бы, незначительную, главного инквизитора Тулузена привели именно такие показания с нескольких прошлых процессов. Подследственные называли разные места Сабартеса, это мог быть Мон-Марсель, могла и любая другая деревушка, достаточно глухая, чтобы катарский клирик мог наслаждаться покоем… и почитанием местных еретиков. Брат Гальярд думал, что при особенной удаче это может оказаться ТОТ САМЫЙ — второй Совершенный, уцелевший после падения печально известной крепости Монсегюр. Говорят, выбраться из осажденной крепости удалось четверым: двоим катарским «священникам» и еще двум верным, их сопровождавшим. Трое из этих людей уже сидели по разным лангедокским тюрьмам и дружно показывали, что именно четвертый Совершенный хранит пресловутое «катарское сокровище»: нечто чрезвычайно ценное, спасенное от разграбления франками и от конфискации после взятия замка. Возможно, они лгали, в обычае катаров лгать в особо грозных обстоятельствах — лишь бы притвориться, что не знают местонахождения клада. Брат Гальярд того не знал доподлинно, монсегюрский процесс и несколько более мелких вел не он, а брат Франсуа Ферье из Нарбонна. Все, чем располагал Гальярд — это протоколами из нарбоннских и каркассонских архивов инквизиции, да ручательством епископа Раймона, что брат Ферье, его товарищ по монастырю — следователь чрезвычайно внимательный и дотошный.
Теперь бы брать еретика на месте, пока он не убрался из здешних мест, предупрежденный кем-нибудь из своих почтительных мон-марсельских прихожан; да вот не знал никто из инквизиторов тутошних лесов. Сабартесские горные леса — страшное дело: в них без знающего провожатого легче легкого свернуть шею. Прочесать их сплошь попросту невозможно, они полны глубоких оврагов, отвесных скал, ни с того ни с сего вырастающих на пути, троп, обрывающихся в расселину — и густейших, непроходимых колючих зарослей, защищающих лучше крепостной стены. Потому и прячутся в горах оставшиеся еретики, что в этих лесистых горах изумительно легко прятаться. Гротов, и тайных гротов в том числе, которых, не зная заранее, не заметишь с расстояния трех шагов, тут не счесть, и никому не придет в голову рисовать карту такой бесплодной и запутанной местности. Во времена альбигойской войны горы предоставляли оплот местным партизанам, невыводимым очагам сопротивления: в то время как по долине проходилось, чисто выметая местную аристократию, французское войско, в Монтань-Нуар да в Сабартесе цвела власть файдитов. А теперь, после ее окончания, туманные горы стали оплотом еще более невыводимой ереси, уже почти вовсе вытравленной с солнечных равнин…
Проводник нужен был, проводник. Один из местных жителей, лучше всего — настоящий кающийся: некто, посещавший Совершенного в его пещере. Искать надобный грот в тутошнем горном лесу брат Гальярд ни за что бы не взялся, не видя лучшего способа спугнуть еретика с насиженного места. Но где взять провожатого, если люди в страхе уже второй день отказываются приходить? Еще не явилось ни одного настоящего еретика с покаянием, кроме разве что той девушки, что дважды по глупой случайности посещала еретические собрания. И собрания, к разочарованию Гальярда, происходили вовсе не в лесу, а в доме Бермона ткача, которого по праздникам знаменитый Совершенный удостаивал посещения. Девушка кое-как описала еретика — но брат Гальярд мог бы применить это описание к любому из виденных им катарских «перфектов». Кто из них не худой, не в черном, не «с глазами, которые прямо-таки насквозь смотрят»?.. Единственное полезное знание — что еретик седой. Старик, или, по крайней мере, пожилой: восемнадцатилетняя девушка могла бы определить как «старика» и самого брата Гальярда в его сорок с лишним. Местонахождения грота она не знала, да и еретичкой-то не была: это бывший жених Раймон Кабанье, охмуряя ее и физически и духовно, захотел познакомить милую с Добрым Человеком и приобщить посредством сей яркой личности упрямицу к своей катарской вере. «Хотел меня, развратник, к постыдной любви склонить, — фыркала хорошенькая Брюна, углами глаз поблескивая в сторону Аймера. — У них, у еретиков, жениться считается стыдней, чем в блуде жить, вот ведь что выдумали… Долго мне Раймон про все это объяснял: мол, что детей рождать дурно, только мучить их адской жизнью на белом свете, а с женой спать — значит делать еще хуже, чем с матерью или сестрой, прости Господи! На самом-то деле я потом поняла: эти ихние «добрые люди» тут и ни при чем, просто Раймону одного только и было надо: под юбку ко мне залезть! Вы уж простите, отцы священники, что я при вас про такие нехорошие вещи говорю…» И снова быстрый взгляд на прекрасного Аймера, который, будучи человеком привычным к женскому вниманию, сидел и записывал с каменным лицом.
Что ж, показания не хуже многих других. Ничего особенно нового о ереси — и о еретике, к сожалению, тоже. С ними Совершенного в его гроте не отыщешь.
Все, что он пока мог предложить — это расставить франкских сержантов охранять выходы из деревни, но и такая полумера его не утешала: местному ли уроженцу при желании не найти тайной тропинки. Тут не пятнадцать франков надобно, а по меньшей мере тысяча, чтобы оцепить деревню сплошным кольцом. Да и Аймер разворчался, что все сержанты круглые сутки наблюдают за деревней, расхаживая по ней взад-вперед, а замок и инквизиторов — брата Гальярда на самом деле — никто не охраняет. В то время как убийца ходит на свободе, и может быть, как раз сейчас таится прямо тут, за дверью, ожидая, пока кто-нибудь отделится от компании…
— В чем-то он и прав, брат мой, — слегка нервно оглядываясь на дверь, сказал брат Франсуа. — Хотя бы пару человек с оружием надо при себе оставить. Второго Авиньонета не хотелось бы.
— Второго Авиньонета не будет, — мрачно пообещал Гальярд, откладывая протокол речи некоего Бонета Руж, обвинявшего в ереси в основном отказавших ему в благосклонности женщин. «Гильеметта Маурина, она же Пастушка, известная еретичка и гнушается плотской любовью. Она и мужу-то своему Пейре, говорят, ничего не дает…» — Второго Авиньонета не будет, потому что второго такого святого мужа, как Христов мученик Гильем Арнаут, среди нас, братие, не найдется.
— Тем более нам, грешным, меньше причин жизнью рисковать, — обоснованно возразил Франсуа, делая пометки на полях. Аймеровы слова о подстерегающем убийце так растравили его, что он то и дело, как бы невзначай, поглядывал в сторону двери. Гальярд не выдержал, шумно встал.
— Брат, что вы все озираетесь — неужели впрямь убийцу в гости ждете? — Чтобы утешить Франсуа, доминиканец с кривой улыбкой прошел к двери, резко открыл ее — и сам едва не вскрикнул от неожиданности: от самого порога отпрянул ужасно бледный рыцарь Арнаут.
Остальные повскакали, Аймер даже стул уронил. Шуты площадные, стыдясь их и своего испуга, подумал Гальярд; скоро ставни хлопнувшей будем бояться, от петушиного крика в обморок падать! Отец Гильем, всегда со дня своей смерти присутствовавший у него в голове, неодобрительно нахмурился. Гальярд с досады напустился на и без того смущенного хозяина дома:
