Я подарю тебе землю (ЛП) - Йоренс Чуфо (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Рамон, успевший понять, что не стоит понапрасну обижать вспыльчивого карлика, сменил тон.
— Надеюсь, ты понимаешь — довольно странно, когда в покои высокого гостя в столь поздний час без приглашения является слуга?
— Мне тоже совсем не хотелось этого делать, ведь моей спине грозит кнут палача, если не что похуже, волей-неволей приходится соблюдать осторожность. Но вам-то бояться нечего. Разумеется, если вы мне не верите, ничто не мешает вам позвать стражу.
— Докажи мне, что тебе можно верить.
— Ну что ж, сеньор, тогда я расскажу вам то, о чем можете знать лишь вы двое, а раз я это тоже знаю, выходит об этом мне сообщила графиня. Так вы убедитесь, что я и в самом деле ее доверенное лицо.
Выдержав паузу, чтобы заставить собеседника еще больше напрячься, Дельфин продолжил:
— Сегодня вечером вам передали письмо, и в нем она обращается к вам, рискуя быть отвергнутой и попасть в глупое положение. Так знайте, вы любимы самым возвышенным созданием на земле, о чем я собирался вам сообщить. Прежде чем продолжить, я хотел бы кое-что объяснить. Графиня, которой я служу верой и правдой, несмотря на мой малый рост, совершенно несчастна. Она никогда не знала любви и выходила замуж в интересах графства. Она произвела на свет детей и, хотя и любит их, готова бросить все, лишь бы только быть с вами.
При этих словах кровь отхлынула от лица графа. А карлик между тем продолжал:
— Если вы согласны, я, следуя указаниям моей сеньоры, провожу вас к ней; если же нет — то просто уйду и передам ей ваш ответ. Но знайте, если вы обманете ее, если посмеете посмеяться над ней и причинить ей боль — считайте меня своим врагом.
Рамон уже собирался ответить на эту дерзость, но тут его посетила чудесная мысль. Ведь если карлику известно содержание письма — значит, он действительно посланник графини, а Рамон — счастливейший из смертных.
— Я тебе верю. Едва я увидел ее этим утром, как тут же почувствовал между нами неразрывную связь. Скажи, что я должен делать?
— Я тоже вам верю, а потому признаюсь, что знал об этой встрече задолго до нашего знакомства.
Граф устремил на него пристальный взгляд, и карлик поспешил добавить:
— Слишком долго рассказывать, а у нас мало времени, нужно много успеть до исхода ночи.
Карлик подошел к стене, нащупал ловкими пальцами потайной рычаг, скрывающийся под видом листочка аканта в настенной резьбе, и деревянная панель отъехала, открыв глубокий темный лаз. Карлик, взяв со стола подсвечник, указал на проход графу:
— Следуйте за мной, сеньор!
10
Барселона, май 1052 года
С незапамятных времён евреи каталонских графств жили обособленно от христиан — по многим причинам. Одной из них было отношение церкви, считающей, что все, нарушающее чистоту истинной веры, внушает опасения. Во многом этому способствовали и сплетни, ходившие в народе, привыкшем обвинять евреев во всех грехах: от пропажи козлёнка, якобы принесенного в жертву, до всевозможных несчастий — таких как эпидемия чумы, нашествие саранчи или стихийное бедствие. С другой стороны, даже графский дом не брезговал пользоваться услугами евреев-менял, сборщиков налогов или лекарей. Граф взамен защищал их, а потому ему тоже было выгоднее, чтобы все евреи жили в одном квартале, где за ними удобнее присматривать.
Существовали и другие причины неприязни к евреям: они предпочитали жить обособленно, исповедовали другую религию, их обычаи резко отличались, а еще они распяли Христа. Неудивительно, что и евреи сторонились христиан. А кроме того, они не хотели осквернять свои традиции общением с теми, кого они считали неверными — если, конечно, этого не требовали дела.
Обитатели еврейских кварталов жили замкнуто: браки заключали только между собой по особым обрядам, ходили в собственные синагоги и вкушали особую пищу, приготовленную в соответствии с правилами кашрута. Все это способствовало укреплению братских уз между ними и делало невозможным проникновение чужаков в этот замкнутый мир. Еврейские кварталы во всей Каталонии назывались Каль. В Барселоне еврейский квартал располагался возле ворот Кастельнау и, разумеется, также назывался Каль.
