Паскуале Бруно - Дюма Александр (книги читать бесплатно без регистрации .txt) 📗
Али повиновался с покорностью, лучше всяких слов говорившей о его преданности. Паскуале разорвал полотенце, надергал из него ниток, соединил их, густо посыпал порохом, заложил этот самодельный фитиль в бочонок и замазал отверстие влажным порохом, укрепив таким образом фитиль; едва он закончил эти приготовления, как снизу донеслись удары топора: солдаты ломились в ворота крепости.
— Что, разве я плохой пророк? — спросил Бруно.
Он подкатил бочонок к порогу комнаты, откуда начиналась лестница, спускавшаяся во двор, затем вернулся и взял из очага горящую еловую ветвь.
— А, — протянул мальтиец, — начинаю понимать.
— Отец, — сказал Али, — они возвращаются со стороны горы, у них лестница.
Бруно подбежал к окну, из которого стрелял в первый раз, и увидел, что враги в самом деле несут лестницу, необходимую им для осады, и что, стыдясь своего поспешного отступления, идут на приступ не без лихости.
— Ружья заряжены? — спросил Бруно.
— Да, отец, — ответил Али, подавая ему карабин.
Не оборачиваясь, Паскуале взял ружье, протянутое ему юношей, и стал целиться еще более сосредоточенно, чем до сих пор; раздался выстрел, и один из двух солдат, несших лестницу, упал.
Убитого солдата тут же сменил другой; Бруно взял второе ружье — и этот солдат рухнул рядом с товарищем.
Двое других заменили убитых и были убиты в свою очередь; казалось, лестница обладала роковой особенностью ковчега Завета: стоило человеку прикоснуться к ней, как он падал мертвым. Осаждающие бросили лестницу и вторично отступили, ответив Бруно залпом, столь же бесполезным, как и предыдущие.
Между тем солдаты, осаждавшие крепость со стороны ворот, с удвоенной силой стучали топорами, а собаки ожесточенно лаяли и выли; удары становились все глуше, а собачьи голоса все яростнее. Наконец одна створка ворот поддалась и два-три человека проникли через это отверстие во двор; но по их отчаянным крикам товарищи поняли, что те имеют дело с врагами более страшными, чем это казалось вначале; стрелять же в собак было невозможно из опасения убить своих людей. Осаждающие вошли поочередно во двор; вскоре он наполнился солдатами, и тут началось нечто вроде циркового представления — борьба людей с четырьмя молосскими псами, неистово защищавшими узкую лестницу, ведущую на второй этаж. Внезапно дверь на верху этой лестницы отворилась, бочонок с порохом, приготовленный Бруно, покатился, подпрыгивая на ступеньках, и разорвался, как снаряд, среди сгрудившихся тел.
От этого чудовищного взрыва часть крепостной стены рухнула и все живое во дворе было уничтожено.
Среди осаждающих произошло замешательство; однако оба отряда успели соединиться и все еще представляли собой значительную силу — более трехсот боеспособных солдат. Жгучий стыд охватил их при виде того, что они не могут одолеть одного человека; командиры воспользовались настроением подчиненных, чтобы подбодрить их. По приказу офицеров осаждающие построились в колонну и строем двинулись по направлению к пробоине, образовавшейся в стене; развернувшись, они беспрепятственно вошли во двор и оказались прямо против лестницы. Солдаты снова остановились в нерешительности. Наконец несколько человек стали подниматься по ней, поощряемые криками товарищей; за ними последовали другие, и на лестнице стало так тесно, что, пожелай передние солдаты отступить, они не могли бы этого сделать; волей-неволей им пришлось налечь на дверь, но, против их ожидания, она сразу же отворилась. С громкими победными криками осаждавшие вбежали в первую комнату. В эту минуту дверь второй комнаты распахнулась, и солдаты увидели Бруно: он сидел на пороховой бочке, держа по пистолету в каждой руке; одновременно из той же двери выскочил мальтиец и крикнул с выражением, не оставлявшим сомнений в истинности его слов:
— Назад! Все назад! Крепость заминирована! Еще один шаг, и мы взлетим на воздух!..
Дверь захлопнулась словно по мановению волшебной палочки; победные крики сменились воплями ужаса; раздался топот множества ног по узкой лестнице; несколько солдат выскочили из окон; всем этим людям казалось, что почва колеблется у них под ногами. Спустя каких-нибудь пять минут Бруно снова оказался хозяином крепости; что до мальтийца, то он воспользовался случаем, чтобы убежать.
Не слыша более шума, Паскуале подошел к окну: осада крепости превратилась в блокаду, против всех входов были установлены сторожевые посты, солдаты укрылись за бочками и повозками. Очевидно, был принят какой-то новый план кампании.
— Кажется, они хотят взять нас измором, — сказал Бруно.
— У, собаки! — выругался Али.
— Не оскорбляй несчастных животных: они погибли, защищая меня, — с улыбкой заметил Бруно, — и не называй людей иначе как «люди».
— Отец! — воскликнул Али.
— Что случилось?
— Видишь?
— Нет.
— Вон там, светлая полоса…
— В самом деле, что бы это значило?.. До рассвета еще далеко. К тому же свет этот на севере, а не на востоке.
— Деревня горит, — сказал Али.
— Кровь Христова! Неужели это правда?
В эту минуту издали донеслись крики отчаяния… Бруно бросился к двери и оказался лицом к лицу с мальтийцем.
— Это вы, командор? — воскликнул он.
— Да, да, я… собственной персоной… Смотрите, не ошибитесь и не примите меня за кого-нибудь другого. Я ваш друг.
— Добро пожаловать. Что там происходит?
— Видите ли, отчаявшись захватить вас, начальство приказало поджечь деревню. Пожар потушат лишь тогда, когда крестьяне согласятся выступить против вас. Властям надоела вся эта канитель.
— Ну, а крестьяне?
— Отказываются.
— Да… да… я так и знал: они скорее дадут сгореть своим домам, чем тронут хоть волос на моей голове. Хорошо, командор, возвращайтесь к тем, кто вас послал, и скажите, чтобы они тушили пожар.
— Как так?
— Я сдаюсь.
— Ты сдаешься, отец? — воскликнул Али.
— Да… но я дал слово сдаться лишь одному человеку, и сдамся только ему. Пусть потушат пожар, как я сказал, и доставят сюда из Мессины этого человека.
— Но кто же он?
— Паоло Томмази, жандармский бригадир.
— У вас нет других пожеланий?
— Еще одно.
И он что-то тихо сказал мальтийцу.
— Надеюсь, ты не просишь сохранить мне жизнь? — спросил Али.
— Разве я не сказал, что после моей смерти мне потребуется от тебя еще одна услуга?
— Прости, отец, я позабыл.
— Ступайте, командор, и сделайте все, как я сказал. Если пожар будет потушен, я пойму, что мои условия приняты.
— Вы не сердитесь на меня, что я взялся за это поручение?
— Ведь я же говорил, что назначаю вас своим парламентером.
— Да, правда.
— Кстати, — спросил Паскуале, — сколько домов они успели поджечь?
— Горели два дома, когда я отправился к вам.
— Вот кошелек, в нем триста пятнадцать унций. Раздайте эти деньги погорельцам. До свидания.
— Прощайте.
Мальтиец вышел.
Бруно отбросил далеко от себя оба пистолета, вновь сел на пороховую бочку и погрузился в глубокую задумчивость. Юный араб вытянулся на шкуре леопарда и остался лежать в полной неподвижности с закрытыми глазами: можно было подумать, что он спит. Понемногу зарево от пожара побледнело — условия Бруно были приняты.
Прошло около часа; дверь комнаты отворилась, и на пороге остановился человек; видя, что ни Бруно, ни Али не обращают на него ни малейшего внимания, он несколько раз нарочито кашлянул: это был способ деликатно заявить о своем присутствии, который, как он видел, с успехом применялся на подмостках мессинского театра. Бруно поднял голову.
— А, это вы, бригадир? — проговорил он, улыбаясь. — Одно удовольствие посылать за вами: ждать вас не приходится.
— Да… они встретили меня в четверти мили отсюда на пути к вам. Мой отряд перебросили сюда… и мне передали вашу просьбу.
— Да, мне хотелось доказать вам, что я человек слова.
— Черт возьми, я и так это знал.
— Я обещал дать вам заработать те пресловутые три тысячи дукатов, и мне захотелось выполнить свое обещание.