На следующее утро, в пятницу, Марти Барбани в сопровождении падре Льобета отправился к воротам квартала Каль, где в этот час кипела жизнь. Нужный им дом оказался добротным каменным зданием, построенным на манер особняков христианской знати.
Он состоял из двух пристроек разной высоты. В главное здание вела резная арочная дверь, а на втором этаже было две группы по четыре окна со стеклянными витражами, они повторялись и на третьем этаже, а выше находилась мансарда всего с тремя окнами. Крыша была из арабской черепицы. Пристройка справа несомненно предназначалась для слуг. Дверь вела во внутренний двор, где и находились помещения для прислуги. Окна наверху были поменьше, а над ними восемь балок поддерживали крышу из той же арабской черепицы. Каменные выступы предохраняли ворота от случайного наезда колеса, которое могло бы повредить фундамент.
Марти и рослый священник подошли к двери и, позвонив в колокольчик, стали ждать, пока им откроют.
— Что это? — спросил молодой человек, указывая на плотно закрытый футляр на дверном косяке, у самой притолоки, внутри которого определённо что-то скрывалось.
— Особый футляр, внутри лежит мезуза [8].
Марти с интересом рассматривал мезузу, когда в двери приоткрылось небольшое окошко и через железную решетку на них подозрительно уставился слуга.
— Кто вы такие и что вам надо?
— Это дом Баруха Бенвениста? — спросил падре Льобет.
— Может быть, и да, а может, и нет. В зависимости от обстоятельств.
— Каких еще обстоятельств?
— От того, кто его спрашивает и зачем.
Священник прекрасно знал о мерах предосторожности, принимаемых евреями Каля, прежде чем впустить в дом посторонних. Тем не менее, невежливость слуги удивила Марти, ведь у себя в деревне он не привык к подобному обращению.
Архидьякон, заметив его удивление, тут же откликнулся:
— Подобная манера обращаться с гостями не делает чести добропорядочному еврейскому дому.
— Я всего лишь выполняю приказ: времена сейчас неспокойные. Вчера меня самого чуть не зарезали грабители у самых дверей дома. Я всего лишь выполняю приказ хозяина.
— Хорошо, тогда мы подождём здесь, а вы доложите хозяину, что пришёл дон Эудальд Льобет вместе с сыном его давнего клиента.
— Извольте подождать здесь.
Прежде чем закрыть дверное окошко, слуга решил все же проявить уважение к посетителям, рассудив, что если к хозяину пришел человек в сопровождении священника, он занимает достаточно высокое положение, а подобная нелюбезность может плохо закончиться. Ждать пришлось недолго — вскоре послышался скрежет отпираемых замков, отодвигаемых засовов и лязг дверной цепочки, после чего дверь наконец открылась и на пороге возник слуга, теперь настроенный куда дружелюбнее.
— Хозяин велел проводить вас в его кабинет.
Заперев за гостями дверь, слуга повел их по длинному коридору в кабинет менялы, всю дорогу извиняясь за свое поведение.
— Надеюсь, вы понимаете, что в наши времена предосторожность не может быть лишней.
— Не стоит извиняться, — ответил архидьякон. — Мы прекрасно вас понимаем. Поверьте, мой юный друг был бы рад иметь столь добросовестного и бдительного слугу.
Падре Льобет умел нравиться слугам, и Марти понял, что лучший способ открыть любые двери — не считать зазорным быть вежливым с прислугой.
Комната, куда их привели, оказалась просторной и обставленной с изысканным вкусом. Перед стеллажами, заваленными свитками пергамента и текстами из Талмуда, располагался дубовый пюпитр, где лежала Тора в роскошном кожаном переплете с серебром. По другую сторону большого письменного стола стояла менора [9]. В глубине комнаты, позади кресла менялы, обитого тонкой кордовской кожей — несомненно, доставленное из Аль-Андалуса, — располагалось открытое трехстворчатое окно и открывался вид на сад с фруктовыми деревьями и каменным колодцем. Слуга удалился, оставив их дожидаться прихода хозяина